Путешественник - Жюльетта Бенцони

— Ради Бога, замолчи! Даже по прошествии стольких лет есть имена, которые опасно произносить…

Женщины думали, что их не слышат. Но они не учитывали, что слух у Гийома был почти как у индейцев, да и разговор увлек его настолько, что он был весь внимание. Из беседы он узнал даже, почему мать не была счастлива с его отцом. Иначе и быть не могло, раз она любила Альбена, к которому Гийом невольно испытывал сильное сострадание. О галерах же он раньше ничего не слышал, но теперь понимал, что это, должно быть, что-то ужасное…

Устроившись в кровати, он никак не мог уснуть, несмотря на то, что постель была уютной и мягкой. Он думал о матери и о Милашке-Мари, проводя параллель между тем, что произошло с ним самим, и всем, что случилось с его матерью: у них обоих отняли любовь, и это причиняло такую боль! Даже теперь, после увлекательного путешествия по морю, после того как он открыл для себя Сен-Мало, он не мог думать о малышке без слез. Он будет так несчастлив, если не сможет когда-нибудь ее вновь увидеть!..

На следующий день мадемуазель Леусуа удалось убедить кузину остаться дома, чтобы та смогла отдохнуть, но еще и потому, что ей самой необходимо было послушать, а чем судачат городские сплетницы. Например, нужно было узнать, заставит ли страх молчать Симону Амель (можно было не спрашивать, от кого она обо всем знала, ведь ее дурачина-муженек от восхищения не закрывал рта со дня свадьбы!) или, наоборот, заставит ее кудахтать как бешеную курицу? Да если бы она была одна! Селестен Кло, продавец устриц, конечно, не преминет сообщить все жене. Ну а уж если его «Клота» возьмется за дело, то вся округа узнает о возвращении Матильды.

— Хочешь пойти со мной? — предложила она Гийому. — Я иду за рыбой… Увидишь, как красив наш Сен-Васт!..

Полюбивший Сен-Мало квебекский эмигрант был настроен скептически, несмотря на посетившее его вчера яркое видение, когда повозка достигла высот Кетеу. Но мысль размять ноги пришлась ему по душе. Он быстро справился со своей миской супа, натянул блузу, нахлобучил шапку и заявил, что готов идти.

Его приятно удивила хорошая погода. Вместо мокрой грязи вчерашнего дня он увидел красивое бледно-голубое, промытое небо, по которому плыли мелкие облака, похожие на перья ангела. Сидя дома, трудно было догадаться, как хорошо на улице, поскольку окна были маленькими — четыре стеклышка вокруг толстого переплета за складчатыми ситцевыми занавесками. И еще его поразил сад. Хотя до Рождества оставался всего месяц, на герани еще сохранились цветы замечательного ярко-красного оттенка; не сбросили листья и большие яблони и груши. Кроме них, Гийом заметил кусты с толстыми глянцевыми мясистыми листьями, которые, по словам Анн-Мари, покрываются ранней весной цветами без запаха, напоминающими розу, только плоскую, и называют их камелией.

— Ее много растет у нас в садах, — объяснила акушерка. — На ней зарабатывают те, у кого нет другого добра: цветы продают красавицам и в богатые особняки Валони…

— Вы тоже продаете?

— Нет. Оставляю себе. Люблю срезать веточку и поставить на стол в красивый фаянсовый горшок…

— А от снега они не померзнут?

— У нас его почти никогда не бывает. Здесь, на краю земли, стоят мягкие зимы, потому что в море есть таинственные течения, приносящие тепло. Самый большой враг — это ветер, буря: шторм тут бывает страшен, темными ночами корабли нередко разбиваются на отмелях, потому что вокруг нашей большой и величественной бухты волны очень опасны…. В ночь под Рождество я расскажу тебе несколько историй. Например, о «Белом корабле», на котором плыл юный английский принц…

— И что с ним случилось? — спросил Гийом, в глазах которого вдруг загорелась надежда. — Он разбился?..

— Да. Все утонули и…

— Тем лучше! Чем больше несчастий выпадет на долю зверей-англичан, тем лучше…

Внезапный порыв ненависти мальчика озадачил старую деву. Людей, живших по другую сторону залива, здесь недолюбливали, но ни разу ей не приходилось сталкиваться со столь резким выражением чувств. Когда она решила продолжить разговор, Гийом уже думал о другом: его очаровал порт, к которому они приближались. Вместо заброшенной, мрачной декорации, каким он был вчера, мальчик увидел бойкое место, где кипела жизнь и было даже весело от крылатых чепцов женщин, их ярких юбок и косынок, видневшихся из-под красных или синих передников. Среди них мелькали длинные блузы и полосатые хлопковые шапки мужчин, белая с красными отворотами униформа солдат форта, горделиво ступавших в своих белых гетрах и треуголках, лихо надвинутых на один глаз. Сам порт показался мальчику небольшим, так как его глаза привыкли к просторному устью Святого Лаврентия, но в нем теснились многочисленные корабли. Кроме двух линкоров, стоявших на рейде, это все были рыболовные суда. Некоторые из них, довольно крупные, стояли в ремонте — они совсем недавно вернулись с Новой Земли с опасного промысла трески. Их матросов было легко узнать по линялым фуфайкам, потрескавшейся от соли коже, по тому превосходству, с которым они держались, а также по длинным трубкам, которые они доставали, заходя в кабачок. Они олицетворяли особый мир, и к нему относились с уважением.

У небольшой лестницы, скользкой от водорослей, только что пристал шлюп. Его желтый грот еще хлопал на ветру, выделяясь на серебристо-голубом горизонте, где виднелась розово-серая масса укреплений и заостренных башен, некогда возведенных господином де Вобаном. Нацелив крупные бронзовые пушки в открытое море, они напоминали о том, что здесь властвует король.

Улов был превосходным. Трюм заполняла плотная и текучая перламутровая масса, к которой, желая помочь, устремились мужчины в синей шерстяной одежде. Женщины уже выбирали, показывая пальцем на рыбу. На ужин сегодня вечером во многих домах будет сельдь.

Как и предполагала мадемуазель Леусуа, самые отъявленные в городке сплетницы набросились на нее, словно, чайки на рыбью требуху. Особенно интриговал их Гийом, его взлохмаченные рыжие волосы, прихваченные на затылке черной лентой, золотистые глаза и значительный вид, заставлявший мальчика держаться прямо и делавший его взрослее. Он прибыл из страны еще более далекой, чем Новая Земля, таинственной и немного пугающей, о которой ходило столько легенд. Поскольку слово «дикари» произносилось слишком часто, Гийом в конце концов нырнул в гущу пухлых сплетниц и скрылся, предоставив Анн-Мари самой выбираться из толпы.

Слегка запыхавшись, она нагнала его на углу площади, где он поджидал ее, немного смущенный тем, что бросил одну в беде, но она только посмеивалась.

— Пусть твоя мать не выходит еще несколько дней. Я сказала им, что она больна. Так она сможет хоть какое-то время отдохнуть спокойно. Иначе бы они штурмом взяли мой дом.