Седьмая девственница - Виктория Холт

Я почувствовала беспокойство. События должны были развиваться совсем не так.

Прошло еще несколько дней, и я уже знала, что подозрения меня не обманули.

Окончательно в своей правоте я убедилась после одного разговора. Нельзя сказать, что он сделал мне предложение. Дэвид был не такой человек, чтобы делать предложение, пока у него нет возможности содержать жену. А тогда у него такой возможности не было: простой викарий, да еще со старой матерью на руках. Но если бы — а так все думали, и поэтому он тоже, — ему дали приход в Сент-Ларнстоне, то это было бы совсем другое дело.

Мы сидели с ним вдвоем у камина, а Меллиора находилась у постели отца.

Он сказал мне:

— Для вас ведь это как родной дом, мисс Карли?

Я подтвердила.

— Я слышал, как вы здесь оказались.

Я знала, что так и будет. Как тема для сплетен, это было уже не интересно; другое дело, когда появляется новичок, который еще не слышал эту историю.

— Я восхищаюсь вами за то, что вы сделали, — продолжал он. — По-моему, вы просто… просто замечательная. Я полагаю, что вы рассчитываете и дальше жить в этом доме.

— Не уверена, — ответила я.

Его слова заставили меня задуматься, на что же, собственно, я рассчитываю. Жить вечно в доме священника не было моей мечтой. Тот вечер, когда я поднималась по широкой лестнице навстречу леди Сент-Ларнстон в платье из красного бархата и маске, больше походил на осуществление мечты, чем жизнь в доме священника.

— Конечно, у вас нет уверенности. В жизни есть вещи, которые требуют времени для обдумывания. Я и сам сейчас думаю о своей жизни. Видите ли, мисс Карли, человек в моем нынешнем положении не может позволить себе жениться, но если бы положение изменилось…

Он замолчал, а я подумала: он просит меня выйти за него замуж, когда умрет его преподобие, а он займет его место. Ему было стыдно, что он думает о будущем, которое зависит от смерти другого человека.

— Я полагаю, — продолжал он, — что вы были бы прекрасной женой священника, мисс Карли.

Я засмеялась.

— Я? Вряд ли.

— Почему же?

— Да у меня все не так. Начать хотя бы с происхождения.

Он щелкнул пальцами.

— Вы есть вы. А остальное несущественно.

— Ну, потом мой характер…

— А чем он плох?

— Не могу похвастать, что я слишком серьезна и благочестива.

— Дорогая мисс Карли, вы себя недооцениваете.

— Вы меня плохо знаете. — Я снова засмеялась. Когда это я себя недооценивала? Разве я не чувствовала в себе силу, которая приведет меня туда, куда я захочу? Я была по-своему так же высокомерна, как леди Сент-Ларнстон. Вот уж действительно, подумала я, любовь слепа, я все яснее понимала, что Дэвид Киллигрю в меня влюбился.

— Я уверен, — продолжал он, — что вам удастся все, за что бы вы ни взялись. Кроме того…

Он не закончил, потому что в этот момент вышла Меллиора; ее осунувшееся лицо было озабочено.

— По-моему, ему хуже, — сказала она.

Его преподобие Чарльз Мартин умер на пасху, когда церковь была украшена нарциссами. В доме был траур, и Меллиора была безутешна: хотя мы давно знали, что никакой надежды нет, все же смерть была сильным ударом. Меллиора весь день сидела в своей комнате и никого не хотела видеть; потом она послала за мной. Я сидела с ней, а она говорила о нем, какой он был хороший и как плохо и одиноко она чувствует себя без него. Она вспоминала его доброту, любовь и заботу. Потом тихонько плакала, и я с ней плакала, потому что я тоже его любила, и мне больно было видеть горе Меллиоры.

Пришел день похорон; казалось, весь дом наполнился колокольным звоном. Меллиора была очень красива в черном и с черной вуалью; мне с моей смуглой кожей черное шло меньше, а платье, которое я надела под черную накидку, было мне велико.

Мерно выступали кони, покачивая черными плюмажами; молча шли люди за гробом; потом была торжественная заупокойная служба, а потом мы стояли у могилы, на том самом месте, где Меллиора когда-то рассказала мне, что у нее была сестра по имени Керенса; и все было так мрачно и печально.

Но еще хуже стало, когда мы вернулись в дом, который казался пустым, потому что не было в нем того доброго спокойного человека, которого мы так редко видели.

К нам пришли принимавшие участие в похоронах, в том числе леди Сент-Ларнстон и Джастин; в их присутствии наша гостиная, где предлагали сандвичи с ветчиной и вино, казалась маленькой и простенькой, — хотя когда я попала туда в первый раз, она показалась мне великолепной. Джастин почти все время был с Меллиорой. Он был нежен и почтителен и искренне ей сочувствовал в ее горе. Дэвид не отходил от меня. Я считала, что вскорости он наверняка попросит меня стать его женой; и я не знала, что ему сказать, — я же знала, что все ждут, что он непременно женится на Меллиоре. Пока присутствующие угощались сандвичами и пили вино, подавать которое пригласили Белтера, я мысленно представляла себя на месте хозяйки дома, которая отдает распоряжения миссис Йoy и Белтеру. Прямо скажем, совсем непохоже на девчонку, которая пришла наниматься на ярмарку в Трелинкете. Высоко я поднялась. Но в деревне никогда не забыли бы о моем прошлом. «Жена священника — да ведь она же из деревенских». Мне станут завидовать, и я останусь чужой. Но стоит ли обращать на это внимание?

И все же… У меня ведь была мечта, которая должна была воплотиться по-другому. Я не чувствовала к Дэвиду Киллигрю того, что я чувствовала к Киму; впрочем, я не была уверена, что хочу быть и с Кимом; ведь он так далек от аббатства.

Когда все разошлись, Меллиора пошла к себе. Заехал доктор Хилльярд, который считал меня разумной молодой особой и потому обратился ко мне.

— Мисс Мартин очень переживает, — сказал он. — Я привез для нее слабое успокоительное, но, пожалуйста, не давайте его без нужды. Она совсем измоталась. Но если она не сможет спать, то пусть примет. — Он улыбнулся мне — непринужденно, как и все, что он делал. Это был знак уважения. И я начала думать о том, что смогу поговорить с ним и о моем брате. Даже в том, что касалось других, мне непременно нужно было, чтобы мои мечты осуществлялись.

Немного погодя я пошла к Меллиоре. Она сидела в спальне у окна и смотрела туда, где за газоном было кладбище.

— Простудишься, — сказала я. — Ложись спать.

Она покачала головой; я накинула ей на плечи шаль и, пододвинув стул, села рядом с ней.

— Ах, Керенса, теперь все будет по-другому. Разве ты не понимаешь?

— Должно быть так.

— Я чувствую, будто попала между небом и землей… между двумя жизнями. Старая жизнь кончилась, начинается новая.

— Для нас обеих, — сказала я.