Мой ненастоящий (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta"

Я, разумеется, не ошибся — вместо того, чтобы проявить хотя бы минимальный зачаток интеллекта, Чугунный снова ударяется в угрозы, совершенно не соизмеряя свое положение.

Надеется, что кто-то из своих его вытащит? Нет, это вряд ли.

Вечный шестерка, вечно на побегушках у парней покруче, но самомнения при этом столько, будто он лично президенту проституток поставляет и никто в мире не сможет поставить его на место.

Тратить ресурсы на шестерку никто не будет, тем более что вложений понадобится много.

Я слил знакомому прокурору столько компромата на Чугунного, что малой кровью там не обойдешься. И нет такого адвоката, который бы всерьез попытался спасти этот кусок дерьма от моей расправы.

Чугай затыкается, только когда мне подают черные боксерские бинты, и я, внимающий угрозам этой мрази с видом, будто мне они безумно интересны, начинаю неторопливо обматывать полосами ткани свои кисти.

Боже, да неужели все-таки самая капля мозгов в этом пустом котелке завалялась?

— Чего тебе надо, урод? — сипит мой «собеседник», не в силах оторвать взгляда от плавно ложащихся на мои костяшки витков бинта.

— Вообще-то мне нужна твоя шкура, красавчик, — роняю я брезгливо, — но я подозреваю, моя жена не оценит такого трофея. Она у меня нежный и впечатлительный цветочек. Поэтому обойдемся твоим покаянием.

— Пошел ты, — шипит Чугай, — и сучка твоя тоже…

Я бросаю короткий взгляд на одного из своих ребят, и тот без лишних реверансов впечатывает кулак в живот ублюдка, заставляя его подавиться всей дальнейшей грязью, которой он планировал полить имя моей Маргаритки.

— Ты не волнуйся, Сеня, — я улыбаюсь предвкушающе, — я никуда не тороплюсь. Подожду, пока ты дозреешь до разговора. Сам помогу тебе дозреть! 

Бить мы умеем. Так, чтобы минимум синяков и травм — в конце концов, мне этого утырка еще полиции сдавать.

Они, конечно, любым его примут. Этот тип настолько неприятен оперативникам, что единственный раз, когда мой знакомый опер заглядывает в нашу «комнату свиданий» — на моих ребят, работающих над разговорчивостью Чугая, он смотрит с завистью.

— Чего тебе надо?

В какой-то момент тон беседы меняется, и Чугунный сплевывает кровью, уже не стараясь меня задеть, а просто потому что надо, да. И на меня он смотрит уже затравленно, с такой отчетливой ненавистью, что впору включать гимн.

— Выйдите, — ровно роняю я, и моя «группа поддержки» без лишних слов сваливает из помещения.

Есть определенные вещи, которые я не хочу доверять никому, кроме себя.

Например то, что здесь и сейчас я буду говорить о своей Маргаритке. Которую мои сотрудники знают.

Вот и пусть знают только её. А её секреты останутся только моими. 

— Помнишь её, — я показываю фотографию Маргаритки, сохраненную на телефоне. Не ту, с росписи, её я вообще убрал в самую дальнюю папочку, другую. Одну из рабочих.

Огоньки узнавания в глазах Чугая я замечаю весьма отчетливо.

— Помнишь, — я поощрительно улыбаюсь, — значит, расскажешь мне о ней все, что знаешь, и я, так и быть, отдам тебя своим друзьям из полиции без переломов.

— А чего о ней рассказывать, — скалится Чугай, — шлюха она. Беглая. Адресок подкинешь, она мне денег должна…

Нет, ну что поделать, если человек так не беспокоится о собственном здоровье?

Кто сказал, что я ищу повод?

Тот совершенно прав. И в принципе можно даже не искать поводы уж очень далеко.

По мне было достаточно того, что этот ублюдок с ней спал. Но ведь дело было не только в этом.

Его видели с ней последним. Многие знакомые из тех, кого расспрашивали мои информаторы, рассказывали, что Чугай именно что позиционировал себя как парня юной Маргаритки, шугал от неё кавалеров, снимал для неё квартиру. Но в какой-то момент она от него сбежала. Ушла на дно, бросила университет за полгода до диплома, порвала все контакты со всеми знакомыми бывшего. Нигде не задерживалась подолгу. Цеплялась за всякую работу.

Бежала от мужчин.

— Что ты с ней сделал, урод? — шепчу я, склоняюсь к уху Чугунного, когда костяшки уже начинают пульсировать от боли. — Тебе лучше сказать, иначе я просто тебя в морг укатаю. 

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Из склада я выхожу через сорок минут, когда откровения Чугунного приобретают необходимый мне характер откровенности. Киваю оперативникам, что урода можно забирать. Нахожу взглядом годами проверенного приятеля, подхожу к нему.

Чем хороши старые друзья? Правильно. Тем, что понимают без лишних слов.

— Ты вроде завязал, Влад, — хмуро комментирует Валерка, протягивая мне пачку с сигаретами и зажигалку.

— Вроде, — первая затяжка, самая глубокая, чтоб прижечь всю беснующуюся внутри меня темноту.

Цветочек, Цветочек. Хрупкий, нежный, истерзанный. Мне не в новинку такие истории, но именно из-за твоей настроение крепко так скатывается туда, где темно и плохо пахнет.

Сколько ж сил нужно иметь, чтобы бороться за свою жизнь после такого? Другая на твоем месте с моста бы сиганула с камнем на шее, а ты еще даже со мной находишь силы воевать. И почему тебе вообще выпало перенести столько мерзостей? Ты ведь не для этого. Совершенно.

— Извини, я вырубил тебе этого урода. — произношу, швыряя сигарету в урну после второй затяжки. — Своими ногами не дойдет.

Была б моя воля, он бы своими легкими дышать перестал…

— Не дойдет сам, донесут, значит, — философски пожимает плечами мой приятель, — спасибо за наводку. Мы уже задолбались ловить эту гниду. Вечно уходит.

Я не успеваю никак прокомментировать насчет того, что кому-то пора заняться ловлей крыс в рядах союзников.

В кармане начинает вибрировать телефон. Звонят с пункта охраны моего дома. Что-то случилось с Цветочком? А ведь я еще даже толком выбитую из Чугунного информацию не обработал.

— Владислав Каримович, — голос охранника уже выдает его тревогу, — а уточните нам информацию. Ваша жена может покидать дом только в сопровождении телохранителя или просто в сопровождении вашего поверенного тоже можно?

— Только с телохранителем, — я слышу, как тихо втягивает воздух, осознавший чей-то прокол охранник. Вряд ли свой — этого мужика я знаю, он дельный. Ну, был по крайней мере. — С кем вы её отпустили?

— По камерам она уехала с Юрием Городецким, вы с ним работаете, — торопливо отчитывается мой собеседник, — мой сменщик решил, что раз у этого мужика есть пропуск, значит, с ним можно.

Интересно, в этом мире когда-нибудь закончатся идиоты? Или это слишком дерзкая мечта?

Что ж ты делаешь, Юрик? У тебя, что, конечности лишние завелись?

23. Маргаритка

— Вот здесь, — пухлая папка с заявлениями громко бухает об стол явившейся из архива работницы ЗАГСа. Это не та тетка, что расписывала меня и Ветрова, и слава богу. Я была искренне уверена, что она тут же стуканет Ветрову о моем появлении.

Папка продатирована месяцем-числом и годом. Надо же, Ветров подал заявления за нас обоих аж за полтора месяца. А я думала, все в последний момент рисовали.

Получается, действительно все по закону, по крайней мере внешне.

Но все ли так глубоко продумано в деталях?

— А вот и оно, — Анастасия Аристарховна с видом валькирии-победительницы вытягивает из стопки заявлений то самое. С моей фамилией и именем.

Я мельком проглядываю бумагу. Заполнено мелким почерком, по всей видимости, кого-то Ветров на это подрядил. Подпись — вот что волнует меня больше всего.

Подпись…

Может быть, он просто подсунул мне заявление среди каких-то бумаг на подпись?

Я ужасно боюсь, что это так. Я осторожна, очень, я не подписываюсь под чем попало — спасибо, жизнь и так меня побила, но может быть… В запаре… Промазала взглядом, не прочитала бумагу, просто поставила свою закорючку рядом с галочкой… И потом это вылетело из головы…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Не уверена.

Очень похоже. Очень-очень похоже… Но… Я же не настолько невнимательна, да? Ладно, черт с ним, экспертиза разберется.