Книга пятая. Завистливое смирение (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович

Шаг. Дёрг-дёрг.

Вот так шёл-шёл и пришёл. Хорошо получилось, плавно и красиво. Как будто на эшафот или Голгофу, но там надо наверх, а тут вниз. Так сказать, пробил дно, оказавшись ниже поверхности моря. Сил еще хватило вновь развернуться, оказавшись мордой лица к большей части публики, встав также, как стояли все остальные на этом пятачке смерти, да схватить рукой в латной перчатке магический аналог микрофона, с которым до этого тут бесновалась Саяка. Та, всучив мне проклятую штуковину, тут же отскочила назад, не глядя создав собой, королем алкашки и архимагом одну линию.

Настал момент истины. Трибуны с предвкушением смолкли, а я понял, что всё. Приехали. Окончательно приехали, так как я понятия не имею, о чем говорить. Совсем. Категорически. Вошёл как каравелла или королева, спустился прямо на пятёрочку и… и усё. В голове не бум-бум.

Надо бы хоть поздороваться. Поприветствовать, так сказать, почтеннейшую публику.

Вообще, по всем законам подлости, в данный момент я должен был на слове «Здравствуйте» выдать знатного петуха, чем запороть ну… единственное слово, что крутилось на языке. Но мудрое подсознание решило сымпровизировать, выбрав другое слово, лишенное звонких согласных, от чего я со всей застоявшейся в грудях спертой воздушной массой бодро рявкнул:

- ВНИМАНИЕ!

И воцарилась мертвая тишина. Трибуны стихли, как будто там сидели студенты, надеющиеся на стипендию, а не буйные, пьяные и веселые скоморохи.

Сколько до начала позора? Две, три, может, пять секунд? Может, мне дадут даже десять, перед тем как раздадутся смешки и подколки? Я замер, время замерло, мозг лихорадочно пытался придумать, как ему поздравить двух женатых друг на друге братьев так, чтобы это не воспели в легендах. Не получалось вообще ничего. Совершенно!

Это была катастрофа. Полный, как говорила молодежь в моё время, эпик фейл.

Но случилось чудо. Со мной, с Саякой, с Гримбльдуком Тендертэтчем, язви его за такое имя, с братьями-супружниками, со всеми, кто сидел на трибунах. С Поллюзой и Агабахабарой.

Со всем миром Фиол.

«Внимание! Система будет перезагружена через 10 секунд!»

Надпись не была в логе слева снизу, как обычно. Она яркими красными буквами пролегла через всё моё зрение, пугающе и тревожно мигая!

«Внимание! Система будет перезагружена через 9 секунд!»

«8!»

«7…»

Наверное, в данный момент я был единственным счастливым существом на весь этот мать его Фиол! Раскрытые рты, стеклянные глаза, ужас, шок, недоверие — трибуны моментально забыли о моем существовании, да и о своем тоже! Все разумные, каждый первый, все сейчас не отрывали свой взгляд от неумолимо меняющихся перед их глазами цифр!!

«0»

Как только наступил ноль, как только вспыхнула надпись в логе о том, что Система в данный момент перезагружается и недоступна, в тот самый момент мне на плечи надавила внезапно появившаяся тяжесть латного доспеха, нагретого лучами солнца до температуры сковороды. Сил разом стало меньше, дыхание стало прерывистым, плечи заныли, но такого счастья и облегчения как сейчас, я не испытывал ни разу! Момент! Нужно ловить момент!

Сейчас!

…и я сказал, обращаясь к собравшимся. Громко, уверенно, с чувством и расстановкой:

- СПАСИБО ЗА ВНИМАНИЕ!

Уходя, Герои не смотрят на взрывы. Я задал другой тренд — не оборачиваться на вопли, крики, истерику, возгласы о том, что мы все умрём. Просто шагал, не глядя по сторонам, не обращая внимания, как вмиг протрезвевшая Саяка робкой мышкой шелестит за моим левым плечом. Нас никто не остановил. Слишком силён оказался шок. Или страх. Или что-то еще.

Я об этом не думал, просто уверенно печатал шаг, тонко пища в глубине души: «Сейчас сварюсь! Сейчас сварюсь!!»

- Внимание! Система в процессе перезагрузки! Время окончания процесса рассчитывается!

Откуда-то сбоку незаметно вынырнул Кинтаро, тут же пристроившийся к нашей маленькой процессии. Он был испуганно круглоглаз, слегка потрепан, в засосах везде, где только можно, и с золотой короной на голове. Вместо зубцов на короне были голые лысые золотые женщины. Следом за ним тощей несчастной мышью из теней выбралась наша кошкодевочка. Видок у нее был еще хлеще, как у жертвы многократных церебральных изнасилований. Бедняжка дрожала, потела, дёргала ушами и хвостом, постоянно облизываясь и держа Саяку за подол.

С каждым шагом на нас наваливалась жара, от чего я довольно быстро взвыл, начав стаскивать с себя железки. Инвентарь не работал, пришлось раздавать части доспеха подавленными членам команды.

— Мы… куда… идём? — слабо проквакал Кинтаро.

— О, точно! — озарило меня, топавшего в лес, под бочок к Самаре и девчонкам. Система накрылась, значит, накрылся лагерь? Домой! В каменные пенаты! Там большая ванна с прохладной водой!

При словах о ванне все хищно заурчали, прибавив шагу. Правда, тут, наконец, отдуплилась Мимика, тихо пропищав:

— Мач, а это ты сделал?! Вот это вот всё?!

— Без комментариев, — гордо ответил я, ускоряя шаг. Затем, подумав, добавил, — Эту всю кашу Саяка заварила, я только пару слов сказал. Вот у неё и спрашивайте!

— Что?! — возмутилась вновь начавшая плыть мудрица, — Невиноватая я!

— Это ты-то невиноватая?! — хором взвыли мы слово в слово.

— Оно как-то всё само, — туманно пояснила Такамацури, плавно оседая на мостовую без сознания.

— Теперь еще её и тащить, — вяло пожаловался я неизвестно кому, но тут же, осененный идеей, зловеще погрозил, — А вот похмелиться я тебе и не дааам!

— Мач страшный! — подпискнула сбоку кошкодевочка.

Глава 12

Мудрые люди говорят, что то, что мертво — умереть не может. Полностью с ними согласен. Есть такое дело. Но это вовсе не значит, что оно, это мёртвое, дохлое и с радостью забытое, не сможет воскреснуть! Отнюдь! Самое плохое зло, что случается в жизни, имеет тенденцию возвращаться в той или иной форме. Например — бывшие жены.

Однако, в этой раз мне не повезло особенно крупно.

— Бо-жееее, бо-жеее, что я буду деееелать… Бо-же, бо-же, как я буду жить?! — надрывно звучащий омерзительный голос, то и дело скатывающийся в режущее уши сопрано насиловал мои уши, тщетно вжимающиеся по очереди в подушку. Не помогла даже грудь Матильды, в которую я попробовал зарыться.

Ну, в основном из-за того, что бедная девушка сама вертелась, как в аду на сковородке, пытаясь заткнуть свои органы слуха всем, чем попало. Хорошо знакомый и многократно проклятый голос ввинчивался нам в голову, как основное орудие труда человека-соседа в 7 часов утра в субботу.

И ладно бы это был просто кошмар.

Долго такой пытки у меня нервы не выдержали, от чего, подскочив с кровати, я в охапку сгрёб все пребывающие у её ножек тапки, а затем со всем этим арсеналом пошёл вниз. Нести возмездие во имя своих испорченных нервов и сна. И за дам!

Мимика уклонялась от снарядов с ловкостью, выдающей немалый опыт в подобном противостоянии, правда, уронив свою злосчастную гитару. На дверь, ведущую на волю, в Поллюзу, девушка не обращала ни малейшего внимания. Может быть, потому что к окну, расположенному возле этой самой двери, прижимались носы благодарных слушателей из соседних домов. На слегка расплющенных о стекло лицах читалось горячее желание наградить исполнительницу аплодисментами… по заднице. Впрочем, народ удовлетворился и хлопаньем в ладоши тогда, когда я хитро отвлекая внимание кошкодевочки бросками легких и безобидных тапок, умудрился подловить её в прыжке метким ударом главного орудия — тяжелой подушки, что так и не спасла мои уши от концерта. Пациент был сбит влёт и пал оземь, сшибив ведро с водой, а затем, стукнувшись худенькой спиной о кухонный шкаф, получил еще медным тазом, удачно спрыгнувшим с верхотуры, по кумполу.

— Прекратить нарушать режим тишины! — страшно зарычал я на мокрую и стукнутую бардессу, — Дисквалифицирую! Выгоню из команды! Не могла выйти за город поорать?!