Мой ненастоящий (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta"

Первый из всех, на этом Юра точно не остановится, а я уже без кислорода в легких и с темными точками перед глазами.

— Урод, — я шиплю, пытаясь продышаться, — после этого даже не надейся со мной…

— Ничего, — хрипло роняет Городецкий, — мне будет на что оплакать это горе.

Даже интересно, за какую сумму этот Иуда продал меня этой стерве?

И…

Боже, как я ему поверила? Так смотрел на меня… Поди и смотрел-то, думая о тех деньгах, что ему заплатили за то, чтоб выманить меня из квартиры Ветрова. Он не рассчитывал, что бить поручат ему. Думал, потом благородно дуть на вавки и жалеть, намекая на всяческие продолжения?

Мерзость.

— Ты все еще поймешь, Рит, — пальцы Городецкого смыкаются на моем свитере, чтобы дернуть мое тело вверх, поставить на ноги, — и ты скажешь мне спасибо, за то, что я не дал тебе отступиться.

— Не надейся, — рычу из последних сил, — я не скажу ни слова из вашего бреда. Не буду врать.

— Значит, «бережно» отменяется, Марго, — тон моего врага становится совершенно равнодушным, — ты передумаешь. Я тебя заставлю.

Он не сомневается. И не собирается останавливаться. Кажется, деньги действительно немаленькие.

Это последнее, что я успеваю подумать.

Сильный, хлесткий удар по голове швыряет меня назад. Лопатками об пол.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍В ушах звенит от боли. Из-за этого звона я даже не осознаю сразу: удара было два.

Один — достался мне.

Второй — могучий, страшный, громкий — входной двери…

25. Влад

— Артур, ты что, коллекционер? Все, мать твою, пробки на себя собрать решил?

Водитель виновато втягивает голову в плечи, ощущая, что я очень близок к той грани, после которой могу только убивать и раскатывать людей в блинчики.

Я ненавидяще смотрю на светофор, слишком медленно перемигивающий с красного на зеленый.

Слишком долго.

Сколько можно еще?

Нужно было ехать одному. Так было бы быстрее!

Первый побег Маргаритки отдавался во мне азартом охотника, этот — холодным предчувствием какого-то дерьма. И избавиться от него никак не получается.

Мы потеряли слишком много времени на отвлекающий маневр Городецкого, передавшему телефон Цветочка какому-то своему приятелю, пустившемуся петлять по Москве и водить меня за нос.

Мы его перехватили, хоть это и была ушлая и вертлявая тварь!

Теперь одним бывшим другом у Городецкого больше. Сомневаюсь, что приятель простит Городецкому то, что по его вине ему сломали руку.

Звонок раздается не то чтобы вовремя, но все-таки кстати.

Информационник в кои-то веки явился с новостями. Я уже почти спланировал приказ на его увольнение, как самого лютого тормоза моей конторы.

— Ну, — рявкаю в трубку, намекая чтоб говорил сразу. Без долгих предисловий.

— Два миллиона, Владислав Каримович, — торопливо сообщает мне Паша, — вчера поступили на его счет.

— Кто переводил? — обрубаю лишние объяснения. Зная Пашу — он сейчас именно в них и ударится. — Только не говори мне, что ты это не пробил.

Нет, вряд ли это Сивый. Слишком дорогое вложение. Да, взять с меня можно больше. Но для этого ублюдка — неоправданный риск. Только если у него будут гарантии того, что деньги окупятся и самому Федору Михайловичу точно ничего не будет.

— Михальчук. Лана Михальчук.

Я сбрасываю, невидящими глазами глядя в окно машины.

Звездочка ж ты, папина, что ж у тебя настолько мало мозгов-то, оказывается. Я надеюсь, ты все-таки достаточно умна и с головы моего Цветочка не упало ни волоса. Потому что иначе…

— Владислав Каримович, прога, — воет водитель и я, приходя в себя, разжимаю пальцы на телефоне. Стекло на дисплее треснуло, до того сильно я его сжал. А телефон нужен, именно в моем телефоне доступ к программе впаянного в брелок на ключах Цветочка локатора.

Ну, Городецкий…

Вот ведь крыса. Жирная, мной же выкормленная крыса! Я ведь его ценил — этого циничного, исполнительного, педантичного ублюдка. Я предполагал, что плачу ему достаточно, чтобы он был мне верен, но, оказывается, нет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Только бы и с ключами не вышло такой же лажи, как с телефоном.

Нет.

Мы паркуемся в узком неудобном дворе, и только выскочив из машины, пока вылезают из фургона мои ребята, я примечаю дорогую тачку среди кучи дешевых машин. Двоих бугаев, караулящих у двери и набычившихся, стоит мне только повернуться в их сторону.

— Работайте, ребята! — выдыхаю я, будто спуская свору своих псов с поводков быстрым движением. Обычно я просто доволен своей привычкой быстро намечать и реализовывать планы. Сегодня — я ей чертовски рад.

Хорошо, что я не отпустил домой оперативную группу.

Хорошо, что не понадеялся на то, что Городецкий окажется один.

Хорошо, что пообещал тройные премиальные ребятам, поэтому они с искренним удовольствием раскладывают на асфальте двоих мордоворотов, «абсолютно случайно» оказавшихся у двери нужного мне подъезда.

В сопровождении двоих свободных ребят я и оказываюсь в темном подъезде.

— Этот этаж, — останавливаю я рванувших было наверх мужиков. На экране локатора полыхает красным степень близости — несколько метров. Я провожу телефоном влево — к дальней двери. Метраж увеличивается.

— Ломайте, — я киваю направо.

Очень сомневаюсь, что там меня ждет бабушка-старушка, которой я устрою инфаркт.

А квартирку Лана могла найти и понадежнее — мои ребята вышибают дверь этой с третьего удара.

Я оказываюсь внутри. Обостренным уже почти до звериного чутьем чую в воздухе легкий запах кокоса. Её простенького, легонького геля для душа. Здесь! Точно здесь.

Слышу крик. Тонкий, болезненный, отчаянный. Её крик! В комнате слева.

Я шагаю туда и сразу вижу Цветочек — забившуюся в угол за шкаф, держащуюся за левую часть лица. Не в силах прикрыть расползающийся по её щеке багровый синяк.

И вся моя ярость, вся тревога за эту безмозглую девчонку поднимается в цунами концентрированного гнева.

Кто это сделал — все что я хочу знать. Только скажи, Цветочек, а я принесу тебе голову этого урода.

Она смотрит на меня своими огромными, такими мертвыми глазами. Я вижу, как шевелятся её губы. И только потом сквозь рев своей ярости слышу её предупреждение.

— Сзади!

Успеваю уйти влево, вывернуться из захвата, которым, видимо, хотел хотя бы частично придушить меня Городецкий, притаившийся за дверью.

Куда тебе, мразь!

Это было затмение, ничего больше. Глубокое, темное, жаждущее крови.

Я помню, как хрустнул нос моего врага под моим кулаком. Самый простой перелом, лично я бы не оставил ни единой целой кости в его теле. Помню, как хищно упивался запахом его крови. На тот момент я даже не задумывался, что если забью его до смерти — меня посадят. Это было неважно.

Тем более…

Он посмел сделать больно моей Маргаритке!

26. Маргаритка

Я бы с радостью отсиделась в углу за шкафом. Даже не глядя на происходящий в нескольких шагах от меня мордобой. Но рассудок заставляет меня высунуть нос из укрытия. И ощутить — мне надо вмешаться.

Городецкий, конечно, еще стоит, еще пытается вырваться, сам нет-нет, но и попадает Владиславу Каримовичу куда-нибудь кулаком. Но это ненадолго.

Его отпор — все более ничтожный с каждой секундой. А Ветров даже не думает выказывать слабину.

В истории, когда Владислав Каримович подставляется, давая этой ублюдочной парочке повод для обвинения, мне действительно стоило вмешаться еще раньше!

Я подаю голос, пытаясь докричаться до разума взвинченного Ветрова.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Прекратите!

Тщетно.

То ли я слишком тихо пищу, то ли Ветров слишком вошел в раж и не слышит вообще ничего. Просто метелит Городецкого, как будто бык, подцепивший на свои рога чересчур дерзкого матадора. Юрочка по комнате только что не летает.