Без пути-следа - Денис Гуцко.

Люся рассмеялась.

— Ой, Мить! Ну ты прям как девочка-целочка: в первый раз, в первый раз?

Оставались, конечно, шероховатости.?К начальнику Ворошиловской ПВС была отдельная очередь, компактная. Начальник приходил попозже. Они ждали его, сбившись в стайку возле узкой двустворчатой двери. Погода была гораздо теплее, чем в позапрошлую субботу. От людского дыхания тамбур с некрашеными деревянными полами пропарился, как в сауне, и источал терпкий древесный дух. Кружилась голова. Пыхтящие старухи обмахивались платочками. Какая-то женщина хлестала по щекам плачущую девочку.

Начальник пришел немного позже. По тому, как человек в дымчатых очках и погонах майора двинулся к двери, очередь поняла: начальник — и торопливо расступилась. Выглядел он на удивление неопрятно. Помято и обмякло. Майорские погоны смотрелись на нем, как на новогодней елке. «Вот он, — тяжело подумал Митя, — человек с красным карандашом. Вот он, Тот, Кто Выдает Гражданство».

— Заходить можно?

— Да я сам еще не зашел. Во дают! Позову, когда можно.

Дверь за ним закрылась, очередь вздохнула. Они ждали и ждали, но из-за двери не слышалось ни звука.

— Я зайду? — спросил Митя у впереди стоящих.

Ни у кого не было желания нарываться, но и простоять до обеда не хотелось. Кто-то в очереди рассказал, что вчера он начал принимать за полчаса до обеда. Очередь равнодушно промолчала. Держа наготове паспорт, Митя протиснулся в кабинет.

Начальник стоял боком, из-под форменной сорочки выглядывала полоска волосатого живота. Перед начальником стоял милицейский сержант, глядевший в пол с болезненной улыбкой. В нем чувствовалось напряжение.

— И где нашел? — весело спросил Николай Николаевич.

— Какая разница?

— Интересно же.

— Где нашел, там больше нет. — Сержант постарался взглянуть прямо, но тут же уткнул взгляд в пол и улыбнулся так, будто собирался кусаться.

— Нет, ну так, как ты тогда, так нельзя, нельзя. Надо же контролировать, — шепнул Николай Николаевич, наезжая своими дымчатыми очками, как кинокамерами, и хмыкнул. — Мало ли что.

Каким-то образом стало совершенно ясно, о чем они говорят. Будто застал в кабинете не обрывок разговора, а непосредственно события, о которых шла речь. И главное, была откуда-то уверенность, что к потере и находке пистолета прямое отношение имеет Николай Николаевич. Судя по затравленным улыбкам, была такая уверенность и у сержанта.

— Да, братец, ты был в ударе.

Сержант снял фуражку, вытер лоб.

— А кто не был?

— Но потерял только ты.

Они, конечно, заметили вошедшего Митю, но нисколько не смутились. Могли бы прогнать, но не стали. Милицейский сержант скоро ушел в соседний кабинет. Николай Николаевич остался в отличном расположении духа, все еще посмеивался сам с собой, перебирая бумаги на столе. Наконец кивнул Мите.

— Что там?

— Вам Сергей Федорович звонил по моему вопросу.

— Очень может быть. И что за вопрос?

— У меня с гражданством?

Не дослушав, Николай Николаевич протянул руку, ковырнул пальцами воздух.

— Паспорт давай.

Долго он паспорт не рассматривал. Открыл на нужной странице, тут же закрыл и шлепнул о стол.

— П?ц!

— Что, извините?

— П?ц, говорю! Ничего ты тут не сделаешь. Мог бы не ходить. Разве Сергей сам не мог тебе сказать?

— Ничего не сделаешь?

— Н-ни?!

— А почему?

— Потому что закон приняли, я ничего тут сделать не могу. Ну, давай, беги, а то там очередь.

— До свиданья. Всего хорошего.

— Давай, бывай. — Когда Митя уже взялся за дверную ручку, Николай Николаевич вдруг сказал: — Знаешь, мой тебе совет: подожди немного. У них там вроде какие-то дополнения должны рассматриваться. Может, что-нибудь тебе выгорит?

— Спасибо. Но мне поскорее надо.

Николай Николаевич развел руками.

Глава 7

На встречу к Олегу Митя шел наэлектризованный. Он был глобально раздражен. Он был эбонитовой палочкой, потертой о Земной шар. Все сердило его. Особенно мелочи. Особенно банки из-под пива. Банки из-под пива, разбросанные по Большой Садовой. На углу Крепостного рыскал отощалый бультерьер, тыкал голову-болид в двери магазинов, в фонарные столбы. Митя видел его раньше в этом районе. Гуляющий по центральным улицам бультерьер. Суетливые повадки его были совершенно дворняжечьи, грязная шкура в обтяжку смотрелась как одежка, севшая после стирки. Как ему живется на улице? В обществе тех, кто привык облаивать таких, как он. Впрочем, бультерьеру везде, должно быть, живется неплохо. Лучше, чем с хозяином? На улице он собачий царь. Интересно, в чем оно, бультерьерское счастье?

В фойе «Интуриста» сидели иностранцы. Крупные светловолосые арийцы утонули в диванах, выставив колени до самого столика. Им достался тот же взгляд, что и пивным банкам. «Эй, арийцы, зачем мне ваши банки под ногами? У самих-то жбаны разноцветные для разного мусора. Почему не поставляете вместе с банками жбаны? Жбаны, мусорщиков в красивых комбинезонах, народ, который бросает банку в правильный жбан?»

Олег элегантно опоздал. Ровно на пять минут. Сбежал по служебной лестнице, на ходу договорив по телефону. Сунул телефон в карман и резко выплеснул кисть для рукопожатия:

— Привет!

И он в ответ лихо хлопнул ладонью по его ладони. Погруженные в пухлый кожаный диван арийцы невольно глянули в их сторону. «Да сидите уже, — мысленно обратился к ним Митя. — Вам не понять».

— Извини, задержался. Замотали меня совсем! — Он возмущенно передернул плечами. — Без меня ни шагу. Как дети малые!

Мите всегда были симпатичны люди, извиняющиеся в случае опоздания. Особенно тогда, когда можно было бы обойтись без извинений. Олег выглядел заматеревшим. От Чучи, перепутавшего шкаф с туалетом, не осталось следа. Митя решил перейти к делу. Положил на журнальный столик папку, показал: вот, все здесь.

— Давай посмотрим, что ты принес. — Олег сел в кресло.

Просматривая бумаги, он перекладывал их из одной стопки в другую. Нервно оборачивался на шаги со стороны служебной лестницы, поглядывал сквозь витринное стекло на улицу. «Ждет кого-то», — подумал Митя.

— Ксерокопии паспорта, военного билета, заявление? есть заявление? Вижу? Пенсионное, квитанции оплаты госпошлины? Вроде все.

— Паспорт сам не нужно?

— Ну, ты даешь! Разве можно паспорт отдавать!

— Просто спрашиваю.

Отодвинув от себя паспорт, Олег сложил бумаги обратно в папку. Папку Митя купил дорогую. С гербом.

— Слушай, старик — сказал Олег извиняющимся тоном. — Не успеваем посидеть с тобой, поболтать. Бежать мне надо в Администрацию. Налоговые дела душат — во! — Он хлопнул ладонью под горло.

Олег торопился. Худые его пальцы бегали по красному пластику папки, будто собирались сбежать в Администрацию по налоговым делам.

— Конечно, конечно. Минуту только. — Митя хотел разобраться с главным. — Денег-то сколько?

— Денег? — Олег вскинул брови. — Да погоди с деньгами. Там видно будет. Не торопись. Паспорт новый тебе нужен?

— Еще как?

— Разберемся. Пойдем, а? Боюсь, опоздаю. Машина моя в ремонте. Чертовы «Мерсы»! Ломаются не хуже «Запорожцев».

— Да? А вроде считается, машина суперкласса?

— Кто бы спорил! На их дорогах да на их бензине?

— Ладно, старик, мне направо.

Они стояли перед Областной администрацией.

— Жду твоего звонка.

— Давай. Завтра я встречаюсь с генералом Фомичевым. С замминистра по общественному порядку. По твоему делу.

— Ого!

— Зачем мелочиться? К тому же такие вопросы лучше решать наверху. Какая-нибудь пешка из ПВС может и залипушный паспорт подсунуть, верно?

— Верно.

— Так что, чем выше, тем лучше.

— Тебе виднее.

— Это да. Ну, пока. Кстати, поздравляю с днем рожденья.

Митя удивился, решив сначала, что Олег со студенческих времен помнит его день рождения, но потом понял: он же только что рассматривал его паспорт. Возвращаясь к себе, он прислушивался к тому, что происходило внутри. Внутри было как-то ломко и опасно, будто на тонком льду.

Он вспомнил, как в девяносто втором ходил в милицию, в паспортный стол за тем самым «вкладышем о гражданстве». Было очень похоже на посещение Ворошилов-ской ПВС две недели назад. В кабинете его встретил такой же генератор ненависти. Такая же высоковольтная тетка. Только лет ей было побольше, а макияжа не было вовсе. Она смотрела в стол и говорила спокойным голосом, от которого поднимались волоски на руках и ногах. «У тебя временная прописка. Вкладыша не положено. Иди. Следующего пригласи». Было понятно, что человек, пришедший оформлять гражданство, не может просто так, без единого вопроса, развернуться через левое плечо и выйти. Но она сказала именно так: «Не положено. Иди. Следующего пригласи». Она как раз и ждала этих его вопросов, испуга, жалкой суеты в руках и в голосе. Но, почувствовав это, он поступил так, как она не ожидала: в самом деле развернулся через левое плечо и вышел. И это же повторилось с ним через десять лет — в другом кабинете, в другой, открестившейся от советского прошлого стране. Но теперь они добились от него всего: лакейской робости и молчаливого согласия с их глумливым босяцким «тыканьем». Это непрерывно. Это вечно. Они уберегли это от всех российских Армагеддонов, чтобы создать свою невидимую и потому непобедимую империю — империю Хама. И то, что происходит с видимой частью мира, во что она сегодня рядится, на какие гербы молится, — уже не важно. Гербы — как грибы: срежет очередной грибник — грибница останется?