Пиковый туз - Стасс Бабицкий

– Само собой. Я многие подворотни пробегаю наспех. Рукавом зажимаю нос и рот, чтоб не вдохнуть. Но куда деваться? Москву заполонили приезжие. Из десяти прохожих, пожалуй, только один здесь народился. Остальные за работой подались. Вот и гадят по углам. Надеются, завтра прольется дождь и смоет в канаву. А коли нет дождя, то мрут от своих же нечистот. Оттого все беды, да от Эрисманов ваших, дюже грамотных.

На исходе второго пролета их обогнала телега, судя по белой пыли на плечах возницы, груженая мукой. Дюжий татарин, лежавший на рогоже поверх горы мешков, сплюнул под ноги прохожих и осклабился.

– Видали, а? – вскинулся толстяк. – Злонамеренно метил в меня. Ск-котина чумазая! Таких не жалко. Пусть повымрут в своих грязных подвалах и трущобах.

– Позвольте, нельзя так уж. Повымрут! Без этого битюга и ему подобных встанут фабрики, торговля загнется. Мы с вами не потащим на своем горбу тяжести, опять же, в шахту не полезем. А этот – запросто. Их надо отмыть от грязи, да и пусть трудятся на славу России. Что, собственно, и предлагает швейцарский доктор. Построить новый водопровод через Рублевку, чтобы москвичам хватило воды на ежедневную помывку.

– Ха! Водопровод уж три года обещают, только строить его никому не выгодно, – Блин махнул рукой, подчеркивая безнадежность затеи. – Чиновники на инженерные изыскания запрашивают кучу денег, но они по карманам расходятся. Уже не Рублевским впору называть, а Мильён-Рублевским! Золотая труба, рог изобилия… Пока на бумаге. Опять же, водовозы скандалят потихоньку. Оне доставляют чистую воду в дом и берут с хозяина за ведро, ну, положим, алтын[68]. А в жаркий день, может, и целый пятак. Но вот начнет работать эта махина, им копейки никто не даст. Тут бунта и жди!

– Бунты, любезный мой, самые верные спутники прогресса, – Котелок бросил окурок в реку. – В Англии ровно с этого начиналось – лорды воровали, а бедняки разбивали станки, из-за которых лишились работы. И чем кончилось? Сейчас англичане самый прогрессивный народ Европы! В Лондоне под землей ходят скоростные поезда, быстрее всякого экипажа. А их система канализации сумела избавить город от великого зловония, а также от холеры и других болезней. Уверен, и у нас такое сотворят.

– Тю, мечтатель! – слово прозвучало как забористое ругательство. – На этом самом острове, на Балчуге, построил дом некий мещанин Попцов, стал его обживать с полгода назад. Тихий, неприметный. Соседей не задирал. Но они всполошились, а из-за чего? К нормальным людям золотари приезжают раз в две недели, или чаще, как яма выгребная заполнится. Но этот тихоня за три месяца ни единожды обоз с бочками не позвал. Зимой не особо тревожно – на морозе-то вони не чувствуется. Весна пришла, снег стаял, начали принюхиваться. Не пахнет… этим самым. Выдумали, что Попцов-де нежить какая, вроде мертвяка ходячего, или призрак. Потому не испражняется. Но в доме обитают жена, дети, старуха-кухарка, два лакея. Оне что? Позвали околоточного. Тот велел городовым пошуровать в доме, опосля разрыли огород, и нашли трубу наклонную, по ней все в реку и сползало. Штраф выписали огромный, разорительный. Цена прогресса, хе-хе.

– От, держиморды! А может изобретение мещанчика на пользу городу приспособить. Эх, мундиры! Лучше бы своим делом занялись. Убийцу поймали!

– Ваша правда! Боязно по вечерам шаг на улицу сделать, пока кровопийца вокруг рыскает. А полицейские ковыряются по локоть в…

Мост кончился, спорщики повернули налево. Мармеладов же двинулся прямо, к рыночным рядам.

Торговать тут начали недавно. В сравнении с другими московскими базарами, которые за века уже обросли собственными легендами да поговорками, этот напоминал молодого коробейника, затесавшегося среди купцов первой гильдии. Сто лет назад здешние земли часто затапливала река. При императрице Екатерине Алексеевне прорыли отводной канал, прозванный в народе Канавой. Островок осушили, но не до конца. Топнешь ногой, а грязь под каблуком чавкает, кое-где и лужицу выдавить удается. Одно слово – Болото.

Розовощекий юнец не унывал. Спрятал шиш в кармане и давай хитрить. Первым делом заманил к себе продавцов муки, которые смекнули: при такой влажности их товар неминуемо отсыреет, а значит, получится продать девять фунтов по цене десяти, и без шельмовства с гирьками. Экая выгода! Большинство покупателей подвоха не замечали. А те редкие умники, кто понимал суть обмана, тоже шли сюда, – выбора особого нет, – но лихо спорили, сбивая цену и порой умудрялись купить дешевле.

Три года назад на остров свезли казенные павильоны, оставшихся после Политехнической выставки[69]. Ловкачи из числа дворян выкупили их за бешеные деньги, в надежде устроить крытые торговые ряды и сдавать арендаторам. Прогадали! Железные корпуса в зиму промерзали до крайней степени, а летом под их сводами царила вулканическая жара. Черно-сизые громады пытались приспособить под хранилище корабельных снастей или хлев, но тщетно. Так и пустуют до сих пор. Обойдя их широким полукругом, Мармеладов очутился на пестром и шумном торжище.

По случаю воскресного дня площадь тесно заставили подводами. Тропинки меж ними узкие, еле-еле двоим разойтись. Еще одна хитрость здешнего рынка: не нужно зазывать людей издалека, хвалить товар на разные лады. Цапай, кто под руку подвернется, да носом тычь. Сыщик вдыхал невесомый аромат спелых яблок, сваленных изжелта-красными грудами на возах. Поодаль из сена выглядывали расписные тарелки и пузатые кружки гончарной артели Литвиновых, легко узнаваемые по зеленому ободку. А вот, – пожалуйте, барин! – сукно и ситец. Ярославские скатерти. Серебряная канитель – мечта вышивальщиц. Иглы и наперстки. Резные ставни и наличники. Гробы из сосны и дуба – сколь неожиданные в этом жизнерадостном месте, столь и неизбежные, ведь все там будем. Амбарные замки и засовы. Цепи разной толщины: якорные, колодезные, а эта, мил-человек, собаку сажать. Топоры. Серпы. Молотки.

Гвозди…

Лысый скобарь, сидевший на корточках у телеги, перехватил заинтересованный взгляд. Почуял скорый прибыток – подскочил, затараторил:

– Извольте, ваша милость, взглянуть. Извольте-с! Тута у меня англицкие ноготки, для самых тонких работ, а тута штифтики сапожные, на подбой годные.

Он успевал схватить исколотыми пальцами жменьку каждого сорта из больших жестянок и приговаривал:

– Не упускайте из виду! Лубочные – ежели кому надобно карету снутри обить или мебеля мягкие. Чешуйные гвозди, в любую стену