Панктаун - Джеффри Томас

Он сунул пузырек с все еще пытавшимся выбраться созданием в карман своей куртки и по пути на работу заехал в больницу, чтобы кто-нибудь осмотрел укус… Своего пленника он тоже передал в руки врачей. Терапевт, осматривавший его (как только выяснилось, что он полицейский, его тут же приняли), сообщил, что мужская особь ми’хи действительно ввела яд, но этот яд становится опасным для жизни лишь при множественных укусах. Кроме того, это был укус самца, не вступившего в пору зрелости, а потому его яд был не так силен. «Вероятно, ему удалось бежать с места преступления, — предположил доктор, — и несколько следующих недель он провел выслеживая вас с надеждой отомстить». Похоже, все это казалось ему весьма забавным. Однако МакДиасу отчего-то стало жалко существо. Не вступивший в пору зрелости… Возможно, ребенок. Опечаленный смертью своих родичей, своих родителей. Яростно набросившийся на него в безнадежной попытке одолеть намного более крупного, более сильного врага.

— Доктор, — начал МакДиас, уже натягивая курку и водружая на нос темные очки, облегчавшие участь его терзаемых светом глаз, — когда мне было десять, мне вживили чип памяти «Мнемозин-755», и я подумываю о том… чтобы его удалить…

— Да, теперь вам, конечно, могут предложить кое-что получше…

— Я не хочу его чем-то замещать… Я просто хочу, чтобы его удалили.

Доктор улыбнулся и слегка склонил голову набок, словно его насмешили. МакДиасу он не нравился.

— Отчего же?

— Просто он мне больше не нужен, — ответил детектив слегка раздраженным тоном.

— Хм, у меня тоже есть чип, и я им очень доволен… Не думаю, что врач, имеющий дело с таким количеством рас, с каким приходится иметь мне, мог бы без него обойтись.

— Уверен, что вам он необходим. Но свой я хотел бы вынуть, а потому меня интересуют стоимость и детали подобной процедуры. Покроет ли ее страховка или…

— Видите ли, вам вовсе не обязательно его вынимать. Его можно просто отключить — это очень простая процедура, которая к тому же не требует хирургического вмешательства.

— Я бы все же хотел, чтобы его вынули.

— Знаете, он ведь не включится сам по себе… Если, конечно, вы потом не передумаете и не пожелаете, чтобы он заработал снова. Он не реактивируется, если вы ударитесь головой, — хихикнул доктор.

МакДиас поднялся со своего места.

— Спасибо, — произнес он еще более раздраженно и вышел из кабинета.

— Простите, мистер МакДиас, — сказала сестра и чуть ли не выпрыгнула из-за стойки, словно намереваясь его перехватить, — у нас еще не было возможности ее переместить… Вы уверены, что не хотите подождать?

Он не был уверен, но направился по знакомому пути, в то время как сестра изо всех сил старалась за ним поспеть. Возле ящика не было никого и ничего, что указывало бы на то, что что-то не в порядке, и он был рад, что ему не пришлось сделать это мрачное открытие самому. Разумеется, это было невозможно — в случае возникновения каких-либо проблем система жизнеобеспечения подавала сигнал на стойку, поэтому неожиданностей удавалось избегать. И все же МакДиас не мог не представить себе выезжающий ящик и последующий шок от сделанного открытия.

Сестра обошла его, чтобы активировать ящик, и пузырь выплыл из своей ниши, а затем опустился, чтобы продемонстрировать свое жуткое содержимое.

— Боже мой, — прошептал МакДиас, словно во всем этом все же была какая-то неожиданность. В те секунды, что ушли на открытие ящика и опускание пузыря, он пытался вообразить себе, как его мать будет выглядеть мертвой. Ее лицо, скорченное в гримасе, ее глаза, вылезшие из глазниц, ее плоть в черных и фиолетовых пятнах. Но вместо этого он увидел умиротворение… На ее губах застыла странная кроткая улыбка мертвых. Однако ее веки были не до конца прикрыты — мелочь, но все же слегка тревожащая.

Как и в тот свой визит, когда она не могла его вспомнить, он долго вглядывался в ее недвижимое лицо. Ее волосы — когда-то рыжими сверкающими прядями завивавшиеся на его маленьких пальцах — всего лишь серые клоки; ее щеки — когда-то гладкие и мягкие под детскими поцелуями — впалые и увядшие. Ее глаза — когда-то жадно поглощавшие фильмы — наполовину открыты, наполовину закрыты. Эта маленькая деталь словно дразнила его. Это была незаконченная деталь. Они должны быть закрыты. Она должна наконец упокоиться целиком.

— Закройте, пожалуйста, дверь, — прошептал он сестре, отвернувшись. По его щекам покатились слезы. Он видел достаточно. Он задолжал ей один последний визит. Но он больше не желал смотреть на все это… Не хотел помнить ее такой.

— Знаете, а ведь сейчас есть чипы, дающие владельцу возможность вычленять и удалять любое из воспоминаний, от которого вы захотите избавиться. Вам дается полный контроль — можно даже отключать чип по собственному желанию… Просто подумав об этом, — проинформировала его женщина-врач, закончив со сканированием чипа в его мозгу.

— Я не хочу новый чип, — повторил он. — Просто выньте этот.

Она вздохнула.

— Что ж, это, конечно, ваш выбор. Я просто хотела уведомить вас о всех возможных вариантах… Особенно учитывая тот факт, что этот выбор может повлиять на работу, которой вы занимаетесь.

— Я прекрасно об этом осведомлен, — сказал ей МакДиас.

В тот же день все было сделано. Пока он лежал и ждал приезда жены, подумал, что если бы у его матери был чип памяти, она не смогла бы забыть своего сына. Она могла бы быть счастлива в своей маленькой тюрьме, заново переживая лучшие куски своей жизни, освобожденная этими воспоминаниями и затерянная в них… В их вкусах и запахах, в ощущении прохладного вечернего ветерка на своем лице. В своем старческом помешательстве она даже могла бы принять их за свое настоящее. С другой стороны, это могло сделать ее заключение еще более тяжким… Осознание того, что, несмотря на достоверность ощущений, все это было лишь воспоминаниями, пусть и прекрасными… Все это было ее минувшим, а вовсе не тем, что она испытывала в данный момент. Кроме того, в ее маленьком пузыре были бы заперты вместе с ней и дурные воспоминания… Разочарования, обиды и страхи всей ее долгой жизни, от которых не удалось бы скрыться. Смерть ее собаки, переживаемая снова и снова, и каждый раз был бы первым…

Придя в себя после операции, он сперва не мог поверить, что чипа больше нет. Глядя на потолок, он все еще мог спроецировать туда лицо своей матери… Ее полузакрытые глаза. Но когда он попытался покопаться в более отдаленном прошлом, ища в памяти комнату с подвешенными обезглавленными трупами, он обнаружил смягченную картину, скорее абстрактную, нежели точную. Он закрыл глаза и испустил дрожащий вздох. На него снизошло умиротворение, словно из него только что изгнали беса. Он не осмелился попытаться вспомнить лицо матери в молодости. Он знал, что ему это не удастся. Но у него были фотографии и видеозаписи, которые смогли бы ему помочь. С этой жертвой он мог смириться. В любом случае чувства были долговечнее, чем воспоминания.

Его жена приехала, чтобы отвезти его домой. Проходили дни, недели, месяцы, и лица мертвых — развороченные пулями, таинственно ухмыляющиеся по поводу собственных судеб, раздутые, словно лица кукольных младенцев, и усохшие до самых черепов — стали постепенно обращаться в дым. Становились тусклыми и почти неразличимыми. Становились такими ускользающими и смутными, какими и должны быть призраки.