Саркофаг - Андрей Посняков

Кто-то ударил в тревожный рельс, подвешенный на балконе «учебной» квартиры, где размещалась «школа».

– Что-то случилось! – Вскочив, Тихомиров быстро оделся.

– А кто сегодня в кочегарке за главного? – Тамара натянула на голое тело свитер. – Кажется, Павел.

Он и звонил, Павел – крепкий сорокалетний мужик, лицо которого нынче было разбито в кровь.

– Что случилось? – Тихомиров вбежал на балкон первым, чувствуя, как грохочут по лестнице остальные – председатель ТСЖ – уж как же без него-то? – и прочие.

– Котельная, – быстро отозвался Павел. – Туда ворвались, начали избивать… я еле вырвался, прибежал… Скорее! Ребята… там…

Двое молодых парней – Ефим с Федором – как раз и дежурили в ту ночь вместе с Павлом…

И теперь валялись, сильно избитые! Стонали, держась за бока… Дверь подвала была распахнута настежь, помпа разбита в куски…

– Хорошо, не убили, – опускаясь на корточки, негромко произнес Востриков. – Врача! Зовите врача… Григорьича, из тридцать второй… Кто здесь был-то?

– Какие-то парни, – придя в себя раньше других, пояснил Павел. – Незнакомые… Но постучались условным стуком, Ефим им и открыл. Я думал, наши, мало ли что? Может, температуру поднять надо или, наоборот, опустить. А они… ворвались, сразу начали бить – палками и ногами.

– Бейсбольные биты у них были, – простонал один из парней, кажется, Федор. – Если б Паша не вырвался да тревогу не поднял – убили бы точно.

– А сколько их было? Как выглядели?

– Да вроде пятеро… или шестеро… А выглядели обычно, молодые накачанные ребята в кожанках. И вязаные шапки чуть ли не на глаза надвинуты. Черные такие.

Дня два все было спокойно, а потом ночью кто-то перебил все стекла в квартирах, расположенных на нижних этажах, – такое впечатление, что били из рогаток и выше просто не достали.

Востриков с Максом даже предприняли по этому поводу небольшое расследование, попросив своих школьников, общающихся с другими подростками, хоть что-нибудь осторожненько разузнать. Разузнали: стекла, оказывается, выбили парни из соседнего дома, их просто попросил кто-то, мол, надобно кое-кого наказать, да пообещал расплатиться девкой – одной, на весь круг. Тех, кто разбил стекла, не так уж и много было, с полдюжины – хватило и одной девки.

С остеклением выбитых окон вопрос пришлось решать немедленно – хорошо, Востриков подсуетился на своем предприятии, кое-где поставили новые стекла, а где-то пришлось обойтись и фанерой, тем более особых морозов теперь, в конце марта, не ожидалось.

Потом группы подростков стали налетать на велосипедах и избивать школьников, пока последние совсем не перестали появляться на близлежащих улицах без сопровождения взрослых – молодых и сильных мужчин-дружинников, вооруженных ломиками, охотничьими карабинами и ножами. Пробовали, конечно, и на этих напасть, наивно, по старой памяти, полагая, что малолеткам все спишется… Увы, просчитались – дружинники пальнули сразу же и старались бить прицельно. Потеряв пару человек ранеными, гопники усвистали, а дальше уж так, гадили по мелочи – то во двор подожженную покрышку закинут, то стекла камнями побьют.

Тихомиров спинным мозгом чувствовал, что за всем этим стоят Евсей и его люди, естественно, не терпевшие в округе никакого другого порядка, кроме своего собственного. Председатель ТСЖ, впрочем, эту идею не поддерживал – по его мнению, слишком уж было для Евсея мелко.

– Ну сам посуди, – как-то под вечер втолковывал он Максиму. – Если б Евсей нас хотел в бараний рог скрутить, ты уж мне поверь – скрутил бы, бойцов у него хватит, раз уж литовских подмял, то про нас и говорить нечего.

– Так может, приказа у него пока не было, чтоб с нами разобраться по-крупному, раз и навсегда, – Тихомиров, горячась, стоял на своем.

– А ты полагаешь, что Евсею кто-то приказывает?

– Полагаю? – Молодой человек резко расхохотался. – Даже более того – уверен!

Макс и Востриков сидели вдвоем все на той же скамеечке у подъезда, с красными повязками на рукавах – несли дежурство. У Тихомирова в качестве оружия имелась трофейная, захваченная еще при освобождении Тамары финка, на коленях председателя солидно покоилась пристрелянная «Сайга» – главный инженер был завзятым охотником.

– Вот ты сначала выслушай, Николай Петрович, а потом уже говори!

Стоял чудный вечер – теплый и сухой, какие не так уж часто бывают в начале апреля, уже начинало темнеть, и в окнах домов повсюду зажигались светильники – керосиновые лампы (у кого еще оставался керосин), самодельные зажигалки, свечки – последних имелось много, опять же со склада.

Тихомиров рассказал собеседнику все, точнее, почти все, поделился своими мыслями обо всем происходящем – о коконе, о тумане, о Евсеевой банде и обо всем, что сейчас творилось в городе.

Николай Петрович лишь рассмеялся:

– Ну, Максим, ну, выдумщик! Паш, Паш! – Он помахал рукой вышедшему во двор Павлу. – Иди, с нами посиди малость. Максим тут такое рассказывает!

А ничего «такого» Тихомиров и не говорил – все, наоборот, выглядело вполне логичным… как оказалось, только для него самого, недоверчивые и не склонные к фантастическим объяснениям собеседники все поднимали на смех.

– Не, ну ты смотри, а! – Зашедшийся смехом председатель уже вытирал слезы. – Ты только, Максим, не обижайся, ладно? Я вот думаю: проще тут все, гораздо проще. Уж поверь, я постарше тебя и людей знаю получше. Для такого вот беспредела никаких инопланетян не нужно – сами все сделаем, последние двадцать лет только к этому и приучали – человек человеку волк! Падающего толкни, все сам заграбастай, если же не толкнул и не заграбастал – все, ты, как нынешняя молодежь говорит, лох конченый. Если же хапнул, оттолкнул, сожрал ближнего своего без всякой жалости – вот тогда ты на коне, человек успешный! Всякий сам по себе, каждый сам за себя, имеешь возможность украсть – укради, убить безнаказанно – убей, ведь «вы этого достойны»! Общество, Макс, на кучки разбилось давно уже, задолго до тумана этого, кокона, как ты называешь. Оголтелый индивидуализм бал правит – все кругом, за редким исключением, если не волки, так шакалы, а остальные для них – вот мы, обычные люди, – бараны нищебродные… Потому что совести еще сохранили хоть капельку… жаль, таких совестливых все меньше да меньше. Совесть да мораль – она ведь в современном мире вроде как и не нужна, а нужна одна голая экономическая выгода. Давно, давно общество распалось, а туман этот, – думаю, вполне естественного, природного происхождения, – лишь только подтолкнул все. Ну, как домино – вертикально поставленные костяшки одна на другую падают… одну толкни – все и лягут.

– А органы управления как же? Милиция? – не сдавался Максим. – Да хоть те же школы. Слишком уж быстро их выбили, я бы даже сказал – прицельно.

– Ну, школы выбивать тоже не вчера начали – всякими ЕГЭ и прочим.

– Я вам вот что скажу, мужики, – поправив прикрывающую подбитый глаз повязку, вмешался в спор присевший рядом Павел. – Не знаю, как насчет милиции, а администрация точно вся смылась! Денег бюджетных напилили – и свалили по-тихому, как все это началось. А что? Виллы у них по всему миру, дети тоже по заграницам учатся, здесь, в России, ничто не держит.

– А! – Тихомиров поднял указательный палец. – Так ты, Паша, полагаешь, что этот кокон – он в России только?

– Ну, может, еще и в Европе… А в Америке уж точно нет. Туда все и свалили, особенно эти… пиявки финансовые – брокеры, банкиры и прочая биржевая плесень. Я даже думаю, – Павел многозначительно понизил голос, – они и кавардак этот устроили, больше некому! Надували, надували финансовые пузыри, торговали воздухом, а как запахло жареным, устроили этот вот кокон. Их, их рук дело!

– Да-а. – Тихомиров покачал головой. – Интересная версия, ничего не скажешь.

– Эй, спорщики! – помахала с балкона Тамара. – Поднимайтесь, я торт испекла.

– Ого! Из чего хоть торт-то?

– А вы поднимайтесь – увидите.

За тортом – обычным блинником, но восхитительным, из неведомо каким чудом сохранившихся запасов, – продолжали беседу.

От навязших в зубах абстракций, типа кокона и его никому пока не известных творцов, плавно перешли к проблемам более насущным: Николай Петрович пожаловался на стекла, точнее, на их отсутствие.

– Еще один такой демарш – и вовсе нечего вставлять будет! Нет, по сусекам-то, в старых цехах, поскрести можно – что-нибудь да найдется. Но это вовсе не значит, что цеха можно раздербанить до последней косточки.

– Нам ведь особенно-то больших размеров не надо, – задумчиво произнес Павел. – Не два на три.

– Ну, ну, ну? – Председатель обрадованно потер руки. – Вижу, Паша, не зря ты щуришься.

– Это потому что левый глаз подбит, – пошутил Павел и, уже на полном серьезе, продолжил: – Я, до трампарка еще, водителем в фирме «Лето» работал. Часть теплиц там и сейчас действует, а часть, особенно дальние, разбомблены все давно. Съездить посмотреть можно – может, что и найдем? Там ведь не только стекла – и трубы, и еще кое-что. Если бензин на нашу «газельку» найдется…