Тайна декабриста. Сборник повестей - Николай Шагурин

В Космосиане, несомненно, происходят подобные же процессы, ей для питания тоже потребно неорганическое сырье из атмосферы. Поскольку она лишена хлорофилла для усвоения углекислоты, то это или водород, или азот, а хлорофилл ей заменяет бурый пигмент.

Короче говоря, Космосиана имеет собственный биологический метод поглощения и синтеза нужных ей веществ.

Следовательно, для жизни Космосианы необходимы воздух, вода и солнечный свет. В этом она сходна с земными растениями. Но есть у нее и существенное различие: растение с другой планеты, с другим солнцем, возможно, даже не одним, а двумя, она иначе ведет себя без света. У земных растений обмен веществ не прекращается и в темноте, они продолжают развиваться, вспомните картофель, прорастающий в закрытом подвале. А Космосиана в темноте замирает, жизнедеятельность снижается до крайнего предела, рост останавливается, она впадает в состояние, близкое к клинической смерти у человека.

Образно выражаясь, Космосиана умирает и воскресает каждые сутки. Может быть, это форма приспособления к земным условиям. Земному биохимику странно, непривычно наблюдать такие явления, но ведь разнообразие проявлений жизни во Вселенной бесконечно, как сама Вселенная.

Я знакомился с материалами американских коллег и не могу согласиться с мнением генерала Харкинса: у них накоплено много ценных и интересных наблюдений. Но они не сделали некоторых важных выводов. Мы не знаем, с какой планеты прибыла к нам Космосиана и сколько часов продолжается там день. Однако одну вещь могу сказать вам, не прибегая к оговоркам “возможно” и “может быть”, а с твердой убежденностью: если период темноты продлить, то временная клиническая смерть Космосианы перейдет в биологическую, необратимую. (Волнение в зале). Закройте растению, которое мы называем Космосианой, доступ к свету и воздуху, и оно неминуемо погибнет. (Бурные аплодисменты, шум. Многие покидают места, чтобы пожать Курбатову руку. Синьор Педросо испуганно косится на весьма агрессивно настроенных соседей — членов мексиканской делегации, потом, пользуясь суматохой, скрывается).

Когда волнение улеглось, Курбатов продолжал:

— Подана записка: “Как может быть осуществлена ваша идея практически?”. Я целиком присоединяюсь к мнению уважаемого бразильского делегата господина Муньоса: следует спросить об этом добрую волшебницу Химию. Сегодня, после обеденного отдыха, будут работать секции. Желательно, чтобы химики обсудили этот вопрос и сообщили свои предварительные соображения на завтрашнем утреннем заседании, Возражений нет?

Господа, разрешите поблагодарить вас за внимание.

Председательствующий объявляет перерыв до шести часов”.

Совершенно непостижимо, каким образом все происходившее на втором этаже дворца и содержание выступлений стали достоянием улицы. Едва успел Курбатов появиться на ступенях лестницы, как толпа кинулась к нему и с криками “Вива Арсени! Вива амиго советико!” — на руках понесла в отель.

7. Битва с Космосианой

Итак, ключ к решению загадки был найден. Химики предложили несколько вариантов, и после обсуждения на конференции был принят один из них: создать вещество, жидкость, по своим данным близкую к тем коллоидным растворам, которые называются золями. Жидкость, распыленная с самолетов над полями Космосианы в виде мельчайших капелек, должна была превращаться в аэрозоль — искусственный туман, а он, оседая на растение и обволакивая его, застывать, образуя тончайшую пленку, абсолютно непроницаемую для света и воздуха. Это была уже чисто техническая задача, нелегкая, но вполне посильная для современной науки. Уже известны были синтетические пленки, не пропускающие ни влаги, ни воздуха.

Требования сводились к следующему: сырье для золя должно быть не дефицитным, технология — не требовать строительства новых специальных предприятий, а сам процесс производства — несложным и быстрым.

Советский Союз предоставил для изысканий лаборатории своих крупнейших химических институтов и предприятий, конечно, безвозмездно. Снова на помощь человеку пришла могущественная химия полимеров, уже подарившая современникам множество чудесных материалов: стекло, прочное, как сталь, клей, которым можно склеивать железнодорожные металлические мосты, ткани поразительной красоты и прочности, вечные краски.

Теперь химикам предстояло создать новое вещество с заранее заданными свойствами, неотложно необходимое человечеству, как воздух, вода и солнечный свет, хотя само оно должно было являться преградой для первого, второго и третьего.

Люди в белых и синих халатах, хозяйничавшие в лабиринтах сложнейшей аппаратуры, счетно-решающих устройств и хитрого переплетения стекла, работали, не считаясь со временем. И все же они часто подносили к глазам кисти рук, испачканные реактивами и обожженные кислотами, поглядывали на часы. Космосиана начала свой поход через Атлантику, и каждый лишний день мог дорого обойтись людям.

Совместными усилиями виднейших химиков мира нужное вещество было, наконец, получено. День, в который на свет появился первый сосуд с желанным золем, стал подлинным праздником торжествующей науки.

В руках Курбатова очутился, наконец, флакон с темно-синей, цвета воронова крыла, жидкостью. Запах у нее был резкий, не очень-то приятный, но создателям он казался прекраснее аромата парижских духов.

Академик посмотрел флакон на свет, взболтал, потом набрал пипеткой немного жидкости и уронил каплю на стекло письменного стола. Капля начала быстро-быстро расползаться во все стороны, и это продолжалось до тех пор, пока хватило площади стекла. Полимер обладал способностью образовывать пленку не толще микрона — одной тысячной миллиметра, но проникнуть сквозь нее мог разве только луч квантового генератора. Творцы полимера сделали даже больше, чем от них требовалось: пленка не только была свето— и воздухонепроницаемой, она не пропускала и влаги.

— Как называется? — спросил Курбатов руководителя работ.

— Просто: поливинилхлоридтерефталатпроцинил.

— Ай-ай, даже для такого важного вещества, пожалуй, длинновато. Я, впрочем, не о формуле, а об имени…

Курбатов выпустил из пипетки еще каплю, но не стряхнул ее, а дал повиснуть на конце трубочки. В ярком свете люстры она сверкала, как маленький сапфир. Академик любовался ею почти с нежностью.

— Ну, выручай, крошка! — задумчиво сказал он. — Гном. Маленький синий гном против великана. Давид против Голиафа. А что, товарищ Янда, может так и окрестим, а?

Так и окрестили.