«Отречемся от старого мира!» Самоубийство Европы и России - Андрей Буровский

Вернер фон Браун, отец ФАУ-1 и ФАУ-2, а потом и космической программы США, личный друг президента Кеннеди, автор осуществленной идеи высадки на Луну и не осуществленной (пока) идеи обитаемой космической станции на Луне. Он родился в 1912 г. Не то поколение, которое делало первые, еще самые робкие шаги. Скорее второе, порожденное смелостью Циолковского и Оберта. Человек, наяву ставший героем космических приключений, оживший мистер Кейвор или инженер Лось Алексея Толстого, соединивший романтические ожидания начала XX века с реализацией космических программ.

Тогда, перед Первой мировой, многим казалось: и космические перелеты, и космические станции, и заселение других планет — совсем близко.

Наука того времени плохо представляла себе планеты Солнечной системы. Мнения о существовании и гипотетических формах жизни если не на Луне, то на Марсе и Венере высказывались не фантастами, но учеными. Тимирязев сравнивал красноватый цвет Марса с красноватым же оттенком растительности высокогорий — и делал из этого весьма далеко идущие выводы. Уже в 1940-е академик В. А. Обручев красочно описывал возможных венерианских животных.

А в 1910–1920-е вполне можно было предполагать разумную жизнь на Марсе и Венере, другие человечества, живущие уже почти в пределах досягаемости землян. Еще немного — и встретимся! Каждый, конечно, представлял себе встречу по-своему.

Алексей Толстой изобразил и космическую любовь, и мятущегося изобретателя-интеллигента, и красноармейца, бегающего по Марсу — как тут насчет межпланетной революции?{78}

Циолковский хотел, чтобы человек заселил само космическое пространство. Его лозунгом стало знаменитое: «Земля — колыбель человечества, но нельзя же вечно жить в колыбели».

С одной стороны, человек неизбежно должен выйти в мировое пространство. С другой, мы не можем там жить, оставаясь такими, как есть. Значит, надо измениться. Носитель разума — совсем не обязательно белковое существо, дышащее воздухом, не способное переносить сверхнизких космических температур. Ну так пусть в космосе поселится не человек, а происходящий от него «некий плазмоид»!

К. Э. Циолковский писал фантастические повести, и для тех времен — очень даже неплохие. Первая из них, «На Луне», вышла в свет в 1887 году. Правда, и она, и другие невероятно перегружены техническими деталями — намного больше, чем романы Жюля Верна — и поэтому читаются с большим трудом. Но описание и техники, и вида Земли и космических объектов из космоса сделаны мастерски.

Еще ярче колорит в сборнике очерков «Грезы о земле и небе» (1894).

А труд «Исследование мировых пространств реактивными приборами» — это вообще первая в истории научная работа, посвященная теории реактивного движения! Ни в одной государственной библиотеке мира за рубежом нет в наличии всех трех частей этого труда. Причем интерес к брошюре огромный, приоритет Циолковского очевиден, но найти эту работу крайне трудно. Величайшая редкость!

Впервые она была опубликована в «Научном обозрении» (1903, № 5). Правда, только первая часть — в том же году журнал был закрыт. Но первые зарубежные работы такого плана напечатаны во Франции только в 1913 году!

В 1911–1912 гг. вторая часть «Исследования мировых пространств реактивными приборами» печаталась в ряде номеров «Вестника воздухоплавания». Если в первой части Циолковский говорил об ориентации в межпланетном пространстве с помощью солнечных лучей, то во втором — исследовал сопротивление атмосферы, рассчитывал самый выгодный угол подъема ракеты, предлагал использование в качестве топлива ядерной энергии. (Впрочем, «атомные бомбы» упоминаются и «Освобожденном мире» Уэллса; кстати, именно ему принадлежит и само это словосочетание).

В 1914 году Циолковский издал отдельной брошюрой «Дополнение» к «Исследованию мировых пространств реактивными приборами» 1903 и 1911–1912 гг. Печатать никто не хотел, шестнадцатистраничная брошюра была издана за собственный счет. Тут ученый отказывается от идеи использовать радиоактивный распад — «хотелось стоять, по возможности, на практической почве».{79}

Кибальчич и Циолковский велики тем, что стали относится к межпланетным перелетам, как к близкой реальности. Но ведь именно фантастика готовила общественное сознание.

Повести и романы, в которых подробно расписывались приключения в космосе и на других планетах, животные, растения и разумные существа иных миров формировали приподнято-романтическую атмосферу подготовки к освоению космоса. Такая же атмосфера царила при дворе Генриха Мореплавателя в XV веке, в портовых городах и конторах Вест-Индских компаний XVI–XVII веков.

Космическая перспектива снимала проблему «тесноты» уже поделенного Земного шара. Если бы она начала осуществляться — Первая мировая война? скорее всего, не началась бы. Незачем было бы. И если бы развитие техники давало в несколько раз больше, напряжение в обществе тоже ослабло бы, а то и исчезло.

Но промышленное развитие начало терять темпы, а выход в космос стал реален намного позже того, как страшные события мировых войн уже начались и закончились.

В начале XX века верили, что и самого человека можно «поправить». Научная хирургия, анестезия, антисептика обеспечивали техническую возможность делать самые смелые операции. Хоть «собирать» многоголовых многоруких «людей». А о том, что пересаженные органы не приживаются, долгое время не знали. Казалось, остановка только за искусством хирурга.

Вивисекцией{80} занимались многие ученые. Типичный пример — опыты Павлова над собаками. Именно препарирование живого тела помогло понять, как функционирует организм, а потом создать учение о высшей нервной деятельности.

Операции на живых существах вызывали протесты. Во Франции общество противников вивисекции возглавил Виктор Гюго, писавший: «Вивисекция — преступление; человеческая раса должна отречься от этого варварства». Первый в мире закон в защиту экспериментальных животных был принят в 1878 г. в Великобритании.

Как ни возмущалась общественность, идея о сказочных возможностях хирургии и вивисекции в области создания новых организмов была популярна в фантастической литературе конца XIX — первой трети XX вв.

Герберт Уэллс создавал свой «Остров доктора Моро» в 1896 году. Он описывал, как гениальный хирург творит человекоподобных существ из самых различных животных.{81}

В романах А. Р. Беляева появляется то человек с акульими жабрами, свободно живущий в океане («Человек-амфибия», 1927), то автономно живущая голова («Голова профессора Доуэля», 1925), то мозг некого немецкого ученого Ринга, который жил в лаборатории своего друга, профессора Вагнера. Мозг «заскучал» без тела, но был уже слишком велик для человеческого черепа. И ученый пересадил его в череп слона («Хойти-Тойти», 1930).{82}

На первый взгляд, повесть М. А. Булгакова «Собачье сердце» (1925) — о другом. Но только на первый взгляд. Вера в продление жизни и омоложение человека путем науки реяла над Европой. Вытяжки из половых желез обезьяны? А из чего делали «омолодительные» лекарства в рассказе Конан-Дойла? У писателя из-за этих неприличных лекарств пожилой профессор начал вести себя по ночам как обезьяна.{83}

Но ведь в 1880-е годы и вправду делались попытки омоложения, причем именно при помощи вытяжек из половых желез обезьян!

И почему только омоложения?

Николай Федорович Федоров считал, что оживление уже умерших людей — дело времени. Более того — у всего человечества нет более важного дела, чем научиться воскрешать покойников. Ведь их число намного больше числа живущих сегодня! Необходимо стать бессмертными и оживить всех живших когда-либо.{84}

Некрофильские идеи Федорова вызывали не страх и отвращение, а чуть ли не всеобщий восторг. Достоевский мысли Федорова «прочел как бы за свои». Л. Н. Толстой говорил: «Я горжусь, что живу в одно время с подобным человеком». Философ Соловьев называл Федорова «дорогим учителем и утешителем». К. Э. Циолковский назвал его «изумительным философом».

Исходно Мавзолей предназначался вовсе не для того, чтобы сохранить для потомков облик Ленина. Цель заключалась в том чтобы сохранить его тело до тех пор, когда можно станет оживлять покойников.

Но разве людей можно только омолаживать или оживлять? Можно еще и «улучшать» человека, в разных направлениях. Мечников, например, полагал, будто часть кишечника вполне можно и удалить. Удаляем же мы аппендикс? А такой длинный кишечник вовсе не нужен, поскольку мы едим приготовленные на огне калорийные продукты. В «лишнем» же кишечнике только разводятся вредоносные микробы.

Герберт Уэллс очень вдохновенно описывал «препарированного» джентльмена, у которого извлечено почти все содержимое брюшины, увеличены и усилены легкие и сердце, из мозга тоже что-то удалено, чтобы «пресечь вредоносные токи и освободить место для развития других участков мозга».{85}