ОЧЕНЬ Петербургские сказки - Андрей Зинчук

– Думаю, Алибаб Викторовна, думаю!

– Сокращайте, Воркис! – шепотом же визжит Алибаба Викторовна. – Вы что, ненормальный?

– Сокращаю. Алиба… Викторов… Алиб… Викто…

– Еще сокращайте! Отрывайте к черту все лишнее! – продолжает негромко визжать Алибаба Викторовна.

– Алиб… Викт… Али… Вик… Ал… А… В… В… – Воркис издает губами пустой звук и разводит руки в стороны. – Извините, но пустой звук получается!

– Ты спрашивала, о чем я думаю, сидя за баком? – Фрява решает вернуть Машу к действительности.

И Маша вдруг отвечает Фряве так:

– О том, что жизнь не может быть бесконечным праздником! Да? И еще о том, что жизнь не должна быть жирной и сытой! О том, что жизнь должна быть свободной! Я же ведь не безнадежно, не бесконечно, не повсеместно… глу! – С этими словами она поднимает высоко в руке Зеленое стеклышко, намереваясь разбить его вдребезги о бетонный подвальный пол.

Помогай кидается к Маше на помощь:

– Счастье – это в самом деле свобода! Это путешествия! Это погоня! Это ветер в лицо! – Повертевшись на месте, он исправляется: – В крайнем случае, – в хвост! Счастье это лишения! Это ночь в палатке под снегом и дождем, озябшие ноги и промокший свитер! Это насморк! Больные гланды! Это гитара и песни у костра под звездным небом!…

От Помогая дядя Костя отмахивается даже небрежнее, чем до этого от Воркиса и Алибаба Викторовны:

– Подумай хорошенько, Маша, ведь ты лишишься торжества!

– Плевать! – Маша не отрывает от Фрявы сверкающих глаз.

– Но может статься, у тебя не будет сытой жизни! – продолжает гнуть свое дядя Костя.

– Подумаешь! Я ее никогда не любила!

– А как же карнавал? Танцы? Блестящий паркет? – говоря это, Дядя Костя тонко улыбается.

– Танцы? Ах, танцы!… Самые мои с бабулей любимые! – Маша чуть не до крови закусывает хорошенькую нижнюю свою губку: – Ну что ж, обойдусь как-нибудь и без них! Зато я вырасту и выйду замуж за любимого человека. Да? – Глаза Маши при этом начинают подозрительно блестеть. – Не все же мне оставаться малолетней!… Я ведь… – Она понижает голос до свистящего шепота: – Я ведь любить хочу! А если повезет, то и быть любимой! Мне бабуля про это рассказывала!…

– Бабуля? – подхватывает дядя Костя. – Но ведь ты забыла о ней! Или нет?

На мгновение Маша замирает:

– В самом деле!… – она смотрит на дядю Костю и чувствует, чувствует, как он высверливает ей душу своим холодным электрическим взглядом. Помогай (на то ведь он, в конечном счете, и Помогай) вновь кидается Маше на помощь:

– Бабуля выйдет из дома под весеннее солнце и тут же поправится. Ведь стыдно болеть в самое прекрасное время года – весной! Зато вернутся, наконец, из бесконечной командировки твои родители, Маша. Ты хоть немного помнишь о них? – Борьба в подвале за Машу разгоралась не на шутку.

– Откуда тебе это известно? – сквозь слезы спрашивает Маша.

И тут Помогая прорывает:

– Страшное несчастье постигло нас всех поздней осенью, боюсь ошибиться – лет пять назад – в тот момент, когда он задумал создать этот отмороженный мир, живущий одним днем. В застывшем времени мы все увязли как мухи в сиропе!… – кричит он.

– Отмороженный да замороженный! – смеется дядя Костя и незло грозит Маше и Фряве: – Насекомые, меду прочим, тоже вернуться!

– Решено, – заключает Маша и вновь поднимает руку со сверкающим Зеленым стеклышком к подвальному потолку. – В интересах истины!… И… И…

– Постой Маша! – устало просит дядя Костя и как-то чересчур внимательно смотрит на Фряву. – Иногда истина бывает очень неожиданной! – Он еще немного ждет: не изменит ли Маша своего решения? – Не передумала? Что ж… Но на твоем месте я бы вначале постарался исполнить сокровенные желания своих друзей. – И вновь как-то странно смотрит на Фряву.

– Да, конечно. Я об этом не подумала, – соглашается Маша. – Что тебе больше всего хочется, Помогай?

– Ну, это все очень обыкновенно: новые ноги, голову, хвост… И всякое такое прочее! – от волнения Помогая даже зашатало на месте и поволокло по подвалу.

Маша смотрит на Помогая через Зеленое стеклышко, и Помогай преображается: у него появляются новые ноги, голова, длинный волнистый хвост… – все то, о чем он так давно и так страстно мечтал.

– Ты… что, уходишь? Помогай! Куда? – изумлению Маши, кажется, нет предела. – "Помогай обыкновенный, из племени простых Помогаев"… И сноска!

– И очень маленькая сноска, – ворчит дядя Костя. – Фольклорный герой. Фольклорный, – то есть вымышленный. Не натуральный!

– Но все-таки герой! – легко парирует Помогай и отвечает Маше: – Туда, где живут настоящие Помогаи – где ветер в лицо, свобода, промокшие ноги, гитара и песни у костра под звездным небом! Спасибо, Маша. Прощай. – С этими словами Помогай и исчезает из подвала.

– Хорошо. Прощай, Помогай, – соглашается Маша, справившись с собой. – Теперь ты, Фрява… Чего хочешь ты? Подумай хорошенько! – Заметно, что к горлу Маши подступает комок. На свой вопрос она слышит еще более неожиданное:

– Больше всего на свете я хочу узнать: кто я на самом деле?

– А я думала, что ты… Мне почему-то казалось… – начинает Маша и не может договорить: из ее глаз сами собой начинают катиться слезы. – Хорошо. – Сквозь слезы, через Зеленое стеклышко она смотрит на Фряву, надеясь, что Фрява превратится в прекрасного юношу, ее будущего товарища. Но происходит иное: вместо Фрявы посередине подвала стоит некрасивая девушка в больших очках с толстыми стеклами. – Ах! – обмирает Маша. Она беспомощно оборачивается к дяде Косте, словно прося совета.

– Ты разочарована, Маша? – нехорошо усмехается тот.

– Какое отвратительно волшебство! – шепчет Маша. – Ты тоже хочешь уйти от меня, Фрява?

– Да, – отвечает ей Фрява. – Но ты должна продолжать, Маша. Чтобы со временем не превратиться в такую же, как я: когда-то я тоже мечтала о вечной любви. А потом на все махнула рукой: ни к чему. Только расстраиваться!… Пойду запишусь в библиотеку! Спасибо, Маша. Прощай! – с этими словами и Фрява, как до этого Помогай, исчезает из подвала.

– Помоги же и мне, Маша!!! – визжит Алибаба Викторовна на какой-то совершенно уже нечеловеческой ноте. Маша смотрит через Зеленое стеклышко на Алибабу Викторовну, и та превращается в молодую, полную злых сил учительницу ботаники.

– Сегодня у нас контрольная на тему: вакуоли и их место в бесконечном учебном процессе! – тут же начинает визжать на весь подвал Алибаба Викторовна.

– И мне! И мне! Я ведь тоже такой несчастный! – истошно орет тоже на весь подвал Воркис. Маша смотрит через Зеленое стеклышко на Воркиса, и он из Алибабы Викторовны превращается в юного “Дыркиса” – драчливого и упрямого.