Рассказы - Рудольф Кальчик

Связь была очевидной: потеря ключей и вслед за этим, очень быстро, исчезновение часов.

— Вы сменили замок?

— Да. Но уже после пропажи часов.

— В письме упоминается какой-то пан Г. Что вы можете сказать по этому поводу?

Она не смутилась. Понимала, что если обратится к нам за помощью, то этот вопрос возникнет. Тихим дрожащим голосом рассказала, что мужчину зовут Герберт Газука, ему 33 года, он работает мастером на «Реагене». Обычная история: то и дело встречались на работе, иногда вместе пили кофе, потом он назначил свидание… Ну, а дальше развитие служебного романа зависит от многих обстоятельств. Они иногда встречались, он делился с ней своими текущими заботами. Потом она одолжила ему — с согласия мужа — несколько тысяч крон на починку дома. Впрямую он у нее денег не попросил, но в присутствии ее и еще нескольких человек из «Реагены» сказал, что ему нужны деньги. На следующий же день она принесла ему нужную сумму. Он точно знал, что так будет, что она готова отдать ему не только несколько тысяч крон, но и жизнь.

Неудивительно, что пани Бурдова так безоглядно влюбилась в Газуку. Красивый парень. Тридцать с небольшим, тогда как ей рукой подать до пятидесяти. И вот с одной стороны эта, по всей видимости, последняя любовь, с другой — отчаянное стремление сохранить дома покой и тишину…

Итак, я отметил, что она одолжила ему деньги. Если бы в ту минуту я поглубже задумался над причудами женского сердца, то дело раскрылось бы сразу. Но я забегаю вперед.

Шикарный мужчина, естественно, долг не возвращал. Он не придумал ничего умнее, как ссылаться на семейные трудности. А время шло. Вы знаете, на что способна женская любовь? Пани Бурдова по частям вернула эти деньги в семейную кассу, сэкономив на личных расходах. Вкладывая по пятьсот крон, она каждый раз выдавала Газуке расписку в том, что он вернул соответствующую часть. И еще делала ему разные подарки. Вы не поверите, но, когда она перечисляла их, я чувствовал, что с каждым из них у нее связано какое-то воспоминание: совместный вечер или еще что-то — не знаю, я не спрашивал. Она, собственно, покупала его любовь. Умная женщина, все понимала, но ничего не могла с собой поделать. У нее было лишь одно желание — чтобы это никогда не кончилось.

Как-то летом она зашла в кабинет к Газуке, но его не было. Ящик стола был выдвинут, и в нем лежала маленькая черная записная книжка. Его книжка. Ей очень захотелось перелистать ее, узнать, что Герберт записывает. Любопытство? Пожалуй, скорее ревность — ревность к той жизни, какой он живет вне общения с ней. В книжке она нашла интересную запись:

6.12 — 200 крон

12.1 — 300 крон

1.2 — 200 крон

7.4 — 200 крон

11.5 — 300 крон

Таких записей оказалось несколько. Под последней рукой Газуки было написано: «И хватит!» Ясно и категорично. Она не верила своим глазам: ведь это даты их свиданий! Что это за суммы, она не понимала, но заключительное примечание ее потрясло: очевидно, Герберт хочет порвать их отношения! Их любовь!

Когда молодой мастер вошел в кабинет, она показала ему книжку. Но он стал выкручиваться: «Что ты, Карла, тут речь совсем о другом, лучше не спрашивай». Поскольку женщина все же настаивала, он поделился с ней своими неприятностями. Его кто-то шантажирует. Он получает на работе письма, в которых неизвестный шантажист сообщает, что знает об их отношениях и что готов молчать — но только если Газука заплатит. Деньги для шантажиста он вкладывает в конверт, который оставляет с наружной стороны окна склада тары корпуса В. Поэтому никак не может вернуть ей долг.

И вот теперь шантажист расширил круг своей деятельности — включил в него и Бурдову.

Мы начали расследование. Надо было поторапливаться — преступник требовал деньги утром следующего дня, Не оставляя Бурдовой времени на размышления. Он хотел получить деньги немедленно, а мы столь же немедленно хотели поймать его.

— Прошу вас, — сказала женщина с тревогой в глазах, которая не покидала ее на протяжении всего рассказа. — Я… Для меня очень важно сохранить покой в семье. Я просто в отчаянии. Муж…

Мы ее успокоили: нас, пани, интересует только преступник» идите спокойно домой, приготовьте какую-нибудь жестянку, засуньте в нее любую бумагу, утром подойдите к складу и положите жестянку в указанное место, И конечно, никому ни слова. Ясно? Тогда завтра, возможно, все кончится. Для вас и для нас.

Она прошептала какие-то слова благодарности и ушла. А мы стали готовить акцию, которая была бы по силам даже несведущему в наших делах человеку. С утра пораньше двое наших людей не сводили глаз с того места, куда шантажист должен был явиться за деньгами. Оно находилось в коридоре длиной метров пятнадцать. Справа были ступеньки, ведущие в подвал, а слева у стены стояли картонные коробки, связанные металлическими лентами. На эти коробки Бурдова и положила баночку с «деньгами». Все было сделано правильно, но никто не явился. Мимо баночки в течение нескольких часов прошло много людей, но никто ею не заинтересовался. Акция провалилась.

Мне это не давало покоя. Перед обедом мы вызвали пани Карлу из лаборатории. Она была спокойнее, чем накануне. Даже улыбалась.

— Может, завтра придет, — прошептала она. — Или получу еще одно письмо.

Я кивнул и выпалил:

— Вы еще встречаетесь с паном Газукой?

Она отрицательно покачала головой:

— Расстались несколько месяцев назад. Я не смогла вынести того, что ему все время приходят эти письма…

— Когда же вы виделись в последний раз? — спросил я, пристально, словно всезнающий господь бог, вглядываясь в бледное лицо и большие беспокойные глаза. Она не выдержала моего взгляда.

— Сегодня утром…

— Все ясно! — воскликнул стоящий сзади меня коллега. — Можем ехать домой.

В эту минуту мы все поняли. Одна из наших гипотез подтвердилась.

— Вы подозревали, что письмо написал он? — спросил я пани Бурдову.

— Да.

— И сегодня утром предупредили его, что мы следим за жестянкой?

Она молчала, нервно закрывая и открывая белую сумочку, из которой пятого марта исчезли ключи от квартиры, потом еле слышно прошептала:

— Да.

Этого нам еще не хватало! Влюбленная женщина — нет ничего хуже в нашем деле. Я понял ее маневр, совсем не глупый: письмо она сдала в милицию, но вместе с тем, не в силах совладать со своей любовью, предупредила бывшего возлюбленного, поскольку не хотела ему плохого. Она убивала сразу трех зайцев: Газука больше не будет шантажировать, с возлюбленным ничего не случится, а она обретет покой и сохранит хотя бы то, что еще можно сохранить. Я с удовольствием послал бы все к чертям и поехал обратно в управление — работы там более чем достаточно, а мы тут играемся с влюбленной барыней. Но взял себя в руки.

— Пани Бурдова, может быть, вы дополните свой вчерашний рассказ? Как вы пришли к такому подозрению? Я не хотел бы рассказывать вместо вас. Вы понимаете, что в случае умолчания у вас могут быть неприятности…

Она сообразила, что попала в ловушку. Еле заметно кивнула.

Вскоре мы с коллегой зашли к пану Газуке — вежливому красавцу, на которого успели получить прекрасную характеристику с места жительства. И кто только составляет эти характеристики! Дружески пригласили его зайти к нам в отделение. Он не смог отказаться. Для нас весьма важно было, что письма, которые он якобы получал от шантажиста, находились у него в столе. Они были напечатаны на машинке, но ведь у каждой пишущей машинки свой «почерк». Мы отправили письма на экспертизу в Институт криминалистики.

В отличие от своей стареющей знакомой, Газука на допросе не стеснялся. В конце концов он же мужчина, ему нечего стесняться, не то что Карле Бурдовой.

— Ну, постепенно наши отношения становились все более интимными, вплоть до… сами понимаете, — рассказывал он. — Но могу поклясться: не я начал. Не я. Она была ко мне внимательна, носила мне завтраки, дарила галстуки, несколько раз даже цветы, так что на фабрике надо мной посмеивались. Однажды, когда мы гуляли в лесу, нам встретился какой-то знакомый. Мы шли под руку и… ясно?

— Вы помните этого знакомого?

— К сожалению, нет. Кажется, кто-то с предприятия. Потом нас видел в парке Фучика некто Кадерка. Больше не знаю никого, кто видел бы нас с Карлой…

— Вы сказали, что на работе посмеивались над вами.

— Это верно, но так, добродушно — в том смысле, что в меня влюбилась женщина в летах. Так что скорее смеялись над ней.

— Когда вы получили первое шантажирующее письмо?

— В позапрошлом году, накануне Рождества. Мне тогда позвонили с проходной. Письмо пришло не по почте, кто-то оставил его на вахте, вахтер не мог вспомнить, кто именно. В тот раз шантажист требовал ровно две тысячи.

— И вы их дали?

— Да, положил с наружной стороны окна, где склад.

— Две тысячи — немалые деньги.