Мистер Морг - Роберт Рик МакКаммон

который носил, как это называли, «лоскутную бороду». В «Газетт» тогда, видимо, беспрерывно об этом писали.

— Кажется, я читал об этом, — стал припоминать Мэтью.

Он брал экземпляры «Газетт» у пассажиров, прибывавших морем, а значит, читал их не раньше чем через три месяца после самих событий.

— В описании внешности Картера врач узнал знакомого персонажа и обратился к королевскому констеблю. Но, как я сказал, к тому времени Морг уже был у нас. Квакерам было… мм… трудновато с ним справляться.

— А у вас лучше получалось? — Грейтхаус усмехнулся. — Я бы порол его каждый божий день.

— Слышишь, как они о тебе говорят, — сказал Морг, не обращаясь ни к кому в особенности. — Как о каком-то рисунке на обоях.

— А почему вообще он оказался в этом квакерском заведении? — спросил Мэтью.

— Он там оказался, — заговорил Морг, — потому что его арестовали на Филадельфийском тракте за разбой на большой дороге. Он решил, что сидеть в мрачной квакерской тюрьме — это не для него, поэтому ему, бедной, заблудшей душе, нужно прикинуться сумасшедшим и лаять подобно собаке, что он и начал проделывать прямо перед судом, состоявшим из тупиц. И он не возражал, когда его поместили в академию для умалишенных, и пробыл там… сколько же? Два года четыре месяца и двенадцать дней, если его математические способности еще не превратились в пудинг.

— Но это еще не все, — сквозь дым трубки проговорил Хальцен. — Он четыре раза пытался бежать из заведения квакеров, совершил нападения на двух других пациентов и чуть не откусил большой палец у врача.

— Он зажимал мне рот рукой. Это было очень грубо.

— А здесь Морг не пробовал ничего такого? — спросил Грейтхаус.

— Нет, — сказал Рамсенделл. — Ведь до тех пор, пока сюда не дошли известия о Тоде Картере, он демонстрировал такое примерное поведение, что мы дали ему работу, за что он, увы, отплатил попыткой задушить бедную Мэрайю в красном амбаре. — По своим предыдущим приездам Мэтью знал, что за больницей есть дорога, уходящая к надворным постройкам. — Но его вовремя поймали и наказали со всей строгостью.

Губы Грейтхауса скривились в усмешке.

— И что же вы с ним сделали? Отняли у него душистое мыло?

— Нет, мы поместили его в одиночное заключение до тех пор, пока не было решено, что он может снова присоединиться к остальным пациентам. И потом на свободе он находился всего несколько дней перед тем, как вы, господа, увидели его лицо в окне. К тому времени у нас уже побывал представитель квакеров, которые получили из Лондона письмо от их врача, адресованное мне, с объяснением положения дел. После этого его держали отдельно от всех.

— А надо было бы его разделать под орех, — подвел итог Грейтхаус.

Мэтью смотрел на Морга, нахмурив брови, новые вопросы так и рвались из него.

— А жена у вас есть? И какие-нибудь родственники?

— На оба вопроса ответ: нет.

— Где вы жили до того, как вас арестовали?

— То тут, то там. В основном там.

— А работали где?

— На большой дороге, мистер Корбетт. Мы с моим товарищем неплохо зарабатывали: проворачивали разные делишки, освобождали проезжих от денежек. Упокой, Господи, душу Уильяма Раттисона.

— Его сообщника застрелили, когда они в последний раз пытались кого-то ограбить, — сказал Хальцен. — Видимо, даже терпению квакеров есть предел: они посадили вооруженных констеблей в один из экипажей, курсирующих между Филадельфией и Нью-Йорком.

— Скажите, — снова обратился Мэтью к Моргу, — вы с Раттисоном убивали кого-нибудь, когда… проворачивали свои делишки?

— Нет. Ну, нам с Ратси приходилось иногда дать кому-нибудь по башке, если человек начинал болтать. Убийство не входило в наши намерения, нам нужны были деньги.

Мэтью потер подбородок. Что-то во всем этом не давало ему покоя.

— Значит, вы предпочли провести оставшуюся жизнь в сумасшедшем доме, вместо того чтобы предстать перед судьей и получить срок… то есть… клеймо на руку и, скажем, три года? Наверное, решили, что из психбольницы легче будет убежать? И почему сейчас вы с такой охотой покидаете это место, что даже не пытаетесь оспаривать обвинения? Ведь врач квакеров мог и ошибаться.

На лице Морга снова появилась улыбка, а потом медленно сошла с него. Холодное выражение его глаз нисколько не изменилось.

— Дело в том, — ответил он, — что я никогда не лгу людям, если они не дураки.

— Вы хотите сказать, что не лжете людям, которых невозможно одурачить, — сказал Грейтхаус.

— Я хотел сказать то, что сказал. Меня в любом случае отсюда заберут. Посадят на корабль и отправят в Англию. Приведут в суд, меня опознают свидетели, потом у меня выклянчат, чтобы я показал, где захоронены три очень красивые и очень глупые леди, запихнут в Ньюгейтскую тюрьму, и, наконец, под хохот слюнявой черни я взойду на виселицу. Это произойдет в любом случае. Зачем же мне что-то скрывать и пятнать мою честь перед такими профессионалами, как вы?

— А может быть, вы просто не сомневаетесь в том, что сможете сбежать от нас по дороге? — предположил Мэтью. — Даже от таких профессионалов, как мы?

— Такая мысль… у меня мелькала. Но, милостивый государь, не стоит винить ветер за то, что он хочет дуть.

Грейтхаус положил распоряжение о передаче и их экземпляр документа о переводе обратно в конверт.

— Мы его забираем, — отрезал он. — Ну а теперь деньги.

— О, это всегда важно, — лаконично заметил Морг.

Рамсенделл подошел к одному из письменных столов, выдвинул ящик и достал матерчатый мешочек.

— Здесь должно быть два фунта. Пересчитайте, если хотите.

Мэтью видел, что Грейтхаусу очень хочется проверить,