Измена. Не фригидная жена - Алиса Маис

Карина кивает и вздыхает:

— Врачи что-то еще сказали?

Я смотрю на список с назначения на тумбочке, вспоминаю, какой насыщенный день я вчера провела. УЗИ, КТГ плода, гинекологический осмотр, а анализов столько… Думала, что они выкачают из меня литру крови. Оказалось, что я почти здорова — коррекция прогестерона, витамины, фолиева кислота, спазмолитики и почти «постельный режим», по словам моего врача, должны исправить ситуацию.

Потом я позвонила маме, потом своей начальнице — сказала, что не смогу, к сожалению, прийти на работу завтра, послезавтра, а, возможно, уже никогда…

В палате тепло и тихо, и несмотря на обстоятельства, из-за которых я сюда попала, мне нравится. Комната светлая и большая. Я единственная пациентка. Ощущения, конечно, странные. Будто я два месяца бежала, не сбавляя темп, преодолевая одну преграду за другой, но потом упала. Упала, зато смогла остановиться и взглянуть на свою жизнь.

Наверное, так на меня действуют успокоительные. Жизнь кажется простой.

Без всяческих допущений.

Свой план побега я составляла всю ночь.

Врачи согласились отпустить меня через два дня — чтобы угроза повторных спазмов миновала. И к этому времени Карина — единственная, на кого могу положиться, — должна будет подготовить все, что нужно.

Мне неудобно просить ее об этом…

Но выхода не остается.

Дамир теперь в курсе беременности. Я понятия не имею, как он отреагирует. Я планирую и дальше стоять на своем. На обязательном разводе. И исчезнуть потом.

— Карин, у меня к тебе будет огромная просьба…

— Все сделаю, — серьезно заявляет она.

«За что мне такой человек в жизни попался?» — спрашиваю я себя.

Ладно, сантименты в сторону — не время.

— Я хочу поскорее уехать из города. И мне нужна твоя помощь с… организационными моментами. Поможешь?

— Ты точно решила?

— Да. Да! — почему-то я снова начинаю улыбаться. Ей. Миру. Ребенку. Видимо, у меня в крови и правда много препаратов. — Я все еще люблю мужа и у меня сердце разрывается на части, что я так его оставлю. Но не я начала, не я изменила. Ради малыша я должна уехать. Все решено.

Следующий час мы обсуждаем, что мне и ей предстоит сделать.

Я займусь работой и вещами, а Карина — моим спасением — подберет мне город в пределах двухсот километров и квартирку желательно недалеко от женской гинекологии или станции метро. Мы составляем списки и советуемся на ходу. Торопимся, ничего не перепроверяем даже.

Я планирую самое безумное решение в жизни… Взять и уехать с двумя сумками в руках и щепоткой надежды. Но именно принятое решение и дает мне силы жить. Новый план заряжает меня энтузиазмом и мне просто некогда о чем-то жалеть.

* * *

Я знаю, что мне придется поговорить с мужем. С почти бывшим мужем. Знаю, что он будет искать встречи со мной, захочет посмотреть в глаза и переспросить: «значит, это наш ребенок?». Еще я знаю себя, характер, и чувства, которые пока не смогла вытравить. Я не могу быть настолько жестокой с ним, чтобы даже не попрощаться. Я планирую сбежать, но в моих планах нет принципиальной изоляции ребенка от Дамира — пока нет. Если он согласится не мешать, пообещает, что его папаша не будет вмешиваться, возможно…

Все может быть, скажем так.

Не буду загадывать наперед. Просто не могу после позавчерашнего…

Я хочу быть здесь.

Жить сегодня и наслаждаться каждой минутой беременности.

В журналах пишут, что для женщины это «волшебный период», утверждают, что даже внешность меняется, румянец появляется… Я смотрю в маленькое зеркальце на тумбочке возле больничной кровати и вижу бледную напуганную девушку. Вот и все… До чего меня довел Дамир, стараясь угодить папочке? Чем больше проходит времени, тем больше я начинаю злиться на него. Мое лицо сухое, слез больше нет.

В дверь стучат в двенадцать.

Я заканчиваю собирать сумку на выписку, поднимаюсь, ставлю ее на больничное покрывало. Вещей мало, в сумке только сменная одежда, которую занесла мама (кстати, от нее я вдоволь наслушалась, что надо срочно молить Дамира принять меня назад), белье и подарки от Карины.

Дамир входит, и я замираю. У него в руках букет роз.

Огромный букет роз в золотой бумаге.

Розы мои любимые, белоснежные, как первый снег в декабре. Дамир на их фоне кажется черным пятном. Он одет именно так, как я люблю. Джинсовый костюм черного цвета, а под ним белая рубашка.

На его лице нет даже намека на улыбку. Он растерян. И я тоже.

Что-то во мне ломается от такого неожиданного подарка. Я не думала, что когда-то снова увижу его… Таким. Но вслед за этим откровением, за секундами скрытой радости, в душу поселяется старая добрая знакомая, злость. Я все помню. Помню, как Дамир хотел ребенка. Теперь я для него снова ценный экспонат? Из-за беременности. Теперь я девушка, которой стоит дарить цветы? Ведь я рожу ему наследника. Так? Клянусь, если сделает ко мне хотя бы один шаг, я запущу эти розы прямо в его физиономию.

— Привет.

— Здравствуй, Дамир.

Я сажусь на край кровати ближе к окну. Не делаю ни единой попытки забрать букет. После мига острых сомнений, Дамир кладет цветы на соседнюю пустую койку, подходит ко мне, в тишине садится рядом.

Я хочу пересесть, но у себя в голове решаю, что это ребячество.

Пока я думаю, что же делать дальше, Дамир берет и вторгается в мое личное пространство. Одну руку он кладет мне на плечо, а второй обнимает за спину. Прижимает так сильно, что я пару секунд вдохнуть даже не могу. А так хочется… Так хочется наполнить легкие его запахом, ощутить его тепло через все слои одежды. Парадокс, но человек, от которого я всеми правдами и неправдами отстранялась, обволакивает меня спокойствием, которого я уже месяц не ощущала. Из-за того, что мы не виделись так долго, прикосновения кажутся еще острее. Мне даже чудится, что я ощущаю, как бьется его сердце. Или это мое сейчас выпрыгнет из груди от волнения?

— Виталина, — отстраняется он, гипнотизируя меня большими темными глазами. — Даже не знаю, с чего начать…

После наших объятий — да, да, всего лишь объятий — Дамир тоже выглядит растерянным. Не знаю, радует это меня или беспокоит. Я даю ему возможность собраться с силами, и со словами тоже.

— Я не поздравил тебя…

— Ты многого не сделал, когда должен был, — срывается с моего языка. — И много сделал из того, что не должен был.

Он опускает голову. Соглашается.

— Зачем ты пришел?