Скандинав (СИ) - Гуров Валерий Александрович

Я, впрочем, меч забирать не спешу.

— Мы же вроде как договорились о торге, нет? — спрашиваю настороженно.

Снова Доброжир улыбается.

— Договорились и долбленку я тебе дам и другое, что ты назвал — получишь тоже. Ты на этот счет не переживай, я не отказываюсь от взятого обязательства ни в коем случае. У нас в селении сейчас хоть и сложности имеются, но если своим не помогать, то кому тогда? Вот и помогаем, — заверяет голова. — А это, — он кивает на меч в своих руках. — Моя, как старосты, тебе помощь, дрегович ты или кто? Бери, бери.

Секунду колеблюсь, потом меч забираю — если дело обстоит именно так, как голова описывает, то я не дурак, чтобы отказываться от халявы.

— Глядишь, так потом добрым словом вспоминать будешь, — подмечает Доброжир как бы между прочим. — Как селение о тебе позаботилось, так ты о селении заботу проявишь, как время настанет?

— Не вопрос, — киваю, соглашаюсь с его словами.

— Нравится быть дреговичем, Дрочень?

— Нравится.

Хитро, однако, Доброжир проворачивает — зачёт по зачесологии, давайте зачетку студент. Заботу проявить, блин, «как время настанет», предлагает — тебя, дорогой голова, не смущает, что я двадцать килограмм грибов приволок, с которых ты все поселение разом сможешь накормить и не раз? Или такая помощь не в ходу и не ценится? Я по-твоему уже сейчас заботу о дреговичах не проявляю? Но о чем говорит Доброжир и куда клонит, прекрасно понимаю… не просто так голова МЕЧ мне обратно отдает. Тут речь о мошне самого головы идет.

— Только ты это ж, Дрочень, ты про село родное не забывай? Может, и на торг у тебя что будет, так сразу сюда неси? Мы уж как-нибудь рассчитаемся, по-свойски, как дрегович с дреговичем?

Тут даже ответить нечего — только и нахожусь, что показываю растекшемуся в улыбке голове большой палец. Мол, так и сделаю. Мою наживку староста мигом заглотнул, да так рьяно и так глубоко, что крючок, на котором наживка держалась, теперь едва из задницы у него не выглядывает. И довольный Доброжир после нашего разговора стоит, вон как светится, в самую пору деревню освещать его рожей.

— Ну и чудно!

У нас очередное рукопожатие, я уже сбился со счету какое именно. Договор, уговор — соглашаюсь на все. Моя миссия в селении дреговичей на сегодня «комплит», я целиком удовлетворен проделанной работой. Правда остается снять сливки — получить обещанные Доброжиром позиции из моего списка. Тут тоже вполне возможны сюрпризы в виде отсутствия у дреговичей некоторых вещей, поэтому до конца я все же не расслабляюсь. Так будет или нет, это выяснится в последний момент и станет «совершенно неожиданным» для Доброжира по всем законам жанра.

Голова подзывает к себе одного из двух своих помощников, шатающихся как обычно без дела по селу, отдаёт ему распоряжение готовить мне вещи. Перечисляет согласованный список. При перечислении ошибок не допускает.

— А где брать? — спрашивает помощник, немало удивившись достигнутой договоренности. — У нас то в селе ничего считай не осталось, все на продажу пошло…

— Из моего собирай, — широким жестом разрешает староста.- У меня кое-чего ещё осталось, где брать — знаешь.

— Понял, сделаю, — соглашается помощник.

— Сколько тебе времени понадобится, чтобы все собрать и долбленку подготовить к спуску на воду?

Помощник прикидывает секунд десять, а потом отвечает:

— До утра справимся и все соберем, — косится на меня, не верится ему, что голова вот так запросто гнев на милость сменил. И еще столько добра мне за просто так отгружает.

Я, слушая их короткий разговор, чувствую облегчение. Правильно Доброжир, ты в отличие от селян не обеднеешь, из своих запасов со мной рассчитываясь. Но для себя отмечаю, что такой шаг — все же выходит за рамки моих представлений о голове. Я то честно думал, что начнется сейчас зажиматься и финтить — этого нет, того не нашли… Или это еще будет? Но будет или нет, на данный момент я едва верю своему счастью. Пришёл в село с голой жопой, а уйду упакованный практически всем, что нужно на первых порах. Да ещё и в нормальных условиях ночь переночую, пока мои вещички собирать будут.

Есть, конечно, во всем этом один единственный минус — долго водить голову вокруг пальца не удастся. Очень скоро Доброжир у меня любопытствовать на предмет «как дела» начнёт и о первом торге осведомляться. И если я никаких результатов не покажу, то ничего хорошего меня не ждет. До наших разговоров я хоть на рабство мог рассчитывать, чтобы затем, отработав на свободу уйти, то теперь, если обещанного не выполню, мигом на тот свет пойду. Ну… что-нибудь придумаю. Не зря у старосты обменял полную лодку добра. Ох как не зря… буду не просто думать, но и придумывать тоже буду, как свои замыслы в реальность превратить. Дел на болотвладении невпроворот.

Пока селяне мне собирают груз, рассчитываю, что после наших новых «баханий в десна» Доброжир мне предложит что-нибудь пожрать, а в идеале горло сполоснуть горячительным. Ну а чего, раз я теперь в селение за своего, то не ложится же спать на пустой желудок. Примечаю, что грибы, которые я дреговичам приволок, спешно несут в погреб, как будто боятся, что исчезнет в любой момент халява, свалившаяся на головы селян. Правда в погреб тащат не все — часть сразу забирают бабы в дом, готовить и подавать на стол. Ну вот считай сам себе ужин и организовал.

— Угостишь губами своего селянина, раз меня таковым признал? — спрашиваю у головы, решая к ужину дреговичей подмазаться.

— Отчего не угостить, — тотчас соглашается Доброжир. — Понравилось тебе как мои бабенки стряпают? Угощу, пойдём, я велю…

Вдруг замолкает, становится красный, как варёный рак. Я не сразу понимаю, что произошло, но хорошо запомнил — голова краснеет в том случае, когда нервничает и что-то идет не по его плану и разумению. Отдаю должное Доброжиру, он быстро приходит в себя и берет меня под локоток, ласково так увести пытается.

— Слышь, Дрочень, — говорит понижая голос. — Давай ка ты сам ступай к бабам, скажи, что голова на тебя приготовить велел и без меня к трапезе приступай. Я же чуть позже нагоню, дельце тут важное вспомнилось, безотлагательное и без меня оно не решится.

Ну раз вспомнилось… От того, что ли покраснел, будто инфаркт схватил, что дело важное такое прошляпил? Что за дело такое? Хотя, впрочем, какая мне на фиг разница до его дел, куда как больше жрать хочется, чем с делами Доброжира разбираться.

— Понял, иду, — соглашаюсь без всяких колебаний.

Не успеваю, правда, сделать и двух шагов, нагоняя баб с губами, как позади раздаётся писклявый женский голосок, аж по ушам бьет на высоких частотах:

— Папенька, не пойму чего ты руками машешь! Так скажи, вслух!

Оборачиваюсь… ах, вон что за дела и с чем спешка связана. Ну голова, понятно чего от меня хотел избавиться… К нам дочь головы бежит, аж спотыкается, как торопится бедолага. А Доброжир действительно руками машет, как мельницей, будто девчонку потоком ветра сдуть собирается — подальше от моих глаз. Показывает дочери, что не сейчас, что занят. Дочка же не понимает, дальше бежит. Вот такие у головы нарисовались «срочные дела». Ну не хочет он, чтобы я с дочерью его виделся. Но дуреха малолетняя к нам выпучив глаза бежит, жестов отца не распознает, чем ставит своего папашу в неловкое положение.

— Ну, чего ты прибежала? — раздосадовано пыхтит Доброжир, начиная выглаживать на себе рубаху вспотевшими ладонями.

Теперь голова по цвету ближе к малиновому варенью, аж краснющий. На меня косится, а я тоже дурак, не ухожу, встал как вкопанный и на дочку головы пялюсь. Она кстати, как я уже говорил не такая уж, хм… не такая уж и девчонка, что аж глаз не могу отвести. Дуреха останавливается растерянно, хлопает своими большущими глазами, смущенно, мой то взгляд она тоже чувствует и он явно не отеческой любовью пронизан, но сделать ничего не могу с собой:

— Батенька, так ты сам велел сообщить, когда все готово будет. Готово, сообщаю.

— А… да, говорил, спасибо, — Доброжир, понимая, что угодил в неловкое положение и не зная как из него выйти, то на меня смотрит, сверкая глазами, то на дочь. — Ну все, иди! Я Дроченя провожу к столу и начнём. Пойдем, Дрочень, чего встал. Бабы небось уже воду кипятят на уху, пока дойдем готово будет. Кто же уху остывшую ест?