Неправильный диверсант Забабашкин (СИ) - Арх Максим

— А куда и когда пойдёт ближайший поезд?

— Ближайший следует в Гамбург, господин. Отправление в полдень.

— А следующий?

— В сторону Гамбурга?

— Да.

— В два часа пополудни. Он идёт через Гамбург, но следует до Бремена.

— А потом?

— Секунду, — она для уточнения посмотрела в расписание, что лежало у неё на столе, и сказала: — В шесть часов вечера, господин. Следует только до Хальстенбек.

Я вздохнул, пока для себя так ничего и не решив.

Кассирша увидела, что за мной начали выстраиваться люди и поторопила:

— Так на какое время господин офицер будет брать билет?

— Спасибо. Я позже вернусь. Подумаю. Извините, — в нерешительности ответил я и отошёл в сторону.

Стоящие позади обыватели стали покупать себе билеты, а я так и не знал, как правильней поступить. Я был на перепутье, ведь от моего следующего шага зависела дальнейшая судьба. Мысли в голове крутились в вихре и никак не могли успокоиться. Тело начала бить нервная дрожь.

«Что же мне желать? Стараться выбраться из фашистской Германии, или остаться тут? Остаться или пробираться на фронт?»

Присел на лавочку, но почти сразу понял, что находиться на одном месте не могу. Адреналин бушевал. Чтобы хоть как-то себя успокоить, решил пройтись по городу. Я надеялся, что неспешная прогулка плодотворно повлияет на организм, и я за четыре часа успею принять решение о том, как и где мне стоит продолжить свой жизненный путь в этом тяжёлом времени.

Но я ошибался. Прогулка не помогла. Голова была тяжела и набита разнообразными мыслями. Тогда я постарался не думать о будущем и вообще не думать ни о чём. Выкинуть всё из головы, просто гулять и всё.

С трудом, но это удалось сделать. Неспеша прошёлся по центральной улице от одной окраины до другой и, стараясь отвлечься, рассматривал благоустройство города. Насчитал три лавки, три магазина, две пивных, ресторан для офицеров, несколько ателье, банк, телефонный узел и даже музей. На южной окраине города обнаружился полицейский участок, а на северной — солдатский патруль. Двое солдат и унтер-офицер, стоя рядом с мотоциклом с коляской, лениво о чём-то спорили, постоянно зевали, и лишь иногда окидывали прилегающую вокруг территорию сонными взглядами.

Заметив меня, акцентировать внимание на моём появлении они не стали, а продолжили беседовать. Но я, на секунду сфокусировав зрение, заметил, что двое из трёх продолжают краем глаза за мной наблюдать.

Я насторожился. Было очевидно, что, скорее всего, им моя персона показалась подозрительной. Не знал, чем именно им не понравился. Возможно, тем, что форма на мне немного висела. А быть может, не по возрасту офицерский чин им показался подозрительным. Но очевидно было одно, они меня взяли на заметку, и, всячески делая вид, что не обращают на меня никакого внимания, продолжали за мной следить.

Рисковать я не хотел и в сторону патруля движение почти сразу прекратил. Включил просто любознательного человека, который здесь проездом. Посмотрел по сторонам, осмотрел рядом находящуюся витрину продуктового магазина, а затем, покачав головой, развернулся, и беззаботно насвистывая что-то незатейливое, пошёл в обратную сторону.

Глядя в стёкла витрин попадающихся по дороге магазинов, пытался рассмотреть, двинулась ли за мной та троица или нет. К счастью, мои опасения оказались напрасными, и никакого преследования не было.

Облегчённо выдохнул и, посмотрев на часы, понял, что гуляю менее часа. До отправления ближайшего поезда оставалась ещё уйма времени.

«Может быть, поесть?» — спросил я себя и сразу же почувствовал неимоверный голод — ну что такое для солдатского желудка початая пачка галет, чудом оказавшаяся в трофейном ранце? Да почти что ничего. На этом решил зайти в пивную, что находилась неподалёку, на первом этаже двухэтажного кирпичного дома.

Глава 12

Законы ведения войны

В помещении меня встретила довольно уютная атмосфера. Интерьер был оформлен вполне в традиционном стиле: деревянные столы и стулья, на стенах висела пара картин с изображением города. Заведение было небольшим — столиков на десять, и половина из которых была занята. Люди завтракали, а некоторые, вероятно, зашли сюда, чтобы продолжить непрекращающийся отдых ещё с ночи. Атмосфера была вполне благожелательная, и я решил остановиться и перекусить тут. Вообще такая вот простецкая, в чём-то даже примитивная обстановка обычного заведения мне всегда импонировала. В ней не было ничего пафосного и искусственного, а, наоборот, всё было душевное и для души. Нет сомнения в том, что если бы не война, и сейчас было невоенное время, а вокруг не обитали бы враги, то, наверняка, это место стало бы тем, в которое с удовольствием бы время от времени захаживал.

Но в данный момент я не мог в полной мере расслабиться и насладится окружающей атмосферой, ибо это для меня было смерти подобно. Вражеские осведомители в любой момент могли заметить тот или иной прокол в моём поведении и сообщить куда следует. Попадаться противнику я не собирался, а значит, должен был быть максимально собран.

Выбрал удобный свободный столик у окна, из которого была видна не слишком оживлённая улица, и направился к нему. Устроившись и поставив на пол ранец, осмотрелся, и непроизвольно барабаня пальцами по светлой скатерти, принялся ждать, не зная, как в таком заведении принято делать заказ.

За барной стойкой стоял усач в фартуке, который, несмотря на ранее утро, наливал посетителю в полувоенной форме кружку пенного напитка.

Посидел ещё с минуту и, подумав, что, вероятно, тут заказы нужно делать самому, хотел было направиться к бармену. Однако из двери, что, очевидно, вела на кухню, вышла молодая девушка в фартуке и с двумя подносами в руках. На них находилась еда и какие-то графины. Официантка подошла к столику, за которым сидело трое немецких матросов, что явно хорошенько так отдыхали уже более суток, отдала им их заказ, мило улыбнулась и направилась ко мне.

Мы поздоровались.

— Что будет заказывать господин офицер? — спросила она, чуть наклонив голову на бок и кокетливо улыбнувшись.

Девушка была симпатичная и в другой бы ситуации…

«Враги, кругом враги! — тут же остановил я себя, а потом, покраснев от стыда, добавил: — Тем более у меня вроде бы как отношения с Клубничкой. Правда, эти самые отношения не то чтобы романтические, а, скорее, платонические, но, тем не менее, они есть, и этого забывать не следует!»

В общем, всячески одёрнув и пожурив себя за мгновение слабости, сделал заказ. И уже через пять минут передо мной стояла тарелка с брецелями, жареная курица, квашеная капуста, хлеб и кувшин с морсом.

Всё выглядело так аппетитно, что во рту сразу же начала скапливаться слюна. Да по-другому и быть не могло, нормальную еду в спокойной обстановке, да еще, чтобы вокруг не летали пули, бомбы и снаряды, я, вероятно, ел в последний раз в больнице перед операцией, когда находился в своём времени. Попав же сюда, в жаркое лето 1941-го года, перебивался на бегу и перекусами. Разумеется, я не роптал. Как все, так и я, поэтому об изысках никто и не думал. Да, признаться, и некогда было о них думать. Главным для всех там являлось — во что бы это ни стало остановить немцев, а потом и разбить их в пух и прах. Какие уж там изыски… Однако здесь и сейчас, ощущая сильнейший голод, не наброситься на столь аппетитные продукты, при этом не съев себе язык, было очень трудно и практически на грани возможностей силы воли. Стараясь не захлебнуться слюной от витающих в воздухе ароматов, поблагодарил девушку и, когда та ушла, изо всех сил сдерживая себя, начал не спеша вкушать буржуинскую снедь.

Шастая по лесам и от окопа к окопу последние дни и даже недели, я уж и забыл, какой вкусной бывает еда. Каждый кусок хорошо обжаренной курочки был пропитан специями, а хрустящие брецели лишь увеличивали гастрономический восторг. Это было блаженство, которое длилось неимоверные две минуты. Разумеется, я мог бы съесть всё это изобилие ещё быстрее, но вот только боялся, что могу привлечь этим свои жором ненужное к своей скромной персоне внимание. Ведь для всех я не изголодавшийся, еле-еле живой красноармеец Забабашкин, а чуть подраненный немецкий офицер.