Иль Мактуб. Судьба Эмира - Ульяна Соболева

Я знал, что она права. Чтобы уничтожить Ахмада, я должен был сначала стать его тенью. Моё новое имя — Амир — звучало как проклятье. Мне было противно слышать его из уст своего сраного хозяина, но каждый раз, когда Ахмад произносил его, я чувствовал, что приближаюсь к своей цели. Он доверял мне. Чёртов ублюдок даже не догадывался. Я был рядом с ним. Видел, как он управляет своим миром, как держит в руках всё то, что принадлежало мне по праву. И каждый раз, когда я смотрел на его успешную жизнь, внутри меня разгоралась ненависть. Но я сдерживал её. Месть должна быть сладкой. Медленной. Идеальной. Ахмад хотел вернуть Вику. Я видел, как он смотрел на неё, как цеплялся за свою "идеальную" семью. Он думал, что может всё вернуть на свои места. Но я знал, что его идеальный мир рухнет. Я знал, что она — его слабость. И я собирался использовать это против него.

Вся суть в том, что Ахмад жил в своей башне, высоко над всеми, вдыхал воздух победы, и даже мысли не допускал, что может упасть. Что кто-то может вытащить его из этого облачного мира и сбросить на землю. Но сегодня я только дёрнул за ниточку. Немного испуга, немного хаоса. Пусть почувствует, как легко его мир может рассыпаться. Как хрупка эта мнимая сила. Я стоял в тени, смотрел, как началась паника. Охранники бегали, кричали что-то в рации, тащили детей. Ахмад. Чёрт, этот его взгляд... он мгновенно понял, что что-то не так. Но не сообразил, что именно. Он хватал Вику за руку, прижимал к себе Мишу, а Саша — этот мелкий ублюдок, уже начал смотреть на отца так, будто он герой. Вся его геройская натура — на словах. Он никогда не сможет спасти то, что ему дорого, потому что всё, что у него есть, должно быть моим. Маленький хаос. Это просто начало. Я наблюдал за тем, как в их жизни зарождалась паника, и получал от этого удовольствие.

— Быстро в комнату! — крикнул Ахмад, его голос резал воздух. Все побежали. Вика — ещё недавно такая непокорная, полная сомнений, теперь просто цеплялась за него. Она ничего не помнит, и ей проще думать, что этот монстр, этот тиран, спасёт её. Спасёт их всех. Но это иллюзия. Это всегда была грёбаная иллюзия.

Я наблюдал за ними и на моём лице играла кривая ухмылка. Я мог бы сейчас убить его, и всё бы закончилось. Но где в этом удовольствие? Где смысл в быстрой смерти, если можно затянуть этот кайф? Я хочу, чтобы он страдал. Страдал за всё, что он сделал. За всё, что он забрал у меня. Самида знала, как это сделать. Мы говорили об этом. Её план — это не просто уничтожение Ахмада. Это разрушение его мира по кирпичику, пока он не останется в руинах. И я буду стоять рядом, наблюдать, как он бьётся в пыль, как его империя трещит по швам. Это не месть. Это — искусство. И Вика... Она — центр всего. Ахмад хочет её вернуть, хочет, чтобы она снова поверила в него. Чёрт, он не знает, что я уже начал свою игру. Она помнит лишь обрывки прошлого, она не знает, кому доверять. Я же буду той тенью, которая проникнет в каждый её страх, в каждое сомнение, и сделает так, чтобы она больше никогда не смогла увидеть Ахмада тем, кем она видела его раньше.

Он думает, что может защитить своих детей и Вику. Но он не понимает, что самое главное уже потерял — своё время. Время, чтобы исправить что-то. Время, чтобы спасти их всех. Они побежали в комнату, закрыли двери, забаррикадировались там, как в бункере. Но это неважно. Я уже сделал своё дело. Я уже пустил зерно сомнений в их головы. Теперь они будут жить в страхе. Вопрос не в том, что будет завтра. Вопрос в том, как долго они смогут сопротивляться.

***

После той ночи, когда я подкинул труп обглоданной женщины на место казни Самиды, я думал, что, возможно, что-то изменится. Возможно, эта вся ненависть, весь этот ад, в котором мы жили, немного ослабнет. Чёрт, я ошибался. Каждый её взгляд после этого был холоднее, чем лёд. Каждый шрам на её теле говорил о том, что она никогда не простит Ахмада. Никогда не успокоится. Она была мертва для этого мира, и это делало её ещё опаснее. Мы прятались неделями. Я выхаживал её, как мог. Словно раненого волка, который всё ещё может вцепиться в горло. Каждый день я перевязывал её раны, следил за её дыханием. Я не жалел её. Она бы не хотела этого. Она была сильной, такой, какой мне хотелось быть. И каждый раз, когда я смотрел на её изуродованное тело, мне хотелось разорвать этот мир на части.

— Когда я стану сильнее, — говорила она, пока лежала на койке в той самой хижине среди песков, — мы начнём нашу месть.

Я смотрел в её глаза и знал, что это не просто слова. Это было обещание. Обещание крови, обещание разрушений.

Ахмад думает, что она мертва. Что он победил. Но он не знает, что самое страшное — это враг, которого ты не видишь. Враг, который уже внутри твоего дома, внутри твоего сердца.

Когда она начала ходить, мы начали новый этап нашего плана. Она должна была исчезнуть. Стать тенью. Но не исчезнуть навсегда. Нет. Её возвращение должно было стать ударом, от которого Ахмад не оправится.

— Джамаль, — сказала она однажды ночью, когда мы сидели за тусклым светом лампы, — ты должен быть моими глазами и ушами. Я буду руководить, но ты будешь выполнять. Он должен узнать, что это я была в его жизни всё это время, что это я уничтожала его. Но не должен увидеть меня, пока я не решу, что время пришло.

Её слова были, как приказ. Я всегда знал, что для Самиды нет полумер. Она не была той, кто бросит вызов и отступит. Она не хотела просто мести. Она хотела полного разрушения. Я был её верным солдатом.

Но даже сильнейшие люди иногда терпят неудачи. Я был рядом с Ахмадом, видел его каждый день. Он смотрел на меня, доверял мне, рассказывал мне о своих планах, о том, как вернуть Вику, как наладить отношения с детьми. Этот ублюдок.