Искусство французского убийства - Коллин Кембридж

клубники в высоких терракотовых горшках с небольшими отверстиями по бокам, похожими на кармашки, чтобы растения оставались вместе с побегами, из которых рождались детки. Рядом с небольшим кованым столиком с двумя стульями было несколько больших цитрусовых деревьев в горшках – один лимон и один апельсин размером со сливу.

Возле стола стояла большая ванна, наполненная бурлящей водой, и в ней несколько больших золотых рыбок, которые, как я узнала, назывались карпы кои. Вода помогала поддерживать в теплице необходимую влажность воздуха, а ее тихое журчание меня успокаивало.

Заметив, что мадам Икс последовала за мной в оранжерею, я налила сливки в ее блюдце и поставила его на пол. Ей разрешалось греться в оранжерее или валяться среди кошачьей мяты. Подразумевалось, что карпов кои она при этом беспокоить не будет.

Мадам не удосужилась меня поблагодарить или хотя бы отметить мои старания; она неторопливо прогуливалась и нюхала кусты клубники; ее усыпанный драгоценностями воротник сверкал на солнце. Затем ее бархатисто-черное тело покружило вокруг горшка с лимонным деревом, после чего, не торопясь и притворяясь незаинтересованной, она соизволила приблизиться к своему угощению.

Я наслаждалась круассаном и café, когда с досадой вспомнила, что так и не занесла сумочку Терезы Лоньон в кабинет инспектора Мервеля. Я заработалась в гардеробе и напрочь об этом забыла, а к тому времени, когда спектакль закончился и мы с Марком собрались уходить, было уже слишком поздно.

Я была рассеянной и нервничала из-за предстоящей поездки в машине с Марком, но путешествие получилось коротким и прошло без происшествий. Он, как и обещал, положил мой велосипед на заднее сиденье и спокойно довез меня до Университетской улицы. Движения на улице почти не было – ни машин, ни пешеходов, поэтому мы добрались быстро и успели поговорить лишь о том, как прошел вечер на сцене и за кулисами.

– Если не считать возможного перелома пальца ноги, когда Тед проехался одной из декораций по ноге реквизитора, вечер обошелся без травм, – произнес он. – А у тебя? Все забрали свои пальто и шляпы?

– Почти все. Осталось несколько штук, которые никто не забрал. – Я не понимала, как можно забыть пальто в холодную декабрьскую ночь, но, похоже, такое случалось. А может, их оставили в другой день или они принадлежали сотрудникам театра.

Марк спросил, не хочу ли я зайти в кафе или ресторан, чтобы перекусить или выпить бокал вина, но я отказалась, а он не настаивал.

– Это был долгий и ужасный день. – Он подавил зевок тыльной стороной ладони. – Мне не стыдно признаться, что я готов лечь спать.

– Так и есть. К тому же, мы вчера все не выспались, – напомнила я.

– Надеюсь, ты позволишь мне заехать за тобой завтра вечером и отвезти в театр. Дор уже будет там. – Он остановился перед домом Джулии и посмотрел на меня. – Как здорово, что ты нам помогаешь.

– Это было бы чудесно. Спасибо, – ответила я и пожелала ему спокойной ночи прежде, чем он попытался меня поцеловать (я еще не была к этому готова) и поспешила через улицу к дедушкиному особняку.

Сейчас, потягивая кофе, я слегка улыбнулась. Марк был вежлив и, похоже, обладал чувством юмора. Возможно, теперь я считала его более интересным, чем вначале, и, наверное, поцеловала бы его, представься мне опять такая возможность.

Мне было любопытно, почему он стал врачом, если его так интересует театр. Тратить столько времени на учебу, когда хочется заняться чем-то другим, казалось мне слишком большой жертвой. И пустой тратой времени, не говоря уже о деньгах.

Зазвонил телефон и отвлек меня от размышлений. К счастью, в гостиной, как и на первом этаже, была трубка, так что я добралась до аппарата, пропустив всего три звонка.

– Резиденция Сен-Леже, – представилась я.

– Мисс Найт? Это вы?

– Да, – ответила я. Женский голос говорил по-английски и был мне знаком, но я не сразу его узнала.

– Это Ребекка Хейс. Простите, что звоню так рано и по такому поводу, но, к сожалению, сегодня нам придется отменить урок французского для Бетти.

У меня неприятно засосало под ложечкой.

– Мне жаль это слышать. Надеюсь, все в порядке.

– О, ну да, это так… но… что ж, мне очень жаль говорить вам об этом, но мистер Хейс решил, что Бетти больше не нужны уроки французского. Так что в ваших услугах мы больше не нуждаемся.

Я чувствовала, какого труда миссис Хейс стоило произнести эту фразу.

– Хорошо, – медленно произнесла я, пытаясь скрыть свое потрясение. – Спасибо, что позвонили и предупредили.

– Мисс Найт, – поспешно пробормотала она, словно хотела удержать меня до того, как я положу трубку, – если вы придете сегодня утром, я буду счастлива заплатить вам за сегодняшний урок. Поскольку мы отменяем мероприятие в столь сжатые сроки, я думаю, так будет справедливо.

Я поймала себя на том, что киваю в знак согласия, хотя она не могла меня видеть. Я находилась под таким впечатлением, что не осознавала, что делаю, пока она снова не произнесла мое имя.

– О, да, спасибо вам, миссис Хейс. Я к вам зайду.

– Мне действительно очень жаль, мисс Найт, – повторила она. – Я оставлю конверт у горничной на случай, если меня не окажется дома. Приходите в любое время до часа дня. – Она попрощалась и отключилась.

Я мягко опустила трубку на рычаг и слепо уставилась на нее.

Было очевидно, что мистер Хейс нервничал из-за того, что я бываю у него дома и могу проболтаться о том, что видела его вчера вечером. Похоже, его действия подтверждали мои подозрения: у него affaire de coeur[34]. Жаль, что он вымещал это на Бетти, ведь у нее именно сейчас наметился прогресс во французском. А миссис Хейс явно хотела скрыть от мужа, что я приду за деньгами, поскольку пригласила меня к себе до часа дня, то есть до того времени, когда он, возможно, придет домой обедать.

Я была благодарна ей за то, что она хотела мне заплатить – не то чтобы я так уж отчаянно нуждалась в деньгах, но еще больше я злилась на мистера Хейса за то, что он был таким мелочным.

Я продолжала злиться и все еще продолжала возмущаться, когда дверь из гостиной открылась.

– Доброе утро, ma chérie[35], – поприветствовал меня дядя Раф. Он был одет в стеганый халат цвета баклажана с широкими манжетами поверх черной фланелевой пижамы, на нем были тапочки на толстой подошве. Вязаной шапочки на нем не было, и его лысая голова блестела в теплых лучах солнца, а борода выглядела