Пропажа государственной важности - Монт Алекс

— Спасибо и на этом, — нарочито скривился Палицын, пряча под пальто деньги. — Когда смотрины исполнителя будут устроены, я немедля извещу вас, — пообещал он на прощание.

После его ухода Кавендиш переоделся, принял горячую ванну и отправился спать, как слуга принес ему записку. Это было послание от Авдотьи, горячо благодарившей его за чудесный вечер и восхитительные подарки. «Пожалуй, настала пора начинать. Она сделает для меня все, что захочу, и станет достойной заменой Китти». Получив подробное письмо от лорда Эдварда о его беседе с Ротшильдом и передаче ему Лайонелом копии договора по Аляске, он узнал о двурушничестве Палицына, но не подал тому вида, поскольку рассчитывал получить через Кондратия Матвеевича выход на революционных нигилистов, способных ликвидировать царя.

— Сегодня утром пришел телеграф из Петербурга, — лорд Эдвард хотел было дотянуться до коробки с сигарами, но глядя на пасмурную физиономию отца, передумал. — Посол Бьюкенен сообщает, что Александр в понедельник выезжает в Париж.

— Наполеон таки добился своего и поднял русского медведя из его берлоги.

— Поездка могла вот-вот расстроиться, ввиду запоздавшего приглашения от французской стороны, отец. Этот идиот Талейран до последнего ждал одобрения своего императора и безрассудно тянул время. В дело пришлось вмешаться главе французского МИДа.

— Так или иначе, императорская чета скоро окажется на Всемирной выставке, — пожал плечами премьер-министр.

— Императрица остается в Петербурге и, кажется, собирается в путешествие по России.

— Едва ли Александр будет скучать в Париже, — саркастически хмыкнул граф Дерби.

— Идут толки о княжне Долгорукой. Юная леди должна скрасить его пребывание в Париже.

— Любвеобильность русского императора не знает меры, впрочем, она никак не затрагивает интересы Британии, — граф Дерби, наконец, улыбнулся.

— Кроме Бьюкенена мне телеграфировал Кавендиш, — с загадочной миной провозгласил лорд Эдвард.

— Что-то конкретное?

— На днях он встречается с оппозиционерами самого радикального толка. Среди них будут и те, кто замысливает… — запнулся, в поисках подходящего слова министр.

— Цареубийство, не так ли, сын мой?

— Кавендиш запрашивает инструкции на сей счет.

— Когда Александр вернется из Парижа, он получит их. Хотя, если эти люди настроены столь решительно, никаких инструкций не потребуется. Главное, конфиденциальность и еще раз, конфиденциальность, ну, и деньги, разумеется.

— Я отпустил ему средства из нашего секретного фонда, дорогой отец.

— Радикалы не должны знать, что он как-то связан с официальными британскими властями.

— Но его агент в русском МИДе об этом знает.

— Это другое дело. В противном случае он попросту не стал бы его агентом, — решительно отрезал граф Дерби, разжигая сигару. — Кстати, ты раз проговорился о некоей даме, выполнявшей, щекотливые поручения Кавендиша.

— К сожалению, она умерла, отец. Служа горничной у Горчакова, малышка Китти, как ее именовал наш друг Чарльз, умудрялась доставать ценнейшие сведения, копируя секретные бумаги из рабочего стола вице-канцлера. Список договора о сделке по Аляске, который мне прислал посол Бьюкенен, ее рук работа.

— Наш друг лишился замечательного агента! — горестно воскликнул граф Дерби.

— Аляскинский договор оказался ее лебединой песней.

— Но, надеюсь, отнюдь не лебединой песней нашего дорогого Чарльза. Тот его агент в русском МИДе пока еще жив, слава Богу, — пустил дым премьер-министр.

— Насколько я знаю, он не имеет доступа в кабинет Горчакова. Он может копировать лишь те документы, с которыми имеет дело подолгу службы в Азиатском департаменте. К тому же, — сделал многозначительную паузу министр, — список договора, предоставленный мне Лайонелом Ротшильдом, был получен от него.

— Ты хочешь сказать… — едва не выронил изо рта сигару граф Дерби.

— Помимо сотрудничества с Кавендишем, этот человек работает на Герцена, а тот, в свою очередь, информирует своего парижского благодетеля Джеймса Ротшильда.

— Кавендиш знает об этом?

— Я написал ему обо всем.

— Теперь я вижу полный расклад, сынок. Благодаря связям с Герценом у этого типа завязались отношения с оппозиционерами.

— Причем, повторюсь, с весьма радикальными, к которым сам Герцен себя не причисляет. И даже, напротив, всячески дистанцируется от подобных господ. Он ратует за перемены, но не хочет революции. Этакий борец с самодержавием в белых перчатках. Он не желает пролития крови, отец, — взял-таки сигару лорд Эдвард.

— Зато ее жаждут молодые друзья его информатора. Запутанная канитель получается, — с задумчивым видом вперился в пепельницу граф Дерби.

Глава 27. Арест нигилистов

Блок предполагал выходить, когда в дверь позвонили. «Кого это черт принес спозаранку?» — раздраженно подумал он и отодвинул засов.

— Господин коллежский асессор?! — в недоумении отступил назад он.

— Вижу, на службу уж собрались. Тем лучше. Сопровожу вас в отделение, а по дороге все и растолкую, — окинув взглядом одетого в форменную шинель сыскаря, безапелляционно заявил Чаров.

— Кто пришел, Саша? — раздался из глубины коридора дребезжащий прерывистый голос, и в передней показалась согбенная фигура пожилой женщины.

— Это ко мне, бабушка, — поспешно произнес Блок и вышел на лестницу. Чаров учтиво поклонился, и в глазах опиравшейся на трость старушки заметались задорные огоньки.

— Вместе с Сашей служить изволите? — полюбопытствовала она, обдав его прокисшим запахом увядания.

— Одно дело, сударыня, распутываем, — удовлетворил ее интерес Сергей.

— Бабушка, мы спешим, спроси Лизу чай приготовить, — бросил полицейский следователь и, дождавшись Чарова, притворил дверь. Усевшись в ожидавшую их против церкви Вознесения Господня коляску, они покатили по одноименному проспекту в сторону Мойки.

— Квартирую совместно с бабушкой и сестрой, — пояснил Блок на вопросительный взгляд Чарова. — Полковник Ширмер сдал мне оную меблирашку по весьма сходной цене, и я согласился, не раздумывая. Когда у тебя на шее престарелая бабка и учащаяся сестра не приходится нос воротить.

— Зря вы так. Я у вас уж не раз бываю и составил представление, что квартира довольно приличная.

— За такую цену она приличная, конечно. Однако ж если бы господин Достоевский, что квартировал здесь допреж, не съехал бы раньше сроку, домовладелец ни за что не уступил бы мне ее за такие деньги.

Сергей промолчал, предпочтя не дискутировать далее на щекотливую тему. В отличие от Блока, он не был стеснен в средствах, благодаря доставшемуся от отца наследству, и сейчас испытывал невольную неловкость из-за своего благополучия.

— Уж не тот ли это Достоевский, писавший криминальный роман[50], что в «Русском вестнике» месье Катков напечатал? — услыхав фамилию литератора, живо вскинулся он.

— Тот самый, господин коллежский асессор. По неизвестной Ширмеру причине оный писатель неожиданно расторг договор аренды и, как говорят, спешно ретировался с молодой женой за границу.

— Раз с молодой женой, сие извиняет его нетерпение, — задумчиво глянул перед собой Сергей.

«А сегодня уж пятница. Еще день, другой, и мне придется расписаться в собственном бессилии, если к воскресенью пакет государя не найдется», — с тяжелым чувством размышлял он.

Утро городских будней вступало в свои права. По тротуарам сновал рабочий люд, голубая бочка водовоза неторопливо поскрипывала навстречу, а вслед за ней, распространяя благоухания отхожего места, тащился «экипаж» золотаря. Поставленная на широкие колеса, чудовищных размеров емкость с глубоким ковшом для вычерпывания выгребных ям вызывала невольный трепет. Стараясь не вдыхать одуряющую вонь и выждав, когда ассенизаторская повозка, угрожающе кренясь, отъедет на порядочное расстояние, Чаров приступил к изложению цели своего прихода к полицейскому следователю.