На берегах Невы - Борис Соколов

Он любил принимать участие в политических спорах, но никогда не принимал участия ни в какой политической деятельности. Отец говорил, что в детстве он пас коров. Я никогда не обнаружил доказательства этому. Его мать, бедная вдова, жила в маленьком городке в Костромской области, двести вёрст от ближайшей железнодорожной станции. Это его тётя, сестра его матери, которая маленьким мальчиком привезла его в Петербург и помогла с образованием. Он любил рассказывать, как он шёл пешком в лаптях и с железной палкой двести верст по глухим лесам, где было полно диких животных, таких как волки и медведи. Моя мать не очень-то ему верила и думала, что какой-нибудь попутчик несомненно подбросил его. Во всяком случае, до Петербурга он добрался и поступил в гимназию. Учился он нормально и в гимназии, и на юридическом факультете университета. Когда он закончил, то вдруг отказался от адвокатской практики, а вместо этого поступил на должность в министерство юстиции. Он сразу возненавидел свою работу: бюрократическая канитель была отвратительна всей его натуре, стремящейся к свободе.

Именно в это время умер муж его тетушки. Я тогда был маленьким мальчиком и всё, что я помню, это его огромные белые усы и седые, густые брови. Он был обрусевшим немцем, литографом по профессии, который приехал в Россию из Франкфурта. Эрнст Брандт познакомился с отцовой тётушкой, и они поженились. Скоро он начал собственное литографическое дело, которое выросло в умеренно процветающее современное предприятие. В действительности, они нажили себе состояние, не очень большое, но достаточное для того, чтобы жить комфортно. Движущей силой их предприятия была его жена, волевая женщина, которая руководила всеми финансами. После смерти мужа она быстро приняла решение, что руководство переходит к моему отцу. Это был конец его профессиональной карьеры. Он не был бизнесменом по натуре и скоро подтвердил это на деле. Его сорок с чем-то работников души в нём не чаяли; и он тратил всё своё время, разговаривая с ними о политике, профсоюзах, их семейных делах и обо всём на свете. Скоро и тётушка умерла, и он остался единственным владельцем. Постепенно предприятие пришло в упадок, и долги росли каждый месяц. Мой отец спокойно смотрел на всё на это. Он даже не хотел, чтобы его беспокоили по таким пустякам, как неоплаченные счета. Когда моя матушка, добрая душа, сказала, что надо бы вообще что-то сделать, отец ответил как обычно своим «Ничего, новый заём спасёт нас».

Новый заём не получался, и к тому времени, как мне исполнилось пятнадцать лет, отцу не было чем платить рабочим. «Я смертельно устал от всего этого», — сказал он, наконец, когда кредиторы отказались поставлять бумагу. И нормально так улыбаясь, обратился ко мне:

«Ты уже большой мальчик, Борис, берись за литографию и спасай своих родителей».

Мне и пришлось, так как у меня не было другого выбора. С этого дня больше отец на фабрике не показывался и редко меня о ней спрашивал. Он был, очевидно, доволен, что с него свалился этот груз. Всё, что он с меня спрашивал, это семьдесят рублей в месяц на его личные расходы ежемесячно. Он стал более спокойным и проводил большую часть своего времени в его большой комнате, читая книги по истории или художественную литературу.

Оглядываясь назад, когда я против моих желаний занимался бизнесом, я допускаю, что это много помогло мне в дальнейшем. Я чрезмерно был погружён в себя и в чтение философских книг в то время. Теперь же я столкнулся непосредственно с земными реалиями. Кредиторы, неоплаченные счета, проблемы с рабочими — и мне было необходимо всё решать в срочном порядке. Девять лет моего руководства поправили положение фабрики и дали мне бесценный опыт. По крайней мере, частично я приобщился к земной жизни, хотя часть меня всё равно витала в интеллектуальной сфере. Позднее, когда, слава богу, коммунисты национализировали все предприятия, я сконцентрировался на научной работе. Я понял, что в своей научной деятельности я придерживаюсь практического подхода, который я приобрёл, занимаясь бизнесом.

Литографическая деятельность оставила след во мне ещё в одном отношении. Мы жили на третьем этаже здания, где располагался заводик. Когда мне стало лет восемь, меня заворожил процесс литографии. Я спускался вниз смотреть, как цветные картинки появляются на бумаге. В это время большие литографические камни импортировались из Германии и вставлялись в печатную машину. Я так никогда и не освоил сложную работу гравировки на камне, но остальным процессом я овладел в совершенстве. Моим учителем был примечательный человек Иван Харитонов, главный литограф нашей фабрики и прекраснейший человек, которого я когда-либо встречал. Мы были хорошими друзьями, хотя он и был на восемнадцать лет старше меня. Он был человек, наделённый добротой. Харитонов был с Севера, типичное русское лицо, тёмно русые волосы и добрая улыбка; он оказал на меня неизгладимое впечатление. Он был социалистом и председателем профсоюза литографических рабочих. С ним я встречался со многими рабочими, мы ходили по домам и решали их проблемы. Отсюда я узнал, что, несмотря на тяжёлые экономические условия, в которых жили рабочие, все они отличались большим чувством сострадания; сострадания к друзьям, к соседям, к родной стране, к родине. Русские не привыкли жаловаться, особенно северяне, они относятся к жизни фатально, однако, тем не менее, они приняли участие в революции. Ивану Харитонову было тридцать восемь лет, когда он заболел неизлечимой болезнью, у него был рак средостения. Ему ни чем не могли помочь, он задыхался от сдавления лёгких и сердца, однако, он никогда не жаловался. Я был у него почти каждый день, и он говорил мне: «Не волнуйся, дружок. У всего есть свой конец и причина». Он умер через четыре недели после обнаружения болезни. Несколько сот рабочих пришли на его похороны. Это была смерть мужественного человека, и неспособность медицины помочь ему повлияла на моё решение посвятить свою жизнь исследованию рака.

Мой отец был человеком не без чувства юмора. Он имел обыкновение по каждому поводу употреблять русские пословицы и поговорки. Например, когда матушка жаловалась, что она не особенно красива, отец её утешал, говоря: «С лица воду не пить». А когда мы жаловались, что у нас много домашней работы, он отвечал, что «Работа не волк, в лес не убежит». Когда моя старшая сестра Лидия обручилась с секретарём Таиландского посольства, отец, вместо того, чтобы поздравить её, покачал головой и сказал: «В тихом омуте черти водятся». А когда я доложил ему, что на фабрику необходимо купить новые машины, он только сказал: «Тише едешь — дальше будешь». Мы все были обрадованы, когда младшая сестра Наталья собралась выходить замуж за молодого врача Рождественского. Всё, что сказал отец было: «Любовь не картошка — не бросишь в окошко», однако, он улыбнулся и нежно поцеловал Наталью.