ГНОМ - Александр Шуваев

В поезде заживо сгорело около трехсот раненых, которыми были буквально набиты несколько вагонов, а еще сопровождающие их медики и охрана. В обстрелянных вагонах вообще не уцелел никто. Поезд по инерции проволокло аж на полтора километра в степь, локомотив остановился только на пологом подъеме. Машинист с характерной для людского рода логичностью убежал в степь, тощий рыжий помощник забился в угол и крупно дрожал, а пулеметный расчет открыл огонь по мелькающим в степи серым фигурам. Пулеметчик воевал уже третий год и положил бы многих, если не все неопытное воинство, составлявшее засаду, но Михалыч сумел добиться, чтобы его услышали. Его намерением было использовать генератор в качестве танка, но Арслан Уразбаев, приложившись из своего несерьезного оружия, флегматично нажал на спусковой крючок. Карабинчик, переведенный в режим одиночной стрельбы, сухо, отрывисто щелкнул, аж зазвенело в ушах, и голова пулеметчика в трех сотнях метров от него вдруг лопнула, как переспелый арбуз от удара ломом, обдав храброго помощника машиниста фонтаном крови и мозгов. Это был первый случай боевого применения "КАМ-42", Карабина Автоматического Малокалиберного, образца сорок второго года. Разумеется, никто никогда не предполагал использовать "свистунка" в качестве снайперской винтовки: и пуля, и само оружие казались явно легковаты для этой цели, но жизнь показала, что тонкие пульки, летящие со страшной скоростью, на самом деле жалят удивительно метко. Дело в том, что до сих пор никто, никогда не пользовался огнестрельным оружием, изготовленным с такой точностью. Помимо этого никто не удосужился подумать, как скажется на характеристиках оружия неимоверная, прежде недостижимая жесткость его конструкции, за исключением, понятно, материала приклада. А еще эти немудреные тоненькие пульки по какой-то причине наносили страшные раны, почти не оставлявшие раненому шансов на выживание. В этот день сама судьба отвела Арслану роль Застрельщика и Первопроходца, но ему самому это ни тогда, ни позже так и не пришло в голову.

Бурда лучше кого бы то ни было отдавал себе отчет в том, что воинство его абсолютно непригодно для оборонительного боя. Без нормальной артиллерии, мин, колючей проволоки и шанцевого инструмента, без малейшего навыка оборудовать позицию, любая мало-мальски штатная часть вермахта в правильном полевом сражении разнесет их в два счета, попросту из пушек, не входя в настоящее боевое соприкосновение. Неожиданным и приятным сюрпризом оказалось то, что на каждом грузовике оказалась в комплекте совершенно превосходная, легкая, надежная и исключительно удобная в обращении радиостанция "РСПП-4". Удобная, то есть, настолько, что за время Марша обучились буквально все, кто имел касательство, даже самые темные и необразованные: Бурда, вспоминая о танковых рациях в оставленном корпусе, поневоле сравнивал – и только матерился сквозь зубы. Это было очень хорошо, но, в конце концов, служило слабым утешением. Так что единственной призрачной надеждой для них оставалось то обстоятельство, что Батайск находился от них всего в пяти километрах западнее. Вцепившись в дома и улицы, устроив суматоху покруче, пролив побольше крови, наломав как можно больше дров, они получали шанс продержаться какое-то время со своим легким вооружением.

Чего он не знал, так это того, что цель Южного Марша была в значительной мере достигнута. И было это, в неком высшем смысле, очень хорошо, а вот для для выживания доставшегося ему воинства – не очень. Подготовку к возможному выводу громадной массы войск, превосходившей по числу людей Великую Армию Наполеона, что вторглась в Россию сто тридцать лет тому назад, и так вели со всей поспешностью, но теперь, когда их все-таки обнаружили около сорока часов назад, с тем, чтобы следом потерять снова, форсировали до предела, до того разрушительного градуса, за которым следует бегство. То, что имело навалиться на них спустя считанные сутки, было способно смести иную страну. Особенно сейчас, когда все, начиная от командующего группой армий Эвалда фон Клейста и кончая последним обозным, были крайне напуганы, — но все-таки далеко не в той мере, чтобы потерять голову. После страшной гибели пяти армий они будут драться так, как не дрались еще никогда, потому что сражаться будут не за добычу, не за Рейх, а за свою шкуру.

Железнодорожные пути на Запад Должны Контролироваться: это определяло жизнь людей с силой категорического императива. Для того, чтобы добиться этого, люди были готовы буквально на все. В Батайске подхода обещанного крупного контингента ожидали, как манны небесной. Нет. Как приезда того самого барина из известной поэмы Некрасова. Тех, кто до сих пор был спокоен и уверен в себе, неожиданно охватил страх – не страх, а какое-то беспокойство, ощущение ненадежности бытия, и это при том, что до сих пор никто не говорил отчетливо о катастрофе на севере. Говорили о тяжелых боях, о страшных потерях, которые несут русские в бесплодных атаках. А потом доктор Геббельс вдруг произнес новое словосочетание: крепость Сталинград. После этого унтер-офицер Цейцер, девять месяцев тому назад оборонявший "крепость Демянск" приобрел среди товарищей ранее неслыханный авторитет. К нему ходили, как к Дельфийскому оракулу, вокруг него с некоторых пор постоянно клубился народ. И каждый норовил угостить сигареткой или каким-нибудь другим пустячком, приятным сердцу бывалого фронтовика. Он, услыхав слова доктора Геббельса, замер на месте и побледнел, при этом пробормотав себе под нос короткое шипящее слово. На требование повторить, он помолчал некоторое время, а потом описал в воздухе небольшое колечко и повторил: "Кессель". Он был не один, и поэтому очень скоро это слово повторяли на разные лады все.

Со всей поспешностью освобождали станционные пути. Поврежденную технику, которую транспортировали для капитального ремонта на запад, выгружали из вагонов, снимали с платформ и "временно" размещали под открытым небом, длинными рядами, там, где она не могла помешать главному. А потом по телефону сообщили, что на Сальской ветке только что отбили нападение каких-то сумасшедших партизан на санитарный поезд, только что восстановили связь, а теперь освобождают пути. Колонна через полчаса будет в городе. Бандиты перебиты полностью, жертвы незначительные, так что можете не волноваться и готовьтесь принимать воинский эшелон. Да, на два локомотива. Тут надо пояснить, что в составе Марша случайным образом оказалось довольно много поволжских немцев, оказавшихся в Северном Казахстане.

Колонна входила в город с тяжкой, неторопливой мощью, громадные серые грузовики, перемежаемые какими-то цистернами шли уверенно, выдерживая совершенно правильные интервалы. Зрелище это вызывало неподдельное воодушевление, заставляя сердца видевших это сильнее биться, так что случившиеся тут бойцы охраны и сброд из тыловых подразделений приветствовали колонну криками. Плохо различимые, нахохлившиеся серые фигуры в кузовах привычно кивали в такт качке, но кое-кто тоже махал руками и орал в ответ что-то неразличимое в гуле двигателей. Погода стояла пасмурная, день был чуть ли ни самый короткий день в году, и даже здесь, в сравнительно южных широтах, света, как такового, не было почти что вовсе. Поэтому лица в машинах казались практически неразличимыми.

Неизвестно, что пришло в голову ефрейтору Вольфу Зейдлицу, когда он решил остановить головную машину, и теперь это, скорее всего, останется тайной навсегда. Водитель открыл дверцу, и ефрейтор невольно отшатнулся: его можно понять, потому что кокетливая улыбка Любки Полгарнаць – зрелище не для слабых нервов. Выдержав драматическую паузу на протяжении пары секунд, она для полноты эффекта дохнула ему в лицо. Именно тогда, именно в эту секунду шутки кончились надолго, а для многих и многих – навсегда. Снятый с предохранителя "свистунок" лежал у нее на коленях, так что ефрейторов труп, опрокинувшийся прямо здесь, у грузовика, спиной в собственные расплесканные мозги, был трупом безголовым. Среди всеобщего оцепенения, длившегося доли секунды, прозвучала отрывистая команда, и грузовики будто взорвались, роняя борта и извергая молчаливые фигуры в сером.

Будучи дилетантами, они с самого начала повели себя правильно, действуя инстинктивно, но исходя из особенностей своего вооружения: со страху поливали все, показавшееся подозрительным, струями свинца. С грузовиков, с генераторов ударили пулеметы, за которыми сидели уже профессионалы, и начался ад. В первые секунды погибли иссеченные десятками очередей пулеметчики на вышках, на блок-посту сообразили моментально, в амбразуре забилась-загрохотала бабочка пулеметной очереди, но погасла в адском пламени двух термогазовых гранат. Начали разворачивать свое страшное оружие зенитные расчеты, но и они не успели сделать ни единого выстрела. Пылали составы, пылали станционные постройки, дым затянул все громадное пространство станции. Особую сумятицу вызвал взрыв целого эшелона с боеприпасами. Тем временем "маршевики" разливались по городу, как серый гной.