Темная Дейзи - Элис Фини

– Думаю, при учете всего случившегося этой ночью, нас всех немного беспокоит наличие заряженного пистолета в доме, – говорит Нэнси.

– Ладно. Из моего пистолета никого не убивали, но если вам от этого будет легче, я пойду проверю, на месте ли он, – говорит Роуз, вставая.

Ветеринары склонны к самоубийству чуть ли не больше всех остальных профессий. Эта статистика заставляла меня беспокоиться о старшей сестре – ветеринары много работают, часто в одиночестве – и когда я думаю обо всех ужасных вещах, которые она видела, это меня пугает. Роуз знает, как обрывать жизни точно так же, как и спасать, к сожалению, это часть ее работы.

– Я попробую поймать сигнал наверху… может, там получится, – говорит Конор.

– Не получится, – отзывается Лили. – Я себя не очень хорошо чувствую. Я поднимусь к себе, поищу мой набор для диабетиков.

Нэнси кивает: – У меня начинается мигрень. Я схожу за стаканом воды и таблетками на кухню, – говорит она, направляясь вместе с остальными к двери. Моя мать думает, что для любой ситуации есть таблетка.

– Ну, я просто выйду подышать свежим воздухом, – говорю я, не желая оставаться в одиночестве. Думаю, на всех давит наше заключение в доме, но также пугает одиночество. Я стою в коридоре и слышу тихое движение в разных уголках дома. Шум никак не успокаивает меня. Я всегда предпочитала тишину.

Я замечаю, что входная дверь немного приоткрыта, и выхожу на крыльцо, но там никого нет. Рев моря и перезвон колокольчиков напоминают мне, насколько мы отрезаны от мира, каждый день изолированы от материка на несколько часов. И каждую ночь. Когда проводишь в одиночестве столько времени, как я, бывает сложно слишком долго находиться в компании людей. Даже родных. Особенно таких, как у меня.

Я вышла из комнаты последней, но я первой возвращаюсь в гостиную спустя короткий промежуток времени и замечаю что-то незнакомое на журнальном столике. Остальные возвращаются до того, как я успеваю рассмотреть это поближе. Конор входит последним, но он первым замечает то же, что и я, и по его голосу кажется, словно он обвиняет меня, что я это принесла.

– Что это на столе? – спрашивает он.

– Кассета, которую мы только что смотрели, – отвечает Лили.

– Я так не думаю, – говорю я, отступая на шаг.

– Нет. Это не она, – подтверждает Роуз.

Теперь все смотрят на кассету. Раньше ее там не было, а буквы, приклеенные к коробке, гласят другое:

«ПОСЛУШАЙТЕ МЕНЯ».

– Какого хрена? – говорит Конор. – Кто это сделал? – Он оглядывает каждого из нас по очереди.

– Ты ее заметил, так что, может, это ты и был, – говорит Лили.

– На последней было написано «ПОСМОТРИТЕ МЕНЯ». – Роуз осторожно берет кассету. – На этой – «ПОСЛУШАЙТЕ МЕНЯ». Это безумие. Кто это делает и зачем?

Мы опасливо переглядываемся, обмениваясь молчаливыми обвинениями.

– Нам нужно ее посмотреть, – говорю я, а потом все начинают спорить о плюсах и минусах этого.

– Хватит! – говорит Нэнси и остальные замолкают. – Достаточно этих игр. Бабушка с вашим отцом мертвы. В Сиглассе кроме нас никого нет и я не верю в призраков. Кто оставил кассету на столе?

Никто не отвечает.

– Может, единственный способ выяснить, это посмотреть ее, – говорит Роуз, и когда никто не возражает, она достает кассету из коробки и вставляет в проигрыватель, а затем запускает ее.

Восемнадцать

СИГЛАСС – 1982

Рождество в Сиглассе всегда было волшебным, пока мои родители не развелись. Бабушка прилагала огромные усилия, принимая нас с матерью, но без отца все было уже не так. Я никогда не забуду Рождество 1982-го. Мне было семь, Лили – одиннадцать, а Роуз – двенадцать. В том году у нас была огромная елка – доставленная на лодке – которую мы украшали все вместе. Мы сделали бумажные гирлянды, кривое йольское полено, а в канун Рождества смотрели «Инопланетянина», к концу заливаясь слезами. Но домашнее видео, отображающееся на экране, не запечатлело ничего из этого. Оно начинается в рождественский день 1982-го и, как всегда, с Лили.

Если бы Санта Клаус действительно делал список непослушных детей каждый год, моя сестра была бы на первых местах. Но она все равно получала подарки и игрушки, даже когда с деньгами было туго. Думаю, Нэнси считала, что истерики в перспективе будут стоить ей дороже. В тот год Лили больше всего хотела Walkman. Распаковав его, она слушала его везде, даже когда ела, каталась на роликах или смотрела телевизор, чего я вообще не понимала. И она всегда чему-то подпевала, обычно очень неумело. Я лучше всего запомнила, как в тот год она извращалась над песней Physical Оливии Ньютон-Джон.

– Мне надоело это снимать, – говорит двенадцатилетняя Роуз за камерой.

– Еще один круг, я каждый раз проезжаю быстрее! – говорит Лили, проносясь мимо наружных стен Сигласса на более новых, больших роликах.

– Газировка со льдом почти готова! – слышится голос семилетней меня, и меня шокирует, когда камера поворачивается ко мне. Мы в саду, который так любила моя мать, и кажется, что там невероятно холодно. На мне пушистая шапка с помпоном и одно из старых пальто Лили. Я помню деревянные пуговицы, которые мне было необъяснимо сложно застегивать. В том году я перенесла две операции на сердце, поэтому выглядела плохо. Я была слишком тощей, а под глазами засели темные круги. Но на записи я выгляжу счастливой со своим игрушечным снеговиком, делая полные сиропа напитки из толченого льда для медвежат, для игр с которыми мои сестры были уже слишком взрослыми. Медвежат подарила бабушка. Мой был розовым с радугой на животе. У Лили он был голубым с тучкой, а мишка Роуз был бирюзовым с падающей звездой – в том году она была одержима солнечной системой.

– Высунь язык! – сказала Роуз из-за камеры, и я послушалась, показывая красный от сиропа язык.

Камера поворачивается чуть дальше и я вижу Конора. Он сидит за бабушкиным шатким садовым столиком в двух свитерах, бумажном рождественском колпаке и с недовольным выражением на лице. Он очень сосредоточенно что-то записывает.

– Эй, Конор! Что ты делаешь? Это еще одна статья для школьной газеты? – спросила Роуз.

– Нет, – отозвался долговязый, но красивый парень.

– А что тогда?

– Это генеалогическое древо Даркеров. Я делаю его для вашей бабушки, чтобы поблагодарить ее за приглашение.

Я не помню, чтобы он был с нами в то Рождество, но, полагаю, он часто бывал в Сиглассе, когда его отец не был… достаточно здоров. Но я помню генеалогическое древо. Оно вдохновило бабушку на создание