Второй выстрел - Энтони Беркли

Мне почему-то было жаль, что не я буду рассказывать эту историю, однако я не мог не признать правоту Шерингэма: не исключено, что моя интерпретация событий могла оказаться несколько искаженной. В остальном же уверенность, с которой он говорил и ощущение, что подобная ситуация для него не в новинку, воскресили мою надежду на него, увядшую было после его дурацкой болтовни за ужином.

Джон хорошо изложил события, без излишней эмоциональности и субъективности. Предварив свой рассказ упоминанием о том, что он расскажет Шерингэму все, что знает инспектор или, вернее, то, что он сам знает о том, что знает инспектор, он избежал необходимости рассказывать все, что на самом деле стояло за официальной версией. Другими словами, он рассказал только половину правды, даже единым словом не упомянув об отношениях Скотт-Дейвиса с миссис де Равель.

Это меня не устраивало. Я вызвал сюда Шерингэма именно по той причине, что ему, в отличие от моего адвоката, можно было рассказать все.

Поэтому, как только Джон закончил говорить, я поднял руку прежде, чем Шерингэм начал задавать вопросы, которые, верно, уже созрели в его голове.

— Шерингэм, прежде чем мы продолжим, я хотел бы тебе кое-что сказать. Пока что у меня не было возможности объяснить, почему я послал телеграмму тебе, а не вызвал своего адвоката, хотя присутствующий здесь Джон буквально силой принуждал меня это сделать. Причина вот в чем: я хочу, чтобы ты доказал мою невиновность, при этом не предъявляя официального обвинения никому другому.

Шерингэм выглядел озадаченным.

— Ч го-то я тебя не пойму. Ну-ка, повтори еще раз.

— Мне очень хочется доказать свою невиновность, — терпеливо повторил я, никогда в жизни мне ничего гак не хотелось. Но на том все и должно закончиться. Мне не хотелось бы, чтобы полиция получила улики против кого-либо другого. Мой адвокат, боюсь, из-за своей лояльности ко мне может счесть своим долгом предоставить полиции такие улики, если только он сможет их обнаружить. Поэтому я хочу, чтобы ты дал мне честное слово не делать ничего подобного.

— То есть ты имеешь в виду, что не желаешь знать, кто на самом деле убил этого парня? — спросил Шерингэм с нескрываемым удивлением.

— Нет-нет, разумеется, выясни это, если сможешь. Только не сообщай полиции. Вообще ничего не говори полиции помимо того, ч го поможет мне снять с себя обвинение, не подставляя при этом никого другого.

— Да почему же нет?!

— Потому что, — начал объяснять я, бросив взгляд на Джона, — мы с Хилльярдом оба придерживаемся такого мнения, что тот, кто застрелил Скотт-Дейвиса, сделал благородное дело и заслуживает почестей, а не наказания.

Шерингэм посмотрел то на одного из нас, то на другого, потом тихо присвистнул:

— Ничего себе: сговор с целью сокрытая преступления. А ты еще хочешь, чтобы я присоединился к нему. Это серьезный вопрос, Тейперс.

— Не знаю, Сирил, — Джон выглядел немного не в своей тарелке. — Не уверен, что я готов зайти так далеко. Я лишь говорил о том, что…

— Вы сказали, что не будете столь лицемерны, чтобы делать вид, будто сожалеете о его смерти, — прервал я его. — Да ладно вам, Джон. Вы подразумевали и все остальное. Наберитесь же смелости и скажите это вслух.

Джон еще мгновение колебался, а потом посмотрел на Шерингэма и сказал:

— Все верно. Я подразумевал это, и я действительно так думаю. Скотт-Дейвис был законченым негодяем, и полсотни людей только обрадуются тому, что он наконец покинул этот мир. Мне кажется, этот человек не стоит того, чтобы о нем сожалеть.

— Ну что ж, пусть будет так, — без малейшего удивления согласился Шерингэм, — Мы трое лучше можем об этом судить, чем двенадцать тупоголовых деревенских присяжных в суде. Я нисколько не возражаю против того, чтобы мы сами стали неофициальным судом присяжных. Но вы должны предоставить мне доказательства его подлости, а я уж буду судить сам.

— Вот это-то я как раз не согласен раскрывать тебе, если ты не пообещаешь не передавать полиции любое обнаруженное тобой доказательство чьей-либо вины, — твердо сказал я.

Шерингэм вопросительно посмотрел на меня.

— Ну и ну, Тейперс, ушам своим не верю: глист выходит на тропу мести, грубо пошутил он. — Так значит, ты мне не предоставишь никаких доказательств, если я не дам тебе обещания — а я не буду давать никакого обещания, пока не получу доказательств. Тебе не кажется, что так мы будем ходить по кругу? — Он посмотрел на нас с Джоном, но мы оба промолчали. — Эти ваши доказательства подлости Скотт-Дейвиса непосредственно связаны с преступлением (если, конечно, это преступление)?

— Возможно, — уклончиво ответил Джон.

— Весьма вероятно, — добавил я.

— А полиция ими не располагает?

— Нет, — ответил Джон.

— По крайней мере, если она что и знает, то только в самых общих чертах, — добавил я. — Я так полагаю, они провели некоторое расследование в Лондоне и должны быть в курсе расхожих сплетен.

Джон в раздумье потер подбородок.

— Да, пожалуй, верно. Я как-то упустил это из виду. А если они действительно наслушались сплетен…

Я кивнул. Если они раскопали светские сплетни, то связь Скотт-Дейвиса с миссис де Равель, о которой они и без того догадывались, к настоящему времени могла быть установлена наверняка.

— Пока что вы мне рассказали обо всем лишь в общих чертах, — уже более серьезно сказал Шерингэм Джону. — Должен ли я понимать гак, что это ваше доказательство заполнит пробелы?

— В значительной степени, — подтвердил Джон.

— На самом деле, — прямо сказал я, — оно превращает меня из единственного человека, имеющего очевидный мотив для убийства, в единственного из присутствующих в доме включая даже Джона, — у кого этот мотив наиболее слаб.

Джон буквально подскочил от удивления.

— Черт возьми, Сирил, а ведь вы совершенно правы, воскликнул он с таким неподдельным удивлением, что было ясно, что ему самому столь очевидный факт до сих пор даже не приходил в голову.

— Тогда тем более я должен это услышать, — решительно сказал Шерингэм. Слушайте, давайте примем компромиссное решение. Допустим, я соглашусь — если приду к выводу, что Скотт-Дейвис действительно был таким негодяем, каким вы ею изображаете, — рассказывать полиции только о тех фактах и теориях (ежели таковые возникнут), которые помогут доказать невиновность Тейперса. Однако если ваши доводы меня не удовлетворят, я поступлю по собственному усмотрению. Такие условия вам подходят?

Мы с Джоном переглянулись.

— Тогда окончательное решение останется за вами, заметил Джон. — В таком случае это будет уже не суд присяжных, пусть даже состоящий из трех человек, Это будет единоличное, а вовсе не коллегиальное судейское решение. Вы берете на себя огромную ответственность, Шерингэм.

— Ответственность меня не пугает. По-моему, я не уступаю ни по интеллекту, ни по здравому смыслу обычному суду присяжных. — Если Шерингэм и испытывал в чем-то недостаток, то явно не в самоуверенности.

— В таком случае, я склонен согласиться, — ответил Джон, покосившись на меня.

— Принято, — подтвердил я.

Мы помолчали минутку, а затем одновременно сменили позу, как будто приняли важное решение и могли теперь двигаться дальше.

— Постойте, — заметил Шерингэм. — Здесь есть одно "но", однако весьма существенное. Предположим, что доказательство невиновности Тейперса окажется доказательством вины кого-то другого?

— Тогда лучше о нем умолчать, — тут же ответил я.

— Хм… — Шерингэм почесал в голове в откровенной растерянности. Скажем, может получиться так: допустим, версия твоей невиновности окажется версией чьей-то вины.

Я подумал над этим.

— Что ж, против этого я не возражаю, если не будет прямых доказательств.

— А как насчет косвенных улик, подтверждающих версию?

— Вот тут я не уверен… — заколебался я.

— Не будьте дураком, Сирил. — вмешался Джон. Он повернулся к Шерингэму. Мы еще даже не знаем, располагает ли полиция сведениями, которые, как она считает, доказывают виновность Пинкертона. Или хотя бы достаточными для его ареста. Если так, то наша главная задача раздобыть доказательства его невиновности, даже если это будет означать предоставление улик против кого-то другого, до тех пор (если Сирил не изменит своей идеалистической позиции), пока это самое контрдоказательство не сможет служить фактическим подтверждением чьей-то вины. Вы вольны выдвигать любые теории относительно виновности любого человека. Полиция обычно не разглашает такие вещи и никого ими не шантажирует. Если приходится выбирать между подозрениями полиции и свободой Сирила, пусть полиция подозревает кого хочет, пока у нее пет доказательств. Это отвечает вашим пожеланиям, не так ли, Сирил?

— Да, — подумав, ответил я. — Да, думаю, с этим я могу согласиться.