Иль Мактуб. Судьба Эмира - Ульяна Соболева

день, когда она нашла меня, я думал, что умру. Лежал в грязи, избитый до полусмерти, с разбитым лицом и переломанными рёбрами. Приёмная семья? Сраные уроды, которым платили за то, чтобы они меня "вырастили". А они растили. Били, унижали, голодом морили. Но хуже всего было другое — они сломали меня изнутри. Как-то раз, когда я уже не мог терпеть, попытался сбежать, меня поймали, избили так, что я провалялся в канаве без сознания почти сутки. Самида нашла меня там. Дала жизнь, на которую я даже не надеялся. Она была такой холодной. Не ласковой. Не заботливой. Но в её глазах я видел ту же боль, что и в своих. И я понял, что она такая же, как я. Изгнанница. Отвергнутая. Она не говорила, что любит меня. Никогда. Но это было не нужно. Она дала мне нечто большее. Она дала мне силу. Цель. И месть. Она сделала меня сильным.

Когда я узнал, что её казнили, у меня внутри всё сломалось. Ахмад. Этот ублюдок. Он был виноват. Он всегда был виноват во всём. Он просто не понимал, что его сила — это всего лишь иллюзия. Что всё, чем он владел, было построено на лжи и предательстве. Я помню тот день, когда я нашёл её тело. Точнее, то, что от него осталось. Это был чёртов пустынный ад. Жара такая, что даже дышать больно. Самида лежала среди песков, изуродованная, еле живая. Её глаза открылись, когда я подошёл. Чёрт, она всё ещё была жива. Её лицо было изрезано, тело покрыто ранами, отрезан язык. Я мог бы оставить её там, позволить ей умереть. Но я был её должником. Я обязан был вернуть ей долг за всё, что она сделала для меня. Я схватил её, буквально вытащил из того ада, отнёс в заброшенную хижину, где держал её на протяжении нескольких недель. Там не было ничего — ни нормальной воды, ни еды, ни медицинской помощи. Только мои руки и её сила воли. И эта сила, чёрт возьми, была невероятной. Любая другая женщина давно бы сдохла. Но не Самида. Она цеплялась за жизнь с такой яростью, как будто сама смерть должна была подчиниться ей. Когда она начала приходить в себя, я сразу понял, что план должен быть идеальным. Чтобы все думали, что она мертва, нужно было действовать. Я знал одно место — недалеко от нас шёл караван. Женщины, проданные в сексуальное рабство. Никто бы не заметил исчезновения одной из них. А если и заметили бы, то не стали бы разбираться.

Ночью я подкрался к каравану. Нашёл женщину, которая была уже на грани. Лицо её было изуродовано до неузнаваемости — её хозяева позаботились об этом. Она была идеальной подменой. Я убил её быстро, чтобы не мучилась. Я не был чудовищем. Точнее… я чудовище, но не всегда и не для всех. Её тело я забросил туда, где нашел Самиду, на это же место, изуродовав так, чтобы никто не мог определить, кто она на самом деле. Самида выжила. Она восстановилась. Но её ненависть только росла. Это не было просто местью. Это было что-то большее. Как будто все эти раны, что были нанесены её телу, только усилили её ядовитую ярость. Чтобы ухаживать за Самидой я взял отпуск, котрого не брал годами своей службы у Ахмада. Мне его дали без проблем...Кто я? Всего лишь очередной плебей в руках эмира. Хотя, я значительно приблизился к нему, он давал мне поручения, я входил в личную охрану, иногда хозяин даже соизволял пообщаться со мной.

— Ты понимаешь, Джамаль, — её голос был холоден, когда она наконец смогла говорить, коверкая слова, мыча и с трудом выговаривая...но она сильная, у нее со временем начало получаться более или менее понятно, — Ахмад должен заплатить. За всё. За каждую каплю моей крови. За каждый мой шрам.

Я кивнул. Конечно, я понимал. Она дала мне жизнь, и я был готов отдать её в ответ. Мы жили вдвоём в той хижине, среди песков, словно два отверженных призрака. Я лечил её раны, менял бинты, кормил и поил. Она не жаловалась, не плакала, не проклинала свою судьбу. В её глазах была только ненависть. И каждый раз, когда я смотрел на неё, эта ненависть зажигала что-то во мне. Она спасла меня когда-то от приёмной семьи, где меня уничтожали как человека. И я был готов теперь сделать для неё всё. Потому что именно она показала мне, что в этом мире существует только один путь — сила. Либо ты владеешь ею, либо ты ничто.

— Ахмад все же просчитался, — сказала она однажды ночью, её голос был тихим, но твёрдым. Не совсем внятными были слова, но я научился их понимать. Она сидела, обернувшись в простыню, её тело было ещё слабо, но глаза горели огнём. — Он думает, что я мертва. И это единственное, что нас сейчас спасает.

Я кивнул, продолжая чистить её раны. Она смотрела на меня, изучая моё лицо, словно проверяла, на что я готов ради неё.

— Он всегда был слабым, — продолжала она, и её голос звучал, как яд. — Всегда скрывался за своей властью, за своими деньгами. Но им можно было управлять. Я знала, что он рано или поздно ошибётся.

Я слышал эти слова много раз. Мы оба знали, что Ахмад не был тем, кем казался. Он был слаб, хотя и не признавал этого.

— Но он убил тебя, — тихо сказал я, продолжая перевязывать её руку. Я хотел, чтобы она знала, что всё ещё жива только благодаря своей силе.

— Нет, — её голос стал стальным. — Я выжила. А это значит, что я сильнее его.

Я смотрел на её лицо, на шрамы, которые покрывали её кожу, и думал о том, как однажды эти шрамы станут знаком её мести. Самида была сильной. Она научила меня быть таким же. И теперь мы вместе ждали своего часа.

Я не торопился. Месть — это не дело одного дня. Она должна быть тщательно продуманной. Внедрённой в каждый мой шаг. С каждым днём мы продумывали план до мельчайших деталей. Самида была моим мозгом, моим разумом, моим наставником. Я был её руками. Её оружием.

— Ты должен стать частью его мира, — говорила она однажды ночью, когда я сидел рядом с её кроватью. — Внедрись в его окружение. Стань тем, кому