Судьба Илюши Барабанова - Леонид Жариков

Возвращаясь со стадом из бора, Илюша видел, как люди черпали из Яченки разогретую илистую воду и поливали высыхающие огороды.

Старый пастух Михеич, всегда охочий на шутку, теперь больше молчал, с беспокойством поглядывал на белесое от зноя небо и покачивал головой:

— Беда надвигается…

Газеты приносили тяжелые вести: в Поволжье засухой уничтожены все хлебные посевы. Тысячи людей, побросав дома, подались с ребятишками в благополучные края. Рассказывали, будто все пристани на Волге забиты голодными людьми, а пароходов нет, и толпы беженцев, потерявших веру в спасение, движутся по дорогам, сами не зная куда.

Скоро слухи подтвердились: в городе стали появляться беженцы, опухшие, черные, с безжизненными усталыми глазами. Они бродили от дома к дому, просили подаяния.

Больше всего несчастных скоплялось на базарах; они рылись в мусорных кучах, умирали прямо на тротуарах.

Илюша слушал дома жуткие рассказы о том, что где-то поймали человека-людоеда. А третьего дня с Каменного моста бросилась женщина, мать троих детей: ее ребятишек не принимали в детский дом, потому что жива мать. Вот она и решилась умереть, лишь бы детей пожалели и взяли в приют.

Бабушка ворчала:

— Бога забыли, вот и голод… Всем слезы не утрешь.

Вечером черная монашка шепталась с бабушкой:

— Ходил, слышь, блаженный старик и говорил, что жизнь по Библии будет еще лише, чем теперь, печати будут ставить на лбу. Перво — всем коммунистам, а потом остальным. По этим печатям будут хлеб выдавать…

Бабушка строго наказывала Илюше и Михеичу:

— Глядите, пастухи, не гоняйте стадо далеко. Слух прошел, будто за Анненками нашли в бору зарезанную корову. Ты, малый, следи за Белянкой. Случится беда — головой не расплатишься.

Дядя Петя тоже ходил озабоченный. Однажды он объявил, что пожертвовал в пользу голодающих премиальную мануфактуру. Тетя Лиза сначала воспротивилась, но, когда узнала, что все служащие Губземлеса так поступили, устыдилась своей жадности и даже пошла на швейную фабрику шить одежду для беженцев.

А слухи ползли и ползли, нагоняя тоску. Рассказывали, будто засухой охвачены Крым и вся Украина, что на Дону тоже голодают. Все железнодорожные станции забиты детьми; они облепляют проходящие поезда, цепляются за подножки, обессиленные падают под колеса вагонов.

Однажды утром, отправляясь со стадом в бор, Илюша увидел на заборе мыловаренного завода Фишера свеженаклеенный плакат, испугавший его. На плакате была нарисована смерть с косой. Скелет сидел на царском троне. В одной костлявой руке он держал косу, а другой подбоченился. Безносый череп ухмылялся, оскалив зубы, а на земле у его ног лежали мертвые дети — жертвы голода. На плакате была надпись крупными черными буквами:

ЦАРЬ-ГОЛОД

В самом низу был помещен стишок, не менее тревожный, чем весь плакат:

За Волгой, под крышей раскрытой,С голода детские плачут рты…Дети — грядущего цветы,От зноя цветы спасите…

Где находится Поволжье, Илюша не знал, но ему казалось, что именно там бродит голодный Ваня. С необычайной ясностью представлял себе Илюша горькую судьбу потерявшегося брата. Вот он бредет по улице голодный, а солнце беспощадно печет его непокрытую голову. От таких картин душили слезы. Вот так обернулась жизнь: он, Илюша, хоть и не сладко ему живется, все же сыт. А Ваня скитается, а может быть, его уже на свете нет…

В газете «Коммуна», которую принес с собой Михеич, Илюша прочитал воззвание к жителям города:

«Дайте хлеба детям.

Товарищи! Когда мы голодали в 1918 году, жители Поволжья присылали нам сухари и муку. Теперь голодают там. У кого есть хлеб — несите в Комитет Помгола. Собирайте по сухарю, по горстке крупы. Спешите на помощь, потому что может быть поздно!..»

Бродя по лесу со стадом, Илюша напряженно думал, как помочь голодающим. Вот если бы случилось чудо, как в сказке, и увидел бы он сейчас живым отца. «Скажи, папка, как ты хлеб для голодных добывал?» — спросил бы Илюша. «Ездили от села к селу и просили — пожертвуйте хлеба для голодных детишек», — ответил бы отец. «А за что тебя убили, скажи?» — «Я и сам не знаю, сынок, за что меня убили. Я добро людям делал. Ты тоже так поступай в жизни. Сам будь голодным, а товарища выручи». — «Хорошо, папка, я буду так делать… Ваня тоже говорил — нельзя все себе заграбастывать…»

Хорошо думалось Илюше, да только проку мало.

Как же все-таки помочь людям? Слыхал Илюша, что в муку можно подмешивать размельченные желуди и тогда получается больше хлеба, но желуди еще не поспели, и могучие дубы в лесу стояли с увядшей листвой.

Так ничего и не придумав, Илюша в этот день не стал есть принесенную бабушкой ячменную кашу, а бережно завернул ее в лист лопуха и хотел спрятать, но Михеич заметил и спросил:

— Это зачем? Кому?

— В Помгол отнесу.

— Не выдумывай. Этим никого не спасешь…

В полдень прибежал в бор Степа. Он всегда придумывал разные фокусы, чтобы озадачить друга, подшутить над ним, развеселить. Так было и на этот раз. Таинственными жестами он поманил Илюшу в заросли, как будто увидел там белку, а сам незаметно прикрепил на сук большую печатную афишу и сделал вид, что он здесь ни при чем. Но Илюша понял. Подошел Михеич, и они вместе стали читать.

Это было объявление о предстоящем гулянье в городском саду:

ВНИМАНИЕ!

В воскресенье, 20 июля, в Загородном саду грандиозное гулянье под девизом

«СОХА И МОЛОТ В НАСТУПЛЕНИЕ НА ГОЛОД!»

Участие лучших артистических сил города!

Туманные картины! Разыгрывается в лотерее живая корова!

В саду открыты киоски для пожертвований. В заключение будет пущен воздушный шар.

Начало в 2 часа дня.

Плата за вход — два фунта сухарей или одна тысяча рублей совзнаками.

— Да-a… — протянул Михеич грустно и отошел от афиши. — По всей России идет гулянье, да такое, что не приведи господь…

— Знаешь, какой голод начался, — сказал Степа другу. — У нас в церкви молебен назначен.

— Будете у бога дождя просить? — пошутил Михеич. — Думаешь, поможет бог?

— Я об этом не знаю, а только господь милостив, — ответил Степа уклончиво.

— У твоего попа денег, поди, куры не клюют… Взял бы он да пожертвовал голодным.

— Меня это не касается, — сказал Степа.

— Почему же? Бог велит пополам делить, — не отставал Михеич.

Он явно дразнил Степу, но Илюша знал, как старый пастух любил его. Он просто хотел, чтобы Степа перестал верить в бога.

Степу атаковал и Илюша:

— Давай и мы придумаем, как помочь голодающим.

— Я придумал: буду просвирки собирать.

— А я свой хлеб оставлю. И потом все отнесем в Помгол.

Так и порешили. Правда, бабушка не очень баловала приемыша хлебом: за целый день если удавалось съесть кусочек, с осьмушку, и то хорошо. Все же Илюша стал беречь и эти кусочки. Сначала хотел сушить их на дереве: забрался повыше, нацепил на сучок, чтобы солнышко высушило. Утром глянул — нет хлеба: белочки постарались, да так, что и крошек не осталось. Тогда Илюша стал отдавать хлеб Степе, и тот прятал его на чердаке вместе с самой большой ценностью — говорящим радио. А чтобы мыши не забрались, обертывал ящик старым ватным одеялом.

Дней через пять, когда запасы увеличились до двух фунтов, друзья завязали просвирки и хлеб в платочек и помчались в Помгол.

Там уже все было закрыто, и лишь в одном окне горел свет. Поднялись по деревянной лестнице на второй этаж, постояли перед дверью, поспорили, кому входить первому.

В это время дверь открылась, и вышла женщина в кепке. Илюша сразу узнал тетю Дашу, это она выступала с трибуны в день Первого мая.

— Вы что здесь делаете?

— Вот принесли свой паек, — сказал Степа и положил на подоконник узелок.

Тетя Даша, председатель деткомиссии Помгола, подождала, пока Степа развяжет узелок, увидела просвирки и с удивлением оглядела ребят:

— Вы кто такие?

— Мы никто… — сказал Степа.

— Как тебя зовут?

— Степка… А он Илюша, сирота из Юзовки.

— Какие же вы молодцы!.. Сами-то не голодны?

— Нет, тетя Даша, — ответил Илюша, — мы сегодня два раза ели.

Тетя Даша повела ребят в комнату, вынула из ящика стола два красных бумажных флажка и приколола их на рубашки тому и другому.

— Это вам благодарность… от голодающих.

Двое друзей в сумерках возвращались домой, шли не спеша, чтобы все видели красные флажки на груди. Ведь на них явственно виднелась надпись:

«Помоги голодающему!»

Церковь по-своему боролась с засухой.

В полдень, когда пастухи пригнали коров на водопой к обмелевшей Яченке, они увидели вдали церковную процессию.