Монстр внутри - Оливия Нортвуд

нежности, абсолютного принятия и любви. Ни слов «она потрясающая» или «ей не нравится об этом говорить». Ничего из того, что делает людей счастливыми.

16

Глава

К церкви Христа детективы подъехали ближе к вечеру. Грейс вышла из «Рендж Ровера», захлопнула дверцу и осмотрелась. Небо заволокло тяжёлыми, тёмными облаками. Сумерки наступили рано. В округе было тихо, только изредка по улице проезжали машины. Пахло прелыми листьями и сыростью. В окнах частных домов горел свет. Кое-кто уже даже украсил фасады к Хеллоуину.

Грейс словно попала в другой мир, будто очутилась дома, в маленьком одноэтажном городе, где отовсюду было видно небо. Вдали, сглаженной туманом и изморосью, деликатно, как рождественская гирлянда, сияли Даунтаун и Спейс-нидл. Дышалось здесь легче, чем среди высоток из бетона и стекла.

Церковь, выкрашенная белой краской, выглядела не так, как Грейс, привыкшая к величественным готическим соборам, себе представляла. Она смотрелась приземисто, просто и уютно. Из окон на улицу лился тёплый жёлтый свет. Внутри алтарник ходил от одного канделябра к другому, тушил свечи, догоревшие до самого основания, и собирал воск с подсвечников щёткой.

«И Он отрёт с их глаз каждую слезинку. Смерти больше не будет, и не будет больше ни скорби, ни вопля, ни боли, ибо всё прежнее прошло».

Она вспоминала слова отходной молитвы, услышанные в детстве, когда её дед, чувствуя приближающуюся смерть, попросил пригласить священника, чтобы укрепить свою пошатнувшуюся веру. Тогда Грейс стояла возле его постели в спальне, пропахшей лекарствами, болезнью и мучительным умиранием, и не понимала смысла ни единого слова, произнесённого святым отцом.

Лёгкость, полная безмятежность и тепло, которые Грейс, будучи шестилеткой, ощутила в тот день, позже ставший днём смерти Джона Келлера, ещё долго изводили её. Она должна была скорбеть, так почему ей вдруг стало так легко? Может быть, дело было в словах, что произнёс святой отец: «Смерти больше не будет», или в том, как пахла его одежда: медовым пчелиным воском и горьковатым дымом от зажжённых хлопковых фитилей.

Когда они подошли ко входу, на крыльцо вышел святой отец в чёрной сутане с белой колораткой[10] и молодой мужчина, одетый в джинсы и тёплый свитер, в руках он держал пластиковый чемодан с инструментами.

– Мы так обязаны вам, Калеб. – Святой отец пожал ему руку.

– Бросьте это, святой отец, я просто делаю то, что в моих силах. – Улыбка у парня была потрясающей.

Они продолжили бы обмениваться любезностями, если бы Джеймс их не прервал.

– Отец Элайджа? – Он поднялся по ступеням и показал значок. – Я договаривался с вами о встрече. Детектив Джеймс Нортвуд. – Джеймс протянул ладонь для рукопожатия. – И моя коллега – Грейс Келлер.

– Да, Джеймс, я помню. – Отец Элайджа сдержанно улыбнулся.

Он был куда моложе, чем Грейс себе представляла. Его внешность завораживала: тёмные гипнотические глаза, плавная линия рта, седина на висках. Мелкие морщинки в уголках глаз говорили о том, что отец Элайджа часто улыбался. Грейс назвала бы его приятным. Таким и должен быть куратор приюта для беспризорников.

– Вы хотели поговорить о Мишель, если я правильно понял.

– Всё верно, мы…

– Я, пожалуй, пойду, не хочу вам мешать. – Калеб, всё это время стоявший неподвижно, вдруг заговорил и сразу спустился на пару ступенек.

– Ну что вы, вам здесь всегда рады, Калеб. Увидимся на следующей неделе?

– Ага, – неопределённо сказал он и, устало махнув рукой, направился к своей машине.

– Проходите. – Святой отец открыл перед ними двери. – Калеб – волонтёр. Он в одиночку отреставрировал паркет в церкви. В течение месяца Калеб приходил по вечерам после работы и занимался нашим полом, а сегодня наконец-то закончил. Самоотверженность, которой в наше время не встретишь.

– Вы правы, редкое качество, – кивнул Джеймс. Нортвуд выглядел растерянным, казалось, он забыл, зачем они здесь.

– Пройдёмте в мой кабинет. Может, хотите кофе или травяного чая?

– Благодарю, отец Элайджа, но у нас не так много времени. – Грейс улыбнулась и поджала губы.

– Я хорошо знал Мишель. – Святой отец прошёл по проходу, сел на скамью и покачал головой. – Она была такой хорошей девушкой. Я стараюсь запоминать всех, кто здесь останавливается, но не всегда выходит. А Мишель я помню хорошо. У неё были такие грустные глаза. И она, кажется, комплексовала из-за своей улыбки. Знаете, её зубы… Ну, неважно. – Он прокашлялся и продолжил: – Понимаете, с тех пор, как правительство упразднило большинство государственных детских приютов и приняло положение о патронатных семьях, в нашем приюте чаще стали останавливаться молодые люди, некоторые из них были несовершеннолетними. Мишель в первый раз оказалась здесь в семнадцать. А потом периодически то появлялась, то пропадала.

– И вы знали, где она находится?

– Мы здесь предоставляем людям чистую постель, горячий душ, питание и молитву, но не отслеживаем их перемещения. Особенно тех, кто достиг совершеннолетия. У нас просто не хватит ресурсов на это.

– Вы тепло отзываетесь о Мишель. Какие отношения у вас были?

– Я был её духовным наставником. По крайней мере, пытался. – Отец Элайджа грустно усмехнулся.

– Мишель дружила с кем-нибудь из ваших подопечных?

– Она всегда держалась обособленно, никого не подпускала слишком близко.

– Если это возможно, мы бы хотели осмотреть спальню Мишель.

– И вам не нужен ордер? – уточнил святой отец.

Грейс осознала, что с каждым сказанным им словом он нравился ей всё меньше и меньше.

– Юридически – нужен, но технически мы не станем обыскивать комнату, не станем пугать ваших подопечных. Только осмотрим личные вещи Мишель.

– Вы вряд ли найдёте здесь что-то из личных вещей Мишель. Такое правило. У нас нет закреплённого за кем-то места, все вещи подопечные уносят с собой, когда уходят.

– При ней ничего не нашли. Даже паспорта не было. Как вы думаете, она могла где-нибудь хранить свои вещи?

– Может быть, у матери… Пойдёмте, я провожу вас в комнату, где Мишель ночевала в последний раз. – Отец Элайджа встал со скамьи и направился к выходу из церкви.

Здание, в котором обустроили приют, располагалось на заднем дворе. Отец Элайджа открыл дверь ключом и пропустил их внутрь.

– Вы запираете двери?

– Только на ночь. – Святой отец сдержанно улыбнулся.

Джеймс поймал обеспокоенный взгляд Грейс и едва заметно пожал плечами. Если это было не пугающим, то странным точно.

Уловив обеспокоенность детективов, святой отец поспешил оправдаться:

– У нас просто не хватает людей, чтобы хоть как-то контролировать перемещения подопечных. С тех пор как государственное обеспечение прекратили, мы выживаем за счёт наших прихожан и не можем позволить себе охрану.

– В день, когда Мишель пропала, вы тоже заперли