Дороги для смертников - Артем Каменистый

  К аккуратному пролому деловито заструилась шеренга солдат - надо успеть ворваться внутрь, пока защитники не пришли в себя. Фока, встав с бочки, с легкой улыбкой наблюдал за атакой. Еще немного, и столица Нурии превратится в один из городов Хабрии.

  Черный человек на это не смотрел - он направился к своему фургону. Надо проверить оборудование - утром оно пригодится.

Глава 7

  По берегу холодного моря шли два человека. Один огромного роста, с широченными плечами, хмурым лицом, утопающим в запущенной рыжеватой шевелюре и нечесаной бороде. На вид лет тридцать пять, а может и все сорок пять - у подобных молодчиков возраст иной раз определить невозможно. Второй совсем юн, тонковат, но ростом мало уступает своему спутнику. Черные волосы подстрижены накоротко, лицо не нуждается в бритье, лишь на верхней губе и над подбородком виднеются характерные следы попыток избавления от растительности - здесь явно поработала не бритва, а нечто гораздо более грубое. Лицо у юноши спокойное, задумчивое, глаза посматривают по сторонам с обманчивой рассеянностью.

  Одежду парочки можно не описывать - она этого недостойна. Если хоть раз в жизни повидал нищего, то, значит, легко представишь, что на них сейчас. Разве что куртка гиганта несколько выделялась. Нет, не в лучшую сторону - просто обычный нищий не станет обшивать свою вонючую куртку железными пластинами.

  Здоровяк на одном плече нес массивную двустороннюю секиру, на другом солидный бочонок. Юноша тоже шагал не налегке. За поясом чуть изогнутый меч в черных ножнах, на плече странное оружие - будто широченная, в две ладони, остро отточенная стамеска на длинном древке. Человек, знакомый с китобойным промыслом, без труда узнал бы свой профессиональный инструмент - трокель. Им разделывают туши китов и добивают загарпуненную добычу. На суше такая узкоспециализированная штуковина не нужна, но юноша пока что не собирался избавляться от этой тяжести.

  Гостеприимный залив спутники покинули три дня назад. С тех пор они с утра до вечера топали по берегу моря, шаг за шагом продвигаясь на юг. Ночи они проводили в убежищах среди валунов, укрываясь парусиной, воду пили прямо из моря или из изредка встречающихся речушек, которые легко переходили вброд.

  Запас устриц закончился еще на второй день, с тех пор пополнять его было негде - попытки добыть продовольствие в море к успеху не приводили. В отлив обнажалась лишь узкая полоска дна, и все, что на ней удавалось найти - немного съедобных водорослей, которые уже надоели до тошноты, да и энергетическая ценность этой травы весьма сомнительна. Серьезная живность полосу прибоя избегала, а тихих бухт или заливов больше не встречалось. Один раз путники наткнулись на ободранную тушу кита, вынесенную под самый берег. Зловоние, испускаемое гниющим мясом, преследовало их потом еще долго - даже у вечно голодного Апа не возникло предложений отведать этот благоухающий "деликатес".

  Гигант, вчера уснувший без ужина, сегодня пребывал в мрачном настроении (завтрака и обеда ведь тоже не было), и все разговоры неминуемо сводил к продовольственным темам. Тим его почти не слушал, да и не всегда можно было расслышать - прибой местами ревел оглушительно.

  - Вот устрицами ты эти ракушки зря называешь. Они, вообще-то зовутся по-разному, но это точно не устрицы. Анийцы их уважают, и называют морскими щетками, а элляне тоже уважают, и зовут рыбьими гребнями. И едят их только вареными, или запеченными. А вот устриц принято есть сырыми. Им подрезают жилу, раскрывают, капают немного уксуса со специями, и все - можно в рот класть. Блюдо не из дешевых - они ведь водятся далеко не везде, им особые условия подавай. Говорят, некоторые островные царьки неплохо живут именно за счет устриц. Они их приловчились разводить - будто на огородах выращивают. Во все концы света их продают, особыми судами перевозят, оборудованными для их перевозки. Я, признать по чести, устриц и не пробовал ни разу, только видел пустые скорлупки - их на помойку приходилось таскать, когда я пацаном в трактирном углу подрабатывал. Но те, что мы ловили, мне понравились - если они и хуже устриц, то ненамного. Ох и вкусные заразы - жаль что закончились, надо бы нам побыстрее найти местечко вроде того залива, и наловить их побольше. Сделать запас на неделю, и только потом дальше идти.

  - Мы большой запас делали, да только ты решил его не растягивать. "Тим, да тут на один зуб нормальному мужику! Давай уже все доедим, а завтра чего-нибудь добудем".

  - Так ведь очень уж жрать хотелось. Когда есть нечего, голод терпеть необидно, а вот когда что-нибудь есть... Съели, значит съели. Забудем. Эх... Берег унылый... Ни бухты, ни залива. Даже речки, что попадаются, без предисловий сразу впадают в море. Да их речками называть стыдно - смех один. Не замочив штаны почти все переходили. Вода, правда, хорошая - чистая и холодная. Говорят, под осень во все эти речки и ручейки лосось заходит, чтобы икру отметать в верховьях. Странно дело - даже язва рыбе не помеха, плывут в места, куда человек сунуться боится. Лосося в ту пору так много, что он не помещается в русле, по берегам ползет вверх. И в каждом полное брюхо крупной икры - хватит мой шлем наполнить. Свежая икра это, я тебе скажу, нечто неописуемое. Но без соли к ней приступать нельзя - одна горечь на языке останется. Немножечко соли натрусить, перемешать хорошенечко, сверху покрошить зеленого лучку и берешь все это большой ложкой и в рот. И чувствуешь себя при этом как парень, которого, забыв кастрировать, определили евнухом в гарем какого-нибудь престарелого островного царька. А совсем благодать, если рядом стоит глубокая миска с вареной картошкой, посыпанной рубленым укропом и политой темным маслом, да еще жбан с ледяным пивком, желательно тоже темным. Пока все не слопаешь, из-за стола в жизни не встанешь!

  - Охотно верю, - Тим не мог припомнить случая, чтобы Ап прекратил трапезу до полного уничтожения всего съедобного.

  - Жаль что до осени далеко. Нет в этих ручьях лососей. Какие-то мелкие рыбки шныряют, но их ловить, все равно, что мух пытаться на обед запасти. И зверья здесь не видно. Хотя, это, наверное, и к лучшему - рядом с язвой ничего порядочное не вырастет. А то, что вырастает, скорее нас сожрет, чем мы его. В прошлый раз мы ходили на север Атая. Есть там одно местечко, его не раз уже ватаги обшаривали, но найти еще много чего можно. Битва там, похоже, была, где немало народу полегло - добро по поверхности валяется, или чуток земелькой присыпано. Паренек с нами был, совсем желторотый, решил кроликов по кустам поискать - уж больно мясца ему свежего захотелось. Ну не дурак ли? Вышел на рассвете, а вернулся аж под вечер. Три дня ничего говорить не мог, только глазами испуганно моргал и попискивал будто мышка. Потом заговорил, но ничего нам так и не рассказал. И заикаться сильно стал. Думаю, ему вместо кролика повстречалось что-то другое. И думаю, что видок у этой твари был не слишком приятный. И что мне еще запомнилось - говорить он не говорил, но на третий день начал жрать, хотя дар речи к нему еще не вернулся. Голод это серьезная штука... А мы там рядом с рекой стояли, так в реке этой было полным-полно здоровенных щук - вся вода ими кишела. Идешь по берегу, а они прям голову на песок высовывают, дышат, наверное, свежим воздухом. Мы их так и ловили - петелькой на палку привязанной. Затягивали ее под жабры, будто некроманту галстук висельника. Их так много было, что мы даже не поленились коптильню вырыть у обрыва - копченая щука очень даже недурна. Жаль только, что пива у нас не было - с ним бы она вообще хорошо пошла.