На языке улиц. Рассказы о петербургской фразеологии - Синдаловский Наум Александрович

Наконец «Аврора» вернулась на свое место у причальной стенки Большой Невки. Но и тут главным претендентам на монополизацию этого уникального символа — коммунистам — снова не повезло. В очередной раз подтвердилась известная мысль о том, что история повторяется. Трагедия страны, начатая по сигналу с крейсера «Аврора», обернулась фарсом, невольными участниками которого стали сегодняшние верные и последовательные ленинцы. Их вполне искренний лозунг: «Ты наша слава в дни позора, / Семь футов под водой „Аврора“»! по иронии судьбы вызывает грустную улыбку. Если верить фольклору, «Аврора» и в самом деле стала непотопляемой. Она будто бы стоит на твердом основании — неком подобии фундамента, и под ее килем вообще никакой воды нет.

Этимология этой замечательной поговорки проста. Она восходит к уменьшительному имени выдающегося театрального режиссера Георгия Александровича Товстоногова. Он начинал свою режиссерскую деятельность в Тбилисском русском драматическом театре. В Ленинград Товстоногов приехал в 1949 году. Первую широкую известность приобрел уже в качестве главного режиссера театра имени Ленинского комсомола, где работал с 1950 по 1956 год. В 1956 году он стал главным режиссером Большого драматического театра имени Горького. С его приходом театр приобрел поистине новое дыхание. Каждая его постановка становилась событием театральной жизни Ленинграда. «Пять вечеров», «Прошлым летом в Чулимске», «Идиот», «Мещане», «Король Генрих IV» и многие другие спектакли становились легендами задолго до премьерного показа. Билеты на его спектакли достать было просто невозможно. Задолго до первого звонка набережная Фонтанки на сотни метров от театрального подъезда была заполнена желающими попасть в театр. Лештуков мост, что находится перед зданием театра, прозвали: «Нет ли лишнего билетика».

Г. А. Товстоногов

Очень скоро театр понял, как ему повезло. Одновременно с Георгием Александровичем на должность директора в театр пришел тезка Товстоногова Георгий Михайлович Коркин, и тогда, как об этом совсем недавно в эфире петербургского радио вспоминала актриса Нина Ольхина, среди актеров заговорили, что их вдруг наградили сразу двумя Георгиями, и они стали «Георгиевскими кавалерами всех степеней». А в пору работы Товстоногова над спектаклем по роману Достоевского «Идиот» Георгий Александрович получил от ленинградцев еще более ценную награду. Имена автора романа и создателя спектакля ленинградцы не только поставили в один ряд, но и объединили, превратив в замечательный каламбур: «Достоногов и Товстоевский».

Актеры вспоминают, что Товстоногов на репетициях всегда был строг, часто непримирим, не терпел возражений. Его побаивались. Но любили и уважали все без исключения. Чаще всего его мнение становилось последним и окончательным. За глаза актеры называли своего режиссера: «Любимый тиран». Но в глаза, памятуя о его грузинском прошлом, его уважительно называли грузинским уменьшительным именем Гога, и в один голос утверждали, что «Нет бога кроме Гога».

Ныне Академический большой драматический театр заслуженно носит имя Георгия Александровича Товстоногова.

Осенью 1941 года смертность оставшегося в Ленинграде населения достигла таких масштабов, что руководство города вынуждено было открыть новое кладбище. Оно предназначалось для массового захоронения ленинградцев, умерших от голода и погибших от артобстрелов и бомбежек во время блокады. Место для кладбища выбрали в одном из северных, наименее опасных при артобстрелах районов. По находившемуся здесь пригородному поселку кладбище было названо Пискаревским. В 1945 году оно получило статус мемориального.

Здесь, на Пискаревском кладбище, наша память становится особенно глубокой. На этом рубеже давно уже стали беспомощными слова, и только цифры да человеческое молчание оказались способными измерить космическую глубину скорби. За время Великой Отечественной войны на Пискаревском кладбище было погребено свыше 470 000 человек. 10 043 трупа только за один день 20 февраля 1942 года. 10 000 красных роз на 186 братских могилах. 45 километров гранитного поребрика вокруг мемориальных холмов.

Сооружение мемориального ансамбля Пискаревского кладбища началось в 1956 году по проекту архитекторов А. В. Васильева, Е. А. Левинсона и скульпторов В. В. Исаевой, Р. К. Таурита и других. Авторами памятных надписей на фризах павильонов и центральной стеле стали военный поэт Михаил Дудин и «Блокадная муза Ленинграда», всю войну проработавшая на ленинградском радио, Ольга Берггольц. Главная мысль всего мемориального комплекса выражена в коротких, как звуки блокадного метронома и точных, словно пословицы, словах Ольги Федоровны Берггольц. Они уже давно вошли в золотой фонд городского фольклора: «Никто не забыт и ничто не забыто».

Скульптура «Родина-Мать» на Пискаревском мемориальном кладбище. Современное фото

Проходит время и пропорция между умершими и живыми блокадниками, к сожалению, меняется не в пользу последних. С каждым днем блокадников становится все меньше и меньше. В последнее время все чаще в ответ на восклицание: «Ленинградцы!» — можно услышать: «Какие ленинградцы?! Все ленинградцы на Пискаревском кладбище лежат».

Всемирно известное имя «Пискаревка», как называют в обиходной речи Пискаревское кладбище петербуржцы, давно стало нарицательным. На вологодской земле есть кладбище, где похоронены тысячи блокадников, эвакуированных из Ленинграда и умерших от ран и болезней в Вологде. Среди местных жителей кладбище известно как «Вологодская Пискаревка».

Согласно давней традиции на Пискаревку приезжают после регистрации брака молодые пары, чтобы возложить цветы в память погибших и умерших в годы блокады ленинградцев. А уходя с кладбища, посетители бросают монетки в бассейн при входе в знак непременного возвращения в эти места памяти и скорби. Ибо, как верно сказано в одном из мемориальных текстов, «это нужно не мертвым — это нужно живым».

13 марта 1988 года, в разгар так называемой горбачевской перестройки, в газете «Советская Россия» появилось открытое письмо никому до того не известного преподавателя химии Ленинградского технологического института Нины Андреевой с красноречивым заголовком: «Не могу поступиться принципами». В статье, насквозь пронизанной животным страхом перед наступившими переменами, содержались откровенные призывы сохранить основные идеологические и политические принципы, выработанные за годы советской власти, остановить или круто изменить ход начавшихся реформ, прекратить либеральные демократические преобразования, начавшиеся в стране.

О самой Нине Андреевой можно было бы вообще не вспоминать, тем более что она уже давно выпала из исторического контекста, если бы не фольклор, возникший на волне ее короткой популярности, фольклор, сохранивший атмосферу того, навсегда ушедшего в прошлое, времени.

Тогда, в самом конце бурных 1980-х годов, ее с нескрываемой иронией называли «Железной леди Ленинграда» или с ядовитым сарказмом: «Генсек Нин Андреев». А «флаг» всех антиперестроечных сил, поднятый ею и подхваченный коммунистами-ленинцами, — «Нина-Андреевским флагом». На одном из плакатов антикоммунистического митинга того времени стояло: «Боря + Нина = любовь». Напомним, что последним первым секретарем Ленинградского обкома КПСС был тогда Борис Вениаминович Гидаспов.