Счастливый доллар - Екатерина Лесина

– Чего ты от Вареньки хотел? Денег?

Знает? Чего она рассказала? Не про убийство точно, тогда Сергей иначе бы разговаривал. А вот про шантаж могла… соображай, Семен. Соври чего-нибудь. Или скажи правду. Ну почти правду.

– Денег. Компенсации.

Семен расстегнул куртку, вытащил рубашку из брюк. Повернулся боком, демонстрируя повязку.

– Ее работа.

– Даже так? – А удивленным Сергей не выглядит, скорее довольным. – И за что она тебя?

– Да как-то не сказала. Подошла и пальнула, прежде чем спросить успел. Хорошо, добивать не стала.

А и вправду хорошо. Повезло. Сначала выжить, потом добраться до машины. Потом Агнешку встретить. Везучий ты человек, Семен Семенов. Только не слишком радуйся, потому как на одной удаче в этом деле не выедешь. Помощь нужна. И Сергей – друг ли он? – вполне себе помощник.

Правда пока молчит, ждет продолжения рассказа.

– Потом сама же позвонила, наверное, когда поняла, что я живой. И потребовала бумаги, которые мне Олег давал, когда на дело подписывал.

– И что в бумагах?

Закономерный вопрос. Семен сам хотел бы знать, что такого в бумагах. Пустышка.

– Ничего. В этих ничего. Но есть другие. Я их сам нашел. У любовницы. У Олега была любовница, но ты ведь знаешь…

Дернулся. Неужели не знает? Или знает, но не одобряет. А может, никакой не друг он, Сергей-который-из-охраны? Может, Варенька успела его обработать и именно потому покойный Олег предпочел человека со стороны нанять?

– Мы… Я у нее дома побывал. Девчонка пропала, зато нашлось кое-что интересное.

Правда, друг ты или нет, но это «интересное» вряд ли придется тебе по вкусу. И Сергей, качнувшись – туман плеснулся в стороны, чтобы сомкнуться за спиной человека, – оказался рядом. Рука его легла на плечо, а вторая кулаком ткнулась в рану.

– Олег где?

– Н-не знаю…

Упасть не позволили. Дернули за шиворот, толкнули на лавку и, пнув уже в колено, повторили вопрос:

– Где?

В озере. На дне. Но говорить нельзя – не поверит, что Семен ни при чем. Главное, не заорать… Агнешка.

– Где?

Еще тычок. В рану. Пятно крови расползается. Больно. Отпусти, скотина. Не знаю ничего. Не могу сказать. Если зубы разжать, заору. А нельзя.

– Где?

Где-где-где… не вопрос – колеса выбивают ритм по шпалам, режут на куски, кровью смазывая рельсы. Кричать нельзя. Агнешка испугается.

Наверное, сейчас Семен сдохнет.

Или вырубится. Дальше терпеть сил нету.

А этот спрашивает и спрашивает. И бьет. Рвет на куски. Хищный. А ведь почти повезло, почти…

– Извини, – вдруг говорит мучитель, присаживаясь рядом. Очки поправляет. Очки блестят, а вот лицо и руки по-прежнему в тумане. Кровью пахнет. Землей. И трава во рту кислая. Вырвало? Когда? Семен не помнил. Он лежал, прижимаясь к грязной траве, как к подушке, дышал сквозь стиснутые зубы, сплавляя легкие и воздух. Внутри что-то булькало.

– Извини, – повторил Сергей. – Я должен был проверить. Слишком странно все. Давай, поднимайся.

Жесткая рука нырнула под живот, и прикосновение ее, уже не враждебное, было болезненно. Семен застонал.

– Крепко, да? Сейчас сядем. Подлечим. На вот, выпей.

Фляжка к губам. Вкус не чувствуется, только внутри полыхнуло жаром, немного отгоняя боль.

– Может, к доктору? Я знаю одного, вопросов задавать не станет.

Сидит рядом, поддерживая, точно лучший друг. В голосе искренняя забота. Верить нельзя. И ехать нельзя – там, куда увезет, продолжит. Станет резать на кусочки, задавая треклятый вопрос, пока Семен не сломается.

– Я не знаю.

– Верю. Уже верю. Не знаешь. Пей. Давай, давай, тебе самое то. И к врачу все-таки надо. Кровит крепко. Или погоди, я сам?

Из двух зол от обоих бежать надобно, только ноги подкашиваются, и в глотке огонь. А в животе дыра, через которую жизнь по капельке вытекает. Агнешка точно расстроится. Она лечила-лечила и без толку. Этот, рядом, исчез, оставив фляжку. Надолго? Нет. Появился. Сел. Встал. Заставил снять рубашку. Вспорол бинты. Кинул на землю. Плеснул прямо в рану из темной бутылочки.

– Тихо, потерпи. Сейчас пройдет.

Семен и так терпел. Какая разница, больше или нет.

– Так, значит, она стреляла? – Сергей орудовал почти профессионально. – Ну да… Варенька-Варенька… я думаю, что она Олега и грохнула.

Точно. Больше некому. Она была у дома. Ждала. Выслеживала. А потом пиф-паф – и конец. Точнее, не конец – есть отсрочка, – но почти.

– И тебя зачистки ради. А когда поняла, что промахнулась, решила мне подсунуть. Думала, что я такой идиот, сразу в оборот возьму…

И угадала. Взял ведь. Еще немного, и добился бы ответа на свой треклятый вопросец. Если бы узнал, где труп, в жизни не поверил бы в невиновность Семена.

– Наводку на квартиру дала. А там телефончик, так кстати оброненный… – продолжал бормотать Сергей, затягивая повязку. – И звонок твой. Она везучая тварь, наша Варенька. Словно черт ворожит ей. Ладно, ты как? Говорить можешь?

Семен кивнул. И вправду постепенно становилось легче. Главное, он выдержал. Хватило силенок, а значит, и с остальным справится.

– Тогда рассказывай. Только подробненько.

И Семен рассказал. Подробненько. А потом сунул бумажку с номером камеры хранения – Агнешкина придумка, на которую он согласился, а теперь пожалел – глупо выглядело, по-киношному. Но Сергей к бумажке отнесся спокойно, сунул в карман и, поднявшись, сказал:

– Перезвоню. Ты особо не высовывайся. А то добьет еще.

День. И ночь. И снова день. Тянутся. А никто не идет. Марина не спит. Страшно пропустить: а вдруг, стоит закрыть глаза, и она пропустит визит? Тот, кто запер ее, должен вернуться. Он же не хочет Марининой смерти?

– Не хочет! – повторила она, упираясь лбом во влажную стену.

Воняло. И от ямы, и от нее. Кожа бугристая и скользкая. Холодная. Потому что холодно. Потому что Марине никогда отсюда не выбраться.

И свадьбы тоже не будет.

Никогда.

Голова болит. И горло. И локти с коленями, хотя Марина их не обдирала. И еще поясница. Во рту сушит, а сока в пакете не осталось. Ничего не осталось, кроме отсыревшего пледа и корзинки. Плетеная. В руках девочки. И розовых лепестков до края, чтобы взлетали над головой невесты, крутились в воздухе, разливая волшебный аромат.

Не спать. Не умирать. Еще немного.

Монета. Доллар, который Бонни и Клайда, который Олежка носил с собой в кармане пиджака. Который не давал потрогать, лишь говорил о судьбе и еще о том, что ошибка исключена. Олега убили. Кто? Тот, кто ее здесь запер.

Он же сказал, что в бумажнике было пусто. Откуда знал? Только если сам убил. Надо выбираться, этого обмануть не выйдет. Но как тогда? Никак. Не карабкаться же вверх? Тут стены гладкие, не зацепишься, а у Марины сил не осталось.

И с каждым днем все меньше. Еще чуть-чуть, и вправду умрет. Совсем без борьбы умрет. Нельзя. Хотя бы попробовать.

Попробовала. Подпрыгнула – как же заныли ноги! – и ударилась о стену. Заплакала. Пошла кругом по темнице, ощупывая бугристый бетон. Щель. И еще. Крохотные трещины, зато сверху виноградная плеть свисает. Какая же тоненькая… совсем как ниточка Марининой жизни.

Шанс. Хоть какой-то. Приникнуть к стене. Прилипнуть. Обнять, как будто она, бетонная, и есть суженый. Туфли мешают. Снять. И снова. Больно. Ничего, потерпеть. Удалось подняться на полметра, потом Марина потеряла опору и упала на спину.

Заплакала.

А к вечеру, когда Марина совсем уж приготовилась умереть, появился он.

– Эй. – Вниз змеей упала толстая веревка. – Ты как там?

Марина всхлипнула.

– Живая?

Ногти содраны. Спина болит жутко и затылок расшиблен. Кровь свернулась, склеила волосы колтуном.

– Эй, отзовись! – похититель явно забеспокоился.

– Я… – Марина всхлипнула и, встав на четвереньки, поползла к веревке. – Я… я пить хочу.

Но привычной корзинки не было. Вместо нее моталась широкая лента пояса, из тех, что надевают высотники.

– Надевай. И застегни хорошо, – велел похититель. – И пошевеливайся.

Вытащит? Он ее вытащит? Вот просто так? Или чтобы убить? Нет, ему достаточно было не прийти сегодня и завтра, тогда Марина сама бы умерла. Он не будет убивать. Он спасает.

Потому, что она Бонни.

У Клайда ведь должна быть Бонни.

Пояс оказался велик, а подтягивать долго не получалось. Пальцы не слушались, не гнулись и вообще жутко ныли. Марина боялась, что ее спаситель передумает, спешила, а все равно выходило медленно. Но все-таки вышло.

– Я готова.

Он не ответил. Только веревка натянулась, вверху заскрипело, и Марина поползла ввысь, в черное окно неба.

Она боялась упасть, как боялась недавно остаться внизу. Она боялась увидеть его лицо и сорваться в истерику. Она боялась оказаться в новой тюрьме – как знать, вдруг та хуже старой? Или вообще в могиле. Она… она едва не упала, потому что выяснилось – ноги не держат. Но поддержали, отвели от края ямы – просто яма, со стороны и не заметишь – усадили. Расстегнули сбрую.

– Устала? – ласково спросил похититель, проводя тыльной стороной ладони по щеке. – Не бойся. Теперь все будет иначе.