Разборка по-кремлевски - Сергей Зверев

«Волга» главмента и патрульный «жигуль» замерли во дворе старой пятиэтажки. На стене возле подъезда чернела сделанная под трафарет надпись «Бойлерная». Какой-то местный шутник-грамотей дорисовал мелом букву «р», после чего надпись можно было прочитать как «бройлерная».

– У них тут гнездо, – таинственно проговорил главмент, взглядом указывая на массивную дверь, ведущую в подвал.

– Вас в лицо здесь знают? – поинтересовался Клим.

– Меня каждая собака знает, – не без гордости заявил главмент.

Даже глядя из машины, было понятно, что подвальная дверь оснащена неподходящими ни для «бойлерной», ни для «бройлерной» техническими прибамбасами. Массивные стальные петли и полотно, переговорное устройство, рыбий глазок телекамеры.

Клим стал в стороне, чтобы не попадать в поле зрения глазка. Главмент же, наоборот, расправил плечи и нажал кнопку «переговорника». Даже не поинтересовавшись, зачем, а только узнав подполковника, ему открыл рослый парень – весь в черном, перетянутый театральной портупеей, с повязкой на рукаве.

Бондарев, ни о чем не спрашивая, спустил бритоголового молодчика с лестницы. Сбежал следом и, схватив за грудки, оторвал от пола. Серые глаза смотрели на Клима испуганно и с непониманием.

– Где Тамара Белкина?

И прежде, чем прозвучало: «Не знаю», Бондарев тряхнул провинциального нациста. Бритая голова звонко ударилась о кирпичную стену.

– Кто там? – послышалось из конца коридора.

Приоткрылась дверь, за ней мелькнуло распростертое на стене знамя со стилизованной свастикой, показалась не слишком трезвая морда. Дверь не успела захлопнутся, подполковник уже молодцевато подскочил к ней и выхватил из кобуры пистолет. Ствол уперся в мгновенно вспотевший лоб любителя выпить в партийном офисе.

Не прошло и минуты, как оба нациста уже лежали мордами в пол с заведенными за спину руками. Лейтенант с серьезным лицом застыл рядом с ними, ожидая дальнейших приказов начальства.

– Прислужники масонов! Всех перевешаем! – заверещал пьяница.

– Заткнись, – зашипел бритоголовый, вжимая голову в плечи.

Но было уже поздно, лейтенант четко отработанным движением утопил ботинок в мягком боку кричавшего, а потом просто для порядка ударил резиновой дубинкой по спине его более осторожного товарища.

– Менты поганые! – гулким эхом разнеслось по подвалу.

– Лейтенант, закройте дверь на улицу, – внятно попросил Клим, опередив еще один удар.

Подполковник нервно дышал, его ноздри раздувались, как у разъяренного быка.

Бондарев прошелся по партийному офису, к флагу даже не притронулся, пролистал несколько брошюрок, зашелестел плакатами, поднял с пола стопку листовок – свежих, еще источавших запах типографской краски. Вытащил одну, прочитал.

– Значит, «все на смертный бой»? В Москву? И как один покалечимся и умрем в борьбе за это?

– Висеть тебе на фонаре, – без лишнего пафоса отозвался пьяный ублюдок. – Чувствовалось, что это не пустая угроза, придет его время – так и сделает. – А тебе, мент, за то, что своих сдал...

Договорить он не успел, подполковник со всего размаха заехал ногой ему в морду.

– В Москву ехать призываете, а день и время не проставлены, – усмехнулся Клим. – Вы тут поговорите, а я осмотрюсь.

Он вышел. Тут же раздались глухие удары и крики:

– Бля... больно ж!

Партийный офис карташовцев роскошью не отличался. Под него были отведены две подвальные комнаты. В одной Клим только что побывал, вторую закрывал тяжелый навесной замок. Пригодилась связка ключей, позаимствованная на столе. Под неоштукатуренными стенами громоздились транспаранты, предрекающие скорую гибель Западу и его низкопоклонникам, лозунги, галерея портретов, на которых даже тувинец в действующем правительстве был изображен с подозрительно крючковатым носом. Наличия всего этого добра здесь можно было ожидать. Насторожило другое. В углу высилась две стопки ящиков с бутылками.

– «Коктейль Молотова», – определил Клим.

Такие зажигательные гранаты никто не стал бы готовить впрок, только перед самым выступлением. Бондарев продолжил осмотр. Среди табличек на подвальных дверях кроме «первый секретарь» и «склад» значилась еще одна, имеющая отношение к временам более ранним – «теплоузел». Оно было выведено от руки корявыми черными буквами. Бондарев щелкнул выключателем и вошел.

На трубе покачивалась пара наручников. Матрас, свернутый в трубку, покоился у гигантского вентиля. Никто и не собирался скрывать, что именно здесь еще недавно держали пленника или пленницу. Бондарев присел на корточки, посветил зажигалкой, на краске трубы было выцарапано: «Белкина. Позвоните!», номер мобильника самого Бондарева и позавчерашняя дата.

Получалось, что покушение на него и похищение телегруппы совершили карташовцы. И если с покушением более или менее понятно, то зачем нацистам понадобились телевизионщики кремлевского пула, оставалось невыясненным. Наверняка провинциалы лишь исполнили заказ и точного ответа на этот вопрос не знали.

Климу понадобилось лишь пять минут, чтобы разговорить обоих партайгеноссе. Бритоголовый, хлюпая разбитым в кровь носом, торопливо вываливал все, что знал. Его товарищ с рвением прирожденного предателя делал существенные дополнения. Выяснилось, что журналистов отвезли в Москву прямо к Карташову, а перед этим столичный эмиссар склонял их к сотрудничеству. Массовое выступление в Москве планировалось осуществить через неделю, но вчера пришел факс с сообщением, что срок переносится, и быть готовыми к выезду надо хоть завтра. Даже автобусы уже заказаны, оповещены все члены партии и сочувствующие, подготовлены бутылки с горючей смесью, арматурные пруты и агитационная литература.

Карташовцы смотрели на Клима преданно и всем своим видом давали понять – сказали все, что им было известно. И он поверил.

Главмент вел себя нервно, ему трудно было убедить Бондарева, что он не знал о происходящем в городе.

– В других условиях вы были бы честным служакой, – сделал комплимент Бондарев. – Но я же знаю систему не снаружи, – тут он сделал многозначительную паузу, – она кого угодно сомнет.

Подполковник с пониманием кивнул. Мол, и он того же мнения.

– Они не победят. Я не о карташовцах, а о тех, кто решил их использовать. Поэтому дам вам совет...

Главмент и впрямь был неплохим милиционером и относительно честным человеком. Единственным его желанием оставалось – не потерять свой пост.

– Сейчас вы берете с лейтенантом этих уродов и запираете их где-нибудь подальше. Чтобы никто не нашел. Есть у вас такое место?

Страж порядка с легкой обидой пожал плечами:

– Не Гуантанамо, конечно. Но место надежное. А дальше что мне с ними делать?

По взгляду стало понятно, что скажи Бондарев: «закопать живьем», это будет исполнено – неохотно, но надежно.

– Что хотите. Мне они неинтересны.

– Статью всегда найти можно, – напомнил главмент.

– Для всех остальных они просто испарились. И для ФСБ, и для вашего начальства, и для их соратников.

– Не впервой, – абсолютно не стесняясь такого признания, сказал подполковник.

Заметив на дне ментовских глаз остатки сомнения, Бондарев сделал последнее пожелание:

– Вы ничем не рискуете, если поведете себя правильно. И еще, мне нужна машина.

Карташовцев, скованных наручниками, препроводили в ментовскую машину, со стороны это выглядело вполне невинно.

Подполковник довез Бондарева на своей «Волге» до местной штрафплощадки, предложил на выбор два автомобиля: сверкающий лаком пучеглазый «Мерседес» и потертый, пугающих размеров джип «Чероки».

– Конфискат, – коротко доложил он, – можете не возвращать.

Чувствовалось, что этот знак внимания главмент не рассматривает как повод получить от Клима прощение.

– «Чероки», – сделал выбор Бондарев.

Клим получил от подполковника еще один подарок: три новеньких номера и техпаспорт на машину.

– Если надо, вы только позвоните. ОМОН прислать не смогу, но у себя в городе порядок наведу, – пообещал главмент, – вы же понимаете, душой я на вашей стороне, но я человек подневольный. Удачи.

Бондарев не стал благодарить, все-таки подполковник по большому счету просто выполнял свой долг, к тому же делал это трусливо и с оглядкой. Вскоре громоздкий «Чероки» уже мчал его по шоссе на запад.

Военный дирижер нервно взмахнул палочкой, и оркестр заиграл государственный гимн. Раскрасневшиеся от натуги духовики надували щеки, бухал барабан, разбрызгивая звон, смешанный с утренними солнечными бликами, сходились и расходились медные тарелки. На здании вокзала лениво переливались шелковые триколоры.

За путепроводом показался президентский поезд. Сверкая лаком, зеркальными стеклами, начищенной латунью и никелем, он державно приблизился к перрону и величественно замер. Девушки в пестрых национальных костюмах, представляющие народы, населявшие Урал, растянули безбожно накрашенные губы в гостеприимных улыбках. Огромный каравай с водруженной на него солонкой подрагивал на вытянутых руках первой красавицы.