Мифы Чернобыля - Сергей Переслегин

"А. П. Александров сожалеет о том, что США использовали случай на АЭС Тримайл Айленд в качестве предлога для замедления темпов дальнейшего развития ядерной энергетики. Он убежден, что мировые запасы нефти и газа иссякнут через 30–50 лет, поэтому необходимо строить АЭС во всех частях света, иначе неизбежно возникнут военные конфликты из-за обладания остатками минерального топлива. Он считает, что эти вооруженные столкновения произойдут только между капиталистическими странами, так как СССР будет к тому времени в изобилии обеспечен энергией атома".

В контексте честной и неангажированной работы "Чернобыльская тетрадь" А. П. Александров не злодей, но и не Гессер.

Реплика:

— Кто прав-то?

В нашу Будущую постиндустриальную Россию хочется взять их всех. Потому что обглоданная кадрами страна вполне могла бы. списать разногласия спецов высокой пробы на "милые дерутся, только тешатся".

А. П. Александров ушел раньше.

Из креативного пиаровского "сегодня" мы бы им врезали, конечно, на "Пятом колесе", той — самой прогрессивной передаче, времен перестройки. Мы бы не стали оправдываться, мы бы, пожалуй, дали такой бой "легкости нашего восприятия", неважно, было ли это журналистским ходом, или просто "так встали звезды". А наши студенты, они же эксперты, друзья и пассажиры поезда в Будущее, вообще смеялись бы, в голос от интерпретаций. "Мертвый бармен — до меня дошло!" — процитируют они американский фильм "Догма". У них нет ничего святого… это отлично. Им смешно над нашим боевым духом. Они не помнят Беллу Куркову. Им будет на каком горючем ехать в Будущее.

Наши вспоминающие деликатны. И благородны. А следующее, наше, поколение зубами вцепилось в постиндустриальный барьер и висит на нем, нам не до приличий. Молодежь спрашивает нас, смеясь: а как же в таком виде есть и целоваться? Мы, как та ворона, отцепляемся и прыгаем на землю, слегка подвернув ноги. Молодежь, хохоча, помогает нам встать. Мы рассказываем им в знак признательности о том, что узнали у героев прошлого.

Вот вам и конфликт поколений.

В. Асмолов пишет:

"Я понял, что именно надо знать для того, чтобы быть абсолютно уверенным, что этого не может быть никогда, потому что этого не может быть никогда".

Молодежь комментирует, что это понимание — уровень искусства, а не технологии. И нам его не взять с собой через барьер, хоть тресни… А надо бы было… Иначе будет, как в том фантастическом кино: "Ну реакторы у них еще работают, но чинить их они уже не умеют, так что пройдет еще 20 лет…" Ух, как плохо в гедонистическом будущем без энциклопедистов. Еще хуже без школ, передающих технологии. Потому что отсутствие этих двух пунктов означает: и без реакторов…

В. Асмолов нам лично не особенно нравится, потому что он похож на большого ребенка, умного, аж жуть, у него детское восприятие и нешуточная подростковая уве-ренность в своей правоте. Он даже опасен. Такие люди составляли основу инноваций в системе Советский Голем. Они были золотой костью. Не выросшие дети, не постаревшие взрослые. Он жутко понравился молодежи, потому что он ближе к ним, чем к нам. Он почти сумасшедший. А мы принудительно повзрослели при попытке делить имущество и остались родителями своих внутренних детей. Творчество без детства затухает, точно также, как без эгоизма не случается любви.

Тут молодежь согласна с нами. Рассуждать — не делать!

Асмолова окрестили старикашкой Бромбергом. Это почетно.

В. Асмолов: "И дальше родилось совершенно новое поколение ребят, которые в своей отдельной части знания очень сильны, а вот люди, которые занимались бы Проектами как целым, которые обеспечивали понимание и знали бы об атомной станции от А до Я, — таких нет. Профессионалы есть. Сегодняшних 50-летних нет. Они вышиблены или вывезены. Они — только специалисты, но они не руководители. Еще немножко так поработаем — и 40-летних не будет. Сегодня Виктору Алексеевичу тому же — 77, Лунину, Пономареву — им под 80 всем, им было 40, когда я пришел на работу. Будем так говорить, они не ушли вовремя. Не ушли вовремя из управляющей системы. Они не отдали возможность некоторым, таким как я, которые возьмут систему управления и принятия решений… но есть много людей, которые не хотят туда. Их надо бросать в пекло, чтобы они понимали, что за решения они ответственны. Этот процесс был прекращен…"

Реплика:

— Противоречиво!

…Нам, с Перевала, тоже в высказываниях "Бромберга" нравится не все. Одно только верно: в горниле выплавляется сталь, а у нас все строится и строится демократическое общество безопасности и потребления. Своя радиоактивная рубашка прилипает к телу, и шестидесятилетний генерал, неведомо как попавший на экран из записи для прошлых семинаров, открыто спрашивает с горечью:

— Что вы, хотите, господа, от армии: в нее попадают самые бездарные или самые ленивые, те, кто не сумел поступить в вуз и поленился откупиться.

Реплика (психолог, 44 года):

— Давно уже после Чернобыля говорят у нас правду и даже больше чем правду… раскрашенную правду, то в черный, то в белый, то в зеленый цвет. Утрачена онтология. Отсюда и кончаются настоящие руководители. Им нужно из откуда-то черпать свою волю… Молодежь пока просто живет и не беспокоится.

В. Асмолов вновь рассказывает нам с экрана, заслонивши случайного генерала:

— В Курчатовском институте 700 человек прошли через Чернобыль. Через 10 лет туда бы не послали никого. Стояла очередь волонтеров в этот технолес… Когда я впервые приземлился на чернобыльской площадке, вначале я сидел в кабинете Александрова, а потом я полетел туда. У меня, человека, который всю жизнь занимался этим вопросом, было ощущение, как в рассказе Рэя Бредбери. Я видел воздух с нуклидами. Я вылез из вертолета и понимал, что здесь происходит, потому что я профессионал, я знал уровни… Прошло 2–3 дня. Все это исчезло, было ДЕЛО с 8 утра до 11 вечера, и не где-нибудь, а внутри 4-го блока, вечером — оперативка, когда мы все, сталкеры, собирались вместе и обсуждали, то, что мы узнали, мозговой штурм, передача, выработка, работа на завтра, потом командирские сто перед сном, чтобы вывести лишнее из организма. А уровни дичайшие. Чересполосица, где-то 1000 рентген-час. Мы выбирали помещение для курящих, где меньше рентгена в час, что для западников казалось совершеннейшим бредом… Мы свои дозиметры, извиняюсь, оставляли, брали с собой другие, чтобы самому понимать, сколько ты, так сказать, ухватил, так как там был предел 25 рентген, и уезжали на объект. Каждый понимал, что заменить-то тебя некем, и поэтому по тем дозиметрам, которые мы сдавали на контроль, почти никто за 25 рентген не перелез, а то, сколько получал каждый из нас, профессионал, мы вешали сюда, на пояс, мы хотели знать, что мы имеем, но для себя. С тех пор прошло 20 лет.

— А разве не было страшно? — спрашивает журналист, и мы бы спросили.

— Я говорю вам, что в тот момент, когда я вылез из вертолета, я все понимал, потому что мы прошли через аварии на наших сборках, знали приблизительные уровни, которые ведут к тяжелым необратимым последствиям, мы понимали, что близко к этим уровням — нельзя. Вот прошло 20 лет, перед вами сидит человек, который может умереть от чего угодно, но никакого отношения к тем бэрам это не будет иметь. Это отдельный разговор — теория малых доз и так далее… Летчики, вертолетчики… Я не буду говорить, эффективно это было или неэффективно, летать над блоком и пытаться заглушить все это или нет — сама природа заглушила. Все наши действия по предотвращению диктовались тем, что мы ничего не знали тогда, эти были наши экспресс-эксперименты, которые мы начали сразу. Все эти вопросы: как взаимодействуют расплавленное топливо с бетоном, — это все надо было исследовать гораздо раньше, Теперь я говорю о программе, которую я вел 15 лет, — это результаты моего пребывания в Чернобыле, причем я понял вообще, что это такое.

Сценарная развилка случилась, когда мы хотели уже расходиться, вдоволь напоив свое почтение Бывшим и отобрав ингредиенты для будущей окрошки. Вспоминается песенка из детского мультика — "на свалке были брошены привычки нехорошие, жестокость, зависть черная, и ненависть, и лесть".

Фраза — "это надо было исследовать гораздо раньше" — невинная и даже порочная, с точки зрения въедливых психологов, вдруг на ровном месте спровоцировала дискуссию о соотношении тактики и стратегии, а затем и поиск третьего в этой диалектической паре. И, подняв данные о грядущем кризисе генерирующих мощностей, выходе из строя АЭС, выработавших эксплуатационный ресурс, или неприятностях с энергораспределяющими сетями, мы попали в такую же "вилку" времени, как и Асмолов. У нас, видимо, есть 15 лет. Точнее, эти 15 лет у нас есть в том случае, если кто-то не строит нам "козу" из-за границы или с небес. То есть если никто не пойдет на нас войной или мы сами не начнем с кем-то дружить против кого-то на свою голову.