Слева по борту-рай - Арне Фальк-Рённе

— О-о-о… мака… о-о-о… мака! Он пустой, он пустой! — восклицают собравшиеся, и эти слова означают: «Добро пожаловать в Нандрау».

В течение вечера и ночи предстоит опорожнить еще немало било, но янггона не содержит алкоголя, так что торжественная, но сердечная атмосфера не претерпевает изменений. Все мы выполняем церемонию три раза. Затем следуют хлопки в ладоши и новое пение меке. Старый вождь оказался весьма разговорчивым. Куми должен переводить, но ему почти не удается вставить словечко. Это признак того, что нам наконец дадут что-нибудь поесть. У нас во рту не было ни крошки с утра, когда мы отправились в путь, так что я буквально умираю с голоду и надеюсь, что таро и плоды хлебного дерева скоро будут готовы. Но это требует времени. К тому же от дополнительных двух очагов в хижине почти нечем дышать. Но вот пища наконец готова. Сначала в величественном одиночестве ем я, затем вождь, после него проводник Филимони, Куми и все мужчины племени. На остатки набрасывается целый рой женщин и детей. Торжественная церемония окончена, но никто и не собирается уходить, чтобы дать нам хоть немного отдохнуть. Я валюсь с ног от усталости и, когда стрелки часов приближаются к четырем утра, потихоньку спрашиваю Куми, нельзя ли мне перейти в другую хижину и соснуть.

— Но твое место здесь… в доме вождя. Ложись в постель, друг!

— А это не нарушит обычай?

— Наоборот, от тебя только этого и ждут. Никто не может уйти, пока ты не ляжешь.

— Где я могу лечь и где мне раздеться?

— Спать ты будешь на мокемоке. Для чего же, по-твоему, они его постелили?

— Можно мне выйти, чтобы переодеться?

— Это обидело бы наших друзей… Разве у тебя есть что скрывать?

— Нет, конечно, но ведь… Я хотел сказать, при женщинах…

— Ты думаешь, им не приходилось видеть, как переодевается мужчина?

«Следуй обычаю или беги из страны», — гласит одно из важнейших правил, которое каждый журналист должен зарубить себе на носу. Я следую этому призыву и на этот раз: на глазах у всех переодеваюсь в пижаму, к тому же совсем новую — я приобрел ее второпях две недели назад у одного торговца-китайца в городке Нанди. Выбора там не было, все мужские пижамы были либо отделаны галуном наподобие мундира венгерского гусара, либо украшены ярким изображением дракона на спине. Я остановил свой выбор на черном драконе из искусственного шелка. Во время ритуала в Нандрау он привлек к себе такое внимание, что все племя — мужчины, женщины и дети — выстроилось в очередь, чтобы пройти мимо мокемоке и полюбоваться моим облачением. Уже после того, как я улегся, ко мне на коленях подполз вождь и спросил, не буду ли я так добр снова подняться и повернуться спиной, потому что одна старушка из дальней хижины пришла специально для того, чтобы взглянуть на черного дракона.

Под монотонные звуки меке, которая, насколько я мог понять, на сей раз была посвящена моей пижаме, я вступил в единоборство с комарами и другими малоприятными существами, а тем временем меня то и дело обнюхивали собаки и какая-то клуша прыгала мне на живот. Стремясь выказать мне свое дружелюбие, люди подкладывают топливо в очаги у моего изголовья и ног.

Я намеренно изображаю внутренние районы острова Вити-Леву как рай, и если вообще можно говорить о счастливых жителях, то они должны находиться именно тут. Первые проблески дня освещают раскинувшуюся передо мной деревушку с ее высокими хижинами — клетушками из жердей и циновок. Именно так меланезийцы строили свои жилища во все времена, когда жили на этих островах, и вы не найдете среди здешних строений и намека на безобразное волнистое железо. Изучив деревянный каркас, я не обнаружил в нем гвоздей: жерди были связаны лиановыми веревками, циновки крепились к стенам, как паруса, а пальмовые ветки, которые здесь кладутся на крышу по древнему образцу, способны выдержать напор бури.

Насколько хватает глаз — от зеленого травяного ковра в деревне вплоть до гор и ущелий, вся земля принадлежит племени нандрау. Каждая деревня располагает большой территорией, здесь хватает травы для скота, а часть земли можно возделывать, если имеются рабочая сила и желание. Свежая питьевая вода также не составляет проблемы — всюду множество полноводных речек. Кругом обилие дикорастущих плодовых деревьев. Таро, хлебное дерево, апельсины, гуайява, яблоки — все, что посажено, произрастает в таком изобилии, какого не сыщешь в других местах.

Но меланезийцы, коренные жители архипелага Фиджи, в собственной стране составляют меньшинство; их насчитывается всего 150 тысяч человек, тогда как потомков переселявшихся сюда индийских кули свыше 180 тысяч человек[21]. Таким образом, на островах существует расовая проблема совершенно особого свойства, но в глубине Вити-Леву с ней не сталкиваются. Это объясняется тем, что до сих пор ни один индиец еще не селился дальше, чем в двух часах ходьбы от побережья или от шоссе. Когда английские колониальные власти много лет назад пытались выработать приемлемую основу существования для обеих рас, они в своем законодательстве закрепили положение, по которому индийцы имеют право арендовать землю у фиджийцев, но не владеть ею. В результате в прибрежных районах индийцы довольно скоро превратились в многочисленную группу мелких арендаторов, а местное население стало жить за счет доходов от аренды. Но поскольку, как я уже говорил, во внутренних районах индийцев нет, а межплеменные войны, равно как и людоедство, канули в Лету, то проживающим там местным племенам принадлежат огромные пространства земли. Однако использовать их они не могут из-за отсутствия рабочей силы. К тому же у островитян есть все необходимое для поддержания жизни, поэтому трудиться много им не приходится. В деньгах они не нуждаются. Им, по сути дела, неведомы те потребности, с которыми сталкиваются другие примитивные народы, приобщающиеся к современной цивилизации. На острове Пентекост мечта каждого канака[22] — приобрести мотоцикл, хотя он может проехать на нем каких-нибудь три километра по единственной ухабистой дороге. В Суве, как и в других местах на Фиджи, жители мечтают о подвесных моторах для своих каноэ. Но все эти потребности в Нандрау неизвестны. Зато попопопо… Один астматический кашель, вызванный произношением этого слова, говорит о том, что речь идет о небольшом оргáне.

Здесь, как нигде в другом месте, сильно влияние миссионеров, и не будет преувеличением сказать, что миссионерская деятельность принесла заметные плоды. Сегодня в поселениях чужестранец может путешествовать без всякого для себя риска. Потомки вождей, прежде занятых исключительно набегами на другие деревни, теперь обучают подрастающее поколение полезным занятиям. Ушел в небытие обычай, когда стариков и немощных принуждали ложиться в ямы и засыпали землей. Современные племена образцово заботятся о своих родителях. Чем объяснить такую перемену в мышлении? Тот факт, что оно действительно изменилось, сомнений не вызывает, причем речь идет не о чем-то внешнем, поверхностном: характерно, что многие фиджийцы во время второй мировой войны служили в Малайе и показали себя не только хорошими солдатами, но и людьми, гуманно относившимися к пленным.