Счастливый доллар - Екатерина Лесина

Совсем тихо. И взгляд отвести. Опустить, словно бы на руки. А руки в кулачки сжать, как будто в них монетка. Аверс-реверс. Кувырок.

– Некоторое время после свадьбы мы жили дружно. Я осваивалась, он занимался делами. А потом… женщин, как и кошек, любопытство губит. Мне стали интересны его дела. Я хотела помочь. А Олег вдруг взбесился. Ударил.

И это тоже правда. На руку скор был твой разлюбезный хозяин.

– Вот, – Варенька закатала длинный рукав, выставляя лиловые метки синяков. – Это в последний раз.

– Ты изменяла.

– Нет. То есть да, я изменяла. Но бил он меня не из-за измен. Ему вообще, если хочешь знать, плевать было, с кем я сплю. Еще не понял? Я маскировка. Прикрытие. Послушная девочка, пойманная на крючок благородства. И вишу на этом крючке, ручками-ножками дергая. Улыбаюсь по команде. А что изменяю, так и лучше, с кем-нибудь полезным могу переспать…

Все еще не верит. Ладно. Слезы убрать. И дрожь из голоса тоже. Смотреть прямо и говорить четко.

– Он был чудовищем. Это как в сказке, только наоборот. Чем больше целуешь, тем страшнее чудище. Знаешь, откуда у него деньги? Награбил. Я в прямом смысле. Он и братья его. Веселая когда-то была банда. Старший – Илья. Но он умер. Давно. Схватил пулю и с концами. Второй, Антоном звать, – наркоман и садист. Я когда в первый раз сбежать попыталась, Олег поймал и отдал братику. Нет, со мной ничего-то и не делали, только посмотреть дали, как…

Пауза. Вдох. Воспоминание тугим комком рвоты запечатывает горло. И дышать приходится раззявленным ртом, как рыбина, которая дохнет-дохнет в миске на столе, да не издохнет никак.

– Веру резал. Родную сестричку. Та еще наркоманка. Она совсем с ума сошла и… решили устранить, а заодно меня напугать. Напугали.

…белое тело на белом холсте. Руки-ноги. Крест. Волосы разметались. Во рту тряпка. Запах растворителя и красок. Антошка склонился над телом, разрисовывая. И сам измарался. Синие, желтые, зеленые пятна, расползаясь по коже, скрывали синяки.

Вера мычала и хлопала глазами.

– Что ж ты, дурочка, сделала? – тот-кого-нельзя-ослушаться сидел в изголовье. Он гладил волосы, иногда наклонялся, целуя в макушку. – Сдать нас решила? Зачем? Славы захотелось?

Антошка кивнул и, зажав кисточку в зубах, провел по белому Веркиному животу. Потом перехватил нож и резанул.

Красное на синем. Вера дергается, пытаясь высвободить руки. Не выйдет…

– Смотри, Варенька. Хорошенько смотри. Вот что бывает с непослушными девочками.

И Варенька смотрит, не в силах отвести взгляд.

Потом она помогает убирать, а освободившись, купается в спирту. И пьяный Олег хохочет, поливая ее из бутылки.

Если не получится задуманное, то Вареньку тоже ждет стол и безумные рисунки Антошки.

– Больше я не смела дергаться. Я знала, что не отпустят живой, но…

– Ты сказала, что изменяла, потому как хотела развестись.

Думаешь, поймал? Черта с два! Самый умный, да? Все вы кругом умные, одна Варенька дурочку играет.

– Говорила. И хотела. Сначала, когда еще всего не знала, когда только бил и… тогда надеялась, что будет мерзко с рогами и отпустит. Смеялся. Потом уже ясно, что не отпустит, и я по привычке. И еще потому, что рядом с ним мертвой себе казалась. А с другими оживала. Игра такая.

По его лицу не понять, о чем думает. И злость накрывает с головой. Что, самый правильный? Честный? И шел по жизни, честь свою неся, как знамя? И теперь проще закрыть глаза на очевидное, чем признаться себе, что тот, кому служил, – садист и урод.

– Я представляла, что у меня нет мужа. Свободна. Независима. Счастлива. Мелкие женские глупости, без которых сходишь с ума.

– Я тебе не верю.

Перегнувшись через Вареньку, Сергей открыл дверь.

– Уходи.

– Уйду. Только ты сначала запиши адресок. Подъедь, посмотри… лучше, если покупателем представишься. Антошка, он ведь мнит себя художником. Гений непризнанный. Скажи, что слышал о «Темном цикле». Он и покажет. А дальше решай, веришь или нет. И… и если вдруг поверишь, хотя бы самую малость, позвони. А лучше приезжай. Я боюсь.

Здесь Варенька не соврала.

Когда машина Сергея скрылась за поворотом – а тачку мог бы выбрать и посолиднее, – Варенька поправила одежду и неторопливо зашагала следом. Прохожие оборачивались на нее, такую яркую и не по-уличному одетую. Кто-то попытался познакомиться, кто-то спросил, все ли в порядке, но Варенька отмахнулась от всех.

Ей было страшно. Впервые, пожалуй, за всю жизнь.

И когда в кармане заиграл мобильник – новый мобильник, только вчера купленный, – она вздрогнула. Номер незнакомый. Значит, он. Тот-кого-нельзя-ослушаться.

– Алло, – прошептала Варенька, прижимая трубку к губам. – Это я. Я слушаю.

– Маринка умерла.

Марина провалилась в сон, как в яму. И на яму же он был похож изнутри. Черный колодец с пятнышком синевы где-то очень-очень высоко. Прыгни – не допрыгнешь. Ползи. И Марина ползла, вгоняя пальцы, словно альпенштоки, в сырую землю. А когда выдергивала, дыры начинали сочиться красным.

– Помогите! – кричала Марина, но колодец прятал слова, топил на дне, как новорожденных котят. И желал утопить Марину.

А небо все еще далеко.

На дне уже темная лужа. Набралась из ран, которыми Марина наградила стены.

А на голове белая фата в три яруса. Тяжелая. Тянет к земле, как будто кто-то, сидящий внизу, держит за тюль.

И снять бы. Повыдергивать шпильки, пусть летит, падает, накрывает предательскую красноту иллюзией невинности, да рука не дотягивается.

Вверх-вверх-вверх. Когда остается совсем немного, на колодец ложится тень. Она протягивает Марине руку, предлагая помощь. И когда Марина решается – тень хорошая, тень разговаривала с Мариной, – тень говорит:

– Доллар верни.

На этом месте Марина проснулась. Она не вскочила с криком, как обычно случалось после кошмаров. И даже глаз открывать не стала, хотя узкая полоса света, перечеркнувшая лицо, требовала пробуждения. Марина съежилась, закручиваясь в плед, и отвернулась к стене.

Что он хочет? Какой доллар?

Олегов. Та монета, которую он вечно вертел в руках. Из-за нее и познакомились. Он в кафе полез в бумажник, а монета случайно выпала, скатилась со стола и нырнула под соседний. Прямо к Марининой туфле.

– Ваше? – спросила она, возвращая монету. – Какая интересная. Это доллар?

– Да. Доллар. Моргановский.

Олег говорил медленно и смотрел в глаза. И она, вдруг смутившись – а прежде такого не случалось, – взгляд отвела. Зарделась.

Тот день стал счастливым. Олег почти сразу сказал, что Марина – его судьба, что доллар ошибаться не может и вообще…

Вообще иногда казалось, будто он свихнулся на треклятой монете. А выходит, что не он один.

Маринин мучитель появился под вечер. Спустил очередную корзину с едой и двумя пачками сока. А еще свитер и дождевик.

– Погода испортится? – спросила Марина, чтобы завязать разговор. – Спасибо, что ты обо мне заботишься, но будет лучше, если отпустишь. Я понимаю, что ты не хочешь мне зла. Что ты просто ищешь свою вещь…

Человек вновь сел на краю, свесив ноги в колодец. Вот бы подпрыгнуть, вцепиться и сдернуть психа. А потом накрыть его пледиком и сверху сесть, прижимая глотку коленом. И сидеть, пока он, урод, не перестанет дергаться.

– И я очень ценю твою заботу.

А можно дождевик на лицо накинуть и затянуть, как в кино показывают, чтобы пластик прилип второй кожей.

– Но мне здесь очень плохо. Холодно. И грязно. Я скоро заболею. Видишь, уже кашляю. И горло дерет. Ты же не хочешь, чтобы я заболела?

– Мне все равно.

Кто бы сомневался.

– И я поняла, о каком долларе ты спрашиваешь. О том, который Олег все время носил при себе. В бумажнике. Так?

– Да.

– Я просто сначала понять не могла. А теперь вот поняла. Такая крупная серебряная монета. С одной стороны орел на ней, а с другой – голова женщины. И еще звездочки. И цифры. Это он?

– Да, – повторил похититель, добавив: – Верни.

– Как я его верну? Он у Олега. Олег всегда носил с собой. Он мне только посмотреть и позволял, а чтобы потрогать, так нет. Я вот всегда думала, что в этой монете особенного. Ты не знаешь?

– Знаю.

Спокойно. Он урод и псих. И пусть каждое слово приходится вытягивать клещами, но чем больше Марина говорит, тем крепче между ними связь.

– Расскажи. Пожалуйста. Тебе ведь не сложно, а мне интересно.

Молчание. Уйдет? Останется? Станет разговаривать или снова зациклится на одной фразе?

– Это… это счастливая монета. Она удачу приносит. Не всем. Тем, кто не боится рисковать. И убивать. Я не боюсь. Я как они. Остальные – расчетливы. А я – как они.

– Как кто?

Он еще больший шизик, чем ей казалось. Ничего, Мариночка справится. Мариночка выберется отсюда и… и выйдет, наконец, замуж. За кого-нибудь! Чтобы свадьба, платье и фата.

И рука, вцепившаяся в тюль.

Нет, прочь кошмары. Никаких рук. Никакой фаты. Будет шляпка. Шляпка – тоже красиво.

– Как Бонни и Клайд.