Зверь милосердия - Фредерик Браун

с пола оружие. Глянув на убитого, он присвистнул и сказал: «Вот это меткость!»

Я подошел ближе. На голой груди покойника было два пулевых отверстия, расстояние между которыми не превышало дюйма. Обе пули вошли в тело прямо под сердцем. Даже при желании мы не могли бы стрелять точнее. Мне казалось, что я знал, кто выстрелил первым, но думать об этом мне не хотелось.

Потом я вспомнил: когда началась стрельба, меня словно кто-то ужалил в правую руку. Я начал стягивать пиджак.

— Тоже мне, снайперы! — сказал я. — Вы что, не подумали, что могли угробить нас с Рыжиком, когда стреляли через закрытую дверь?

Пол Гейслер глянул на меня, и его лицо внезапно побелело, как полотно:

— Фрэнк, ты…

Ему не пришлось заканчивать фразу, потому что я уже стянул пиджак. На рукаве моей белой сорочки между локтем и плечом расплылось ярко-красное пятно. Минуту назад я не ощущал боли, но при виде крови она внезапно появилась.

Я сказал:

— Ничего серьезного, не нервничай, Пол. Была бы задета кость, я уже выл бы от боли. А так, как пчела ужалила.

С его помощью я начал закатывать рукав. Его лицо стало ещё белее. Он сказал:

— Господи Иисусе, Фрэнк, тебя задела моя пуля. Гарри стрелял всего раз, и то в дверной замок. Когда началась пальба, я решил, что они стреляют в нас через дверь. Мне как-то не пришло в голову, что окно, через которое вы влезли, как раз на линии огня.

Когда мы задрали, наконец, рукав выше раны, она оказалась не такой ужасной, как можно было ожидать. Я знал, что пуля не застряла в теле, однако думал, что увижу входное и выходное отверстия. Фактически же ранка оказалась просто бороздкой, хотя и достаточно глубокой. При мысли, что у Пола была пушка сорок пятого калибра, у меня мурашки по телу побежали. Пролети пуля на дюйм левее, и я остался бы инвалидом на всю жизнь.

Рана обильно кровоточила и с каждой минутой делалась всё болезненней. Пол сказал:

— Рыжик, срочно отвези его к доку. Мы справимся и без вас.

— Пол, — сказал я, — я не хочу, чтобы кэп орал на тебя из-за такого пустяка. Давай придумаем какую-нибудь правдоподобную версию. Например… — Я запнулся на полуслове, поняв, что в присутствии второго бандита любая хитрость обернется против нас самих. Когда его будут допрашивать, правда выплывет наружу.

Пол сказал:

— Нет, Фрэнк, будь что будет. А сейчас выкатывайся отсюда. Кровь и не думает останавливаться.

Я сунул раненую руку в карман пиджака и неожиданно, как последний идиот, потерял сознание.

13. Алиса Рамос

Едва я произнесла это проклятое слово, как готова была откусить себе язык. Но я ожидала звонка Клайда и не могла даже предположить, что позвонит Фрэнк. Так рано днем он никогда ещё не звонил — меньше чем через полчаса после ухода из дома. Звонит он всегда или в полдень, или после полудня, когда становится известно, задержится он или придет вовремя. Не знаю, почему я решила, что это Фрэнк, но уверена, что это был он. Может, по тому, как он дышал. Но в ту же секунду, когда я произнесла имя Клайд, я поняла, что меня слушает Фрэнк. Наверное, он что-нибудь заподозрил, иначе зачем бы он звонил и молчал. Конечно, он не мог предположить, что я окажусь такой набитой дурой, а звонил проверить, дома ли я. Или по моему голосу хотел узнать, пью я или ещё не начала.

В общем, звонок расставил всё по своим местам. Сегодня мне надо выкатываться, и лучше всего сделать это прямо сейчас. Поскольку в принципе решение принято, дожидаться семейной сцены нет смысла. Ненавижу сцены. Я оставлю ему записку. Первым делом, конечно, следует позвонить Клайду, что я и сделала.

Я быстро объяснила ему, что случилось.

— Если ты серьезно решил забрать меня, — сказала я, — сейчас самое время. Иначе я уйду из дома одна.

Он сказал:

— Детка, конечно, я говорил серьезно. Конечно, я заберу тебя. Послушай, когда он звонил?

— Пять минут назад. Я сразу начала набирать твой номер, но было занято.

— Понятно. Тогда лучше уходи прямо сейчас. Не теряй ни минуты. Может, у тебя просто разыгралось воображение, а может, это действительно был Фрэнк. Кто его знает, что он надумает, — сразу помчится домой или решит всё оставить до вечера. Брось вещи, не теряй времени на сборы. Выходи буквально сию же секунду.

— Клайд, дорогой, после семи лет совместной жизни я знаю Фрэнка. Он не помчится домой сломя голову, у него другой характер. Ему будет очень хотеться, но он пересилит себя. Ему необходимо всё обдумать, принять решение, что делать и о чем говорить со мной. Он не действует по первому побуждению, как мы. Он рассуждает.

— Будем надеяться, что ты права, детка. Ладно, тогда собирай своё барахлишко, но возьми только самое необходимое, то, что для тебя имеет ценность. Никто не помешает нам зайти в магазин и купить все, что тебе надо. Оставь ему записку, но о наших делах не распространяйся.

— Конечно, нет, Клайд. Я даже не напишу, как тебя зовут. Вдруг я ошиблась, и это был не он? Как ты все-таки думаешь — ошиблась я или нет?

— А зачем мне думать — да или нет? Разве дареному коню в зубы смотрят? Ваш чертов городишко сидит у меня в печенках, я околачиваюсь тут только из-за тебя. Если ты полагаешь, что звонил твой мексиканец, отлично, пусть будет так, но всё равно едем. Я люблю тебя, детка, но не лежит у меня душа к Тусону.

— У меня тоже, Клайд. Через полчаса я буду готова. Ты заедешь за мной?

— Нет, может, твой муженек ничего и не подозревает, но к чему рисковать? Где гарантия, что он не примчится домой? Может, уже подъехал, пока мы болтаем. Только решил не заходить, а сначала понаблюдать, что происходит. Я тоже подъеду, и мы столкнемся нос к носу. Дай мне подумать.

— Думай, — сказала я.

Через несколько секунд он сказал:

— Слушай, давай лучше сделаем так. Когда будешь готова, вызови такси… Подожди, деньги у тебя есть?

— Чуть больше двадцати долларов. У нас с Фрэнком общий счет в банке, там сто сорок с чем-то… Я могу…

Он прервал меня:

— Забудь об общем счете. Мне просто надо было знать, хватит ли у тебя денег на такси. Двадцати долларов достаточно. Когда машина подойдет, скажи, что тебе надо… В отеле «Пионер» тебя кто-нибудь знает?

— Нет.

— Отлично.