Анимация от Алекса до Я, или Всё включено - Александр Новгородцев

— О, глянь, Коляныч, тут ещё делегата позвали, этот уже при галстучке, модный фраер, ха. Давайте уж сразу президента вашей обезьяньей республики кличьте, да Коляныч. А чё, у нас область больше, чем ваша страна, втыкаешь нет. Ну ладно, давай ты, дятел в галстуке, что скажешь? Ром кола — кумекаешь. Коляныч, Коляныч, прикинь он «привет» сказал, а «добро пожаловать в Бобруйск, пацаны» могёшь? Э-ээ, ты чё, Коляныч, тошнит чтоль? Хы-гы, ну ты ему рубашку уделал — красава. Иди стирайся, хечельмез, свободен. Чай-ахман, давай, ха, следующего зови на кастинг..

Ждать, пока парни протрезвеют, было бесполезно. Поэтому утаскивали от стойки регистрации либо силами секьюрити, под негодующие вопли реального пацана и стоны потухшего после извержения Коляныча, который галлюцинировал в обществе «тащащих его макак».

Либо русскоговорящий аниматор, сразу признанный за «нормального пацана — не то что эти чурки-гоблиноиды», ненавязчиво уговаривал дойти до комнаты, в которой есть минибар, душ. Предлагал немного взбодриться с дороги и встретиться через полчасика у бассейна, продолжить веселье и отметить приезд дорогих гостей. «Дорогие гости» соглашались, но при условие, что я их познакомлю с классными тёлками.

Естественно, обслуживающий персонал рассчитывал, что из запертого номера невозможно выбраться. Но они не учитывали смекалку, напористость въехавших удальцов и особенности архитектуры собственных отелей, чьи балконы не представляли особой трудности для перемещения по всем направлениям. Тем более для людей, чьи инстинкты самосохранения отключены возлияниями. Существа, готовые окончательно потерять человеческий облик, даже при полном поражении этанолом мозжечка, расстройством координации и с атрофией вестибулярного аппарата, преодолевали полосу препятствий не хуже человека-паука и уже рыскали по территории отеля в поисках моря, зрелищ и знаменитого рома с колой. При этом ненадолго исчезая в кустарниках, с непреднамеренной акупунктурой целью, цепляясь за пальмы, официантов и цепляя женщин. Получая от последних бесплатную косметическую новинку — «пощёчечный массаж лица», ломились дальше, опрокидывая по ходу следования зонтики, разбрасывая ногами горшки с мусором и наступая на кошек с включённой сигналкой.

Волны разрушений и погрома, расходились от них концентрическими кругами, заметные даже по программе спутникового наблюдения «google earth». Остановить их путь, жаль ненадолго, могла только барная стойка. Употребив всё что можно, произведя дегустацию известных коктейлей и коктейлей доселе неизвестных в барном ремесле, наподобие ракового вискаромыча — «три в одно» горло. Также популярностью пользовались коктейли «для реальных пацанов»: «пять в одно», после которого происходило открытие третьего глаза — это ракия, водка, виски, ром и ломтик лимона и коктейл премиум-класса — «всё в одно», после которого закрывались первые два глаза и наступал паралич всех чакр — всё смешать, всё взболтать, зажмурившись отдать и присесть за стойкой, заложив уши.

После ознакомления с особенностями национальной жидкой кухни удальцы ненадолго замирали, в горизонтальном положении, всхрапывая по-лошадиному. Их можно было назвать счастливчиками, если этот час застигал их в спасительном теньке. Но частенько богатырушки, проявив удаль молодецкую в сражении с брагой коварною, складывали буйные головушки где придётся. Часто приходилось складывать под безжалостным солнцем. Одежда, потерянная в кустарных зарослях где-то в начале пути, как правило, уже не обременяла покровом их бледные, беззащитные перед палящим ликом небесной колесницы, телеса.

Вскоре, находясь где-то на полпути между крайней степенью опьянения и зарождающегося похмелья, они, вызывая суеверный, мистический ужас аборигенов и народов европейских национальностей перед возможностями вскормленного ещё в СССР организма, привлечённые запахом еды и послушные стадному инстинкту, отправлялись в ресторан. Там продолжали вносить лепту хаоса и сумятицы, многократными рейдами заставляя стол количеством еды, достойным царского приёма на 50 персон.

Пищу они принимали не только через рот, но и всей поверхностью лица, поочередно падая в тарелки. Зачастую понять, едят они яства или же это такая богатырская забава — разбить лицом тарелку полную макарон в мясном соусе с винегретом, было сложно даже искушённому наблюдателю.

После произведённого обеда, своротив напоследок стол, передвигаясь уже подобно гориллам, с опорой на прямые руки, ввиду тяжести живота, отправлялись исследовать окрестности. Бывало, что они нарывались на воспитательные беседы своих соотечественников. Такие беседы, обычно проводились за пальмами, сопровождаемые матом со стороны новеньких и звуками педагогичных ударов со стороны воспитателей. Но и такое задушевное времяпрепровождение, оставляющее порой временные трёхдневные, разноцветные татуировки на лицах, и имеющее свойство повторяться до пяти раз за день, заставляло призадуматься удальцов не более, чем на время одного автомобильного гудка и гулянка вновь продолжалась. Ночь заставала их распевающими песни отечественного репертуара с простыми, порой неразборчивыми, порой фольклорными словами, употребляемыми преимущественно в строительных работах. В эти параживотные звуки, богатырушки вкладывали весь нереализованный потенциал творческой натуры, всю мощь лёгких, чтобы не ограничиваться производимым впечатлением в рамках одного отеля, а распространяя славу о себе на всё побережье Кемера.

Следующий день менял их представление о жизни, устройстве вселенной, трактовку сущности бытия. Они начинали верить в существование иных, высших или низших сил, в зависимости от воспитания. Большинство, конечно, верили в силы демонического происхождения, отказываясь приписывать вытворенное с ними к делу рук созданий, принадлежащих к светлой божественной плеяде. Перечёркивая слова Вильяма, что: «Нет повести печальнее на свете..», — трагические, осипше-хрипящие, наполненные замогильными стонами, эпосы этих помятых, местами потрёпанных, сгорающих от стыда и вчерашнего солнца, столь непохожих на недавних буянов, существ свидетельствовали только об отчётливых воспоминаниях, связанных с заходом в дьюти фри перед посадкой. Остальное виделось им настолько отрывочным, разрозненным и бесцельным, что составить ясную картину случившегося с ними они не могли и закономерно приписывали, учинённое над ними злодейство сверхъестественному.

Ещё бы, проснуться утром на мокром от росы газоне, с разламывающейся от боли обителью мозга, носящей на себе следы побоев и надругательств. С телом, будто бы подвергнутым еретическому сожжению на костре и побывавшему в центре очага природного катаклизма. Измазанные пищей, как свежей, так и прошедшей уже определённые этапы пищеварения, с лоскутками одежды, едва прикрывающими чресла и яблочным кляпом во рту. Вдобавок ещё и пристёгнутые наручниками сразу за все конечности к ограде. Ещё через пару дней, когда следы солнечных ожогов и воспитательных работ проходили, эти удивительно застенчивые и покладистые ребята, даже начинали походить на собственные паспортные фотографии.

Подобные случаи, ярче или слабее выраженные по накалу, происходили практически в каждый заезд, и после них было бы глупым осведомляться в расстроенных патриотических чувствах, почему к русским выработалось своеобразное отношение обслуживающего персонала. И это пример, иллюстрирующий приезд только двух скромных друзей, студентов филологического. А если приезжала целая компания братков с уголовным прошлым? Тогда всё возрастало многократно, и Хиросима, со своим одиноким ядерным грибочком, нервно бледнела в сторонке на фоне разгула стихий хаоса.

А дамочки, стремящиеся гульнуть на полную, считающие Турцию страной секс-туризма? Это они довели аборигенов до любвеобильного состояния, пробудив в них мужскую суть до запредельных масштабов. До этой русской экспансии бизнес-баб турки и не подозревали, что «камасутра» это всего лишь книжка для ясельной группы детского сада «Снежинка» по сравнению с тем, что вытворяли пресыщенные моногамными отношениями барышни из страны, десятилетиями не знавшей секса. Падкие до экзотики и свободные нравом, они выработали рефлексы, как у отельного персонала, так и у уличных торговцев, при виде россиянок — домогаться их всеми возможными способами, от расточения комплиментов и предложения записок, до наглых захватов за руки и любовного преследования в номерах.

К нам такое особое отношение не потому что мы другие, а потому — что так себя ведём. И что обидно, поступают так единицы из общей массы, а расплачивается вся страна.

Между тем, погода на средиземноморском побережье менялась. Дневная жара нарастала, а вечера перестали быть прохладными, и из лобби бара мы перебирались на улицу, поближе к сцене или заползая на неё. Появились вечерние кружки турецкой самодеятельности, которые гордо носили несоответствующее по всем параметрам название «анимационное шоу». Во время подобных мероприятий мы выбирали мисс и мистера отеля, лучшую пару отеля, или проводили программу «угадай мелодию без Пельша». Боб в роли главного лизуна микрофона, топтался на сцене. Считал себя равным Элвису по неотразимости, но публику, уже состоявшую большей частью из наших соотечественников, он приводил в бешенство тем, что разговаривал исключительно на немецком и турецком. Да ещё проделывал это крайне затянуто. Егор участь перевода не облегчал, так как большей частью хихикал в микрофон. Поэтому, не понимая сути происходящего, народ, с ворчанием о напрасно проведённом времени, расходился и на следующий вечер вовсе не горел желанием явиться для просмотра «шоу» вновь. Кроме того, в конкурсах Трахтенбоб откровенно подсуживал иностранным делегатам, и пару раз после «шоу», шефу пришлось спасаться бегством от подвыпивших гостей. Поддерживая своих, несправедливо обойдённых вниманием ведущего, они из справедливости хотели макнуть его в ночной бассейн.