Летучий корабль - Фанфикс.ру rain_dog

И, едва я переступаю порог комнаты для свиданий, она бросается мне на шею, у нее мокрое от слез лицо, но она быстро-быстро шепчет мне на ухо, пока охранник не может толком слышать нас:

- Гарри, Кингсли подал в отставку. Блэкмор — новый глава Аврората. Он поддерживает обвинение против вас — связь с бандитами и государственная измена. Гарри! Милый мой Гарри! — и она целует меня в щеку.

Мы усаживаемся с ней за стол, так же, как и вчера с Джинни, но сегодня все совсем иначе — у нее боль в глазах, она берет мои руки в свои, старается не плакать, но у нее плохо получается. И она достает из сумки целый блок маггловских сигарет!

- Ты же не бросишь Рона? — спрашиваю я. Потому что если она…, то я не возьму ее сигареты.

- Ты что? Как я могу? В конце-концов, уйду из университета, буду жить с родителями. Кто же вам в Азкабан будет передачи носить?

Она пытается улыбнуться сквозь слезы. А потом вдруг говорит с нескрываемой обидой в голосе:

— Почему вы ни о чем не рассказывали? Что стоило тебе или Рону хотя бы намекнуть о том, что происходит? Мы же всегда, всегда, слышишь! — она повышает голос, и охранник недовольно оглядывается на нас, — мы всегда вместе находили решение! Что случилось теперь? Я стала в вашем с Роном представлении такой же курицей, как Молли Уизли, что со мной можно разговаривать только о котлетах и обновках? Ах да, конечно, еще об успехах в Университете!

— Герми, прости нас, — я кладу ладонь на ее запястье, тереблю смешной трогательный браслетик в виде перевитых цветов и листьев, и она не убирает руку. Значит, не обижается. — Нам же было нельзя никому ничего рассказывать. И мы…

Да, вот теперь мне стыдно перед ней. Она была больше, чем просто хорошая девчонка или жена моего друга. Герми всегда была и для меня, и для Рона тем человеком, с которым можно было разделить все — проблемы, радости, горести, рассказать то, что никто больше и выслушать-то не захочет. Я даже, точно, вот только сейчас вспомнил, я же бегал к ней советоваться, когда не знал, как вести себя с Джинни, когда был еще влюбленным маленьким ослом — не обидится ли моя любовь, если я невзначай положу ей руку на талию? А если не совсем на талию? И Герми даже не смеялась, делала серьезное-серьезное лицо и консультировала меня со знанием дела.

- Ладно, что теперь обижаться, — говорит она, махнув рукой. — Как вы вообще додумались до такой глупости? Мне Рон рассказал, — говорит она, видя мой недоуменный взгляд — мы же действительно не посвящали никого в детали.

- Ты не веришь тому, что пишут газеты?

- Разумеется, нет. Это же полный абсурд.

- А вот Джинни почему-то верит…

- Думаю, Уизли просто так удобнее, — Гермиона произносит это совершенно безразлично, из чего я заключаю, что вопрос о порядочности семейства моей бывшей жены для нее, как и для меня, отныне является закрытым.

- Знаешь, — я смущенно отвожу глаза, — просто затмение какое-то… Думали, все будет, как на пятом курсе, ну, помнишь, как тогда с моим интервью «Придире».

- Гарри, — она смотрит на меня с нежностью и сожалением, — Гарри, но тебе ведь было всего пятнадцать. Разве ты не видишь разницы? За тобой стоял Дамблдор, да что там, вся школа стояла. Ну, разумеется, кроме Амбридж. И потом, ты же был для всех еще ребенком! И что бы ты ни говорил, Министерство всегда могло сослаться на то, что у тебя просто разыгралась фантазия, что ты не вполне нормален. Прости, но в то время то, что ты рассказывал, не могло представлять ни для кого настоящей угрозы. А сейчас вы с Роном взрослые люди, практически полноправные сотрудники Аврората…

- Бывшие…

- У Вас мало времени, — напоминает ей охранник, — Вы же не родственница…

Я бы мог сказать ему, что она гораздо больше, чем родственница, но он не поймет — для него родство определяется только по документам. Вот Джинни Уизли может, пока не получит развода, сидеть здесь полчаса, хотя я не хотел бы видеть ее ни минуты. А Гермиона имеет право только шепнуть мне пару слов да передать сигареты, потому что она, самый важный человек для меня, кроме Рона, конечно, здесь просто никто.

- Гарри, — торопливо говорит она мне, — я не верю во всю ту чушь, которую они пишут. Я хочу, чтобы ты знал — я была, есть и останусь твоим другом, даже если ты действительно надумаешь свергать правительство или грабить имения. Мне наплевать. И еще, — она замечает недовольный взгляд надзирающего за нами аврора и уже почти поднимается со своего места напротив меня, — не сердись. Нет, это глупое слово, конечно, ты сердишься, ты оскорблен, обижен… Но Джинни… я думаю, ее просто заставили родители. Она не такая дрянь, как ты мог подумать. Но ее отец и Перси — они же работают в Министерстве. Для них то, в чем вас обвиняют — катастрофа. Даже Билл… он тоже может лишиться своего места в Гринготтс. Так что это они настояли на разводе. А тут еще и Рон…

- Знаешь, Герми, — говорю я, — даже если бы Джинни убила кого-нибудь, хоть и Министра Магии, я не побежал бы отрекаться от нее на следующий же день. Если ты любишь человека, то принимаешь его таким, какой он есть. Что бы он ни совершил. Прости. Для меня то, что она сделала, это предательство. Хотя я понимаю, что она поступила разумно, и ни в чем ее не виню. И если ты когда-нибудь передумаешь и решишь сделать то же самое, я тоже пойму.

- Гарри!

- Все, заканчивайте, время вышло, — окликает нас охранник.

Она торопливо целует меня на прощанье, я забираю ее бесценный подарок в виде маггловских сигарет и зажигалки и поворачиваюсь к выходу, чтобы не видеть, как она беззвучно плачет у меня за спиной.

Блэкмор… Я сижу на убогой койке в углу своей камеры, курю и пытаюсь думать. Так, надо собраться, успокоиться. Блэкмор… Незаметный, но с каждым днем все более незаменимый. Почему он? Как он смеет выдвигать против нас с Роном какие-либо обвинения? Что он вообще может знать? А что если он давно хотел занять место Кингсли? Черт, как же мы подвели Кингсли! Он ушел в отставку из-за нас, конечно, его же тоже обвинили во всех смертных грехах, хорошо хоть не в связи с бандитами и попытке свержения правительства. Но по всему выходит так, что именно он оказывал нам поддержку. Он взял нас на эту работу, постоянно выделял, порой поручал дела, до которых обычно не допускают стажеров, дал разрешение на копирование в архиве Аврората… Мои мысли крутятся вокруг одного и того же, то перескакивая на какие-то второстепенные детали, то вновь возвращаясь к исходной точке. Архив Аврората. Мы, увлекшись, как дети, перерыли там немало материалов, которые нас, в сущности, не касались. А любые заклинания, в том числе и поисковое, и призывающее прекрасно отслеживаются. Значит, при желании, можно было безо всякого труда выяснить, в каких именно папках так азартно копались мы с Роном. Причем в последние дни, уже сговорившись с Блатом, мы не особенно утруждали себя прикрытием — даже забывали просить у Лаванды подшивки газет с континента. И все это время поблизости ошивался Блэкмор, якобы привлеченный прелестями Лаванды Браун. Сдались ему эти прелести! Человек с такими амбициями, как у Блэкмора, не должен всерьез интересоваться глупой девчонкой со смешными кудряшками, едва закончившей школу. А Блат, откуда взялся Блат? Он подвернулся нам так удачно, выскочил, словно черт из табакерки, как только мы всерьез дозрели до реализации нашего детского плана.

Что если Блэкмор давно следил за нами? Особой приязни к нам, двум выскочкам, он явно не питал. Ему ничего не стоило зайти в архив сразу после того, как его покидали мы. А в первый раз списки конфискованного имущества понадобились нам с Роном почти год назад, точнее, второго мая, после нападения на дом Уоррена Хэмсфилда, когда Рон не мог разобрать свои записи, а мы не могли сдать Блэкмору отчет, в котором бы значилось «Портрет волшебника Г». И в тот же вечер мы отправились в маггловское кафе и завели свой список… И оставшиеся до нашего ареста месяцы были посвящены его пополнению — в ряде случаев, только взглянув на вещи в имениях, где мы бывали в качестве гостей, мы абсолютно точно могли сказать, кому они принадлежали раньше. И ни одна из этих вещей не проходила по аукционным спискам, что бы там ни печаталось в газетах.

Почти год назад… Тогда был день второй годовщины победы над Волдемортом. Как забавно, а сейчас вот остается пара недель до следующего празднования, которое на этот раз пройдет без героя. Осудят ли нас до второго мая, чтобы мы с Роном отметили столь важное событие уже в Азкабане? Или все же подержат здесь, потерпят еще пару недель, а потом, под шумок отгремевших торжеств, тихо упрячут двух бывших победителей под неусыпный надзор дементоров? Можно делать ставки…

Они не выдерживают, видимо, хотят разделаться с неприятными делами до праздников. Кто знает, может быть, Фадж желает объявить себя победителем Волдеморта?

Через пару дней нас с Роном отводят в какое-то странное помещение, обстановкой претендующее на торжественность, и все же настолько казенное, что от тоски и безнадежности сводит скулы.