Призрак Тилацина - Влада Ольховская

Пока они выглядели вполне бодрыми. Андрей так и вовсе вел себя как обычно, и его ледяному спокойствию Ян порой даже завидовал. Он бы уже вряд ли поверил, что этот человек когда-то был способен допустить мысль о самоубийстве.

Александра тоже старалась казаться беспечной, однако улыбалась она чуть больше, чем следовало бы, и это намекало, что она нервничает.

Она выслушала рассказ Яна, кивнула:

— Да, ты прав, это может быть указанием на то, что Арсению использовали… А может быть просто совпадением.

— Серьезно? Совпадением?

— Мы тут установили, что у якобы идейно одинокой Арсении были очень даже романтические похождения. А вся эта история с Витько и его разоблачением… Есть там хоть намек на романтику? Мог этот дядька быть влюбленным в журналистку и сильно злиться из-за отказа?

Ян невольно вспомнил торжествующий взгляд Вадима, устремленный на женщину без кожи.

— Очень и очень вряд ли.

— Ну и вот… Опять же, ты говоришь, что он все эти три года сидел на печи, в смысле, пытался разобраться, что за трюк Арсения провернула с его фирмой. Думаешь, тогда, сразу после суда, он был в состоянии организовать похищение в другой стране? При том, что в Австралию Арсения начала мотаться еще до того, как занялась его фирмой?

— Да, как-то не клеится…

— Ну и вот! Мне срочно нужна информация по телу. Есть что-нибудь от Наташи?

Труп Арсении Курцевой по-прежнему находился в Нью-Йорке, осмотреть его не было никакой возможности. Однако через немыслимое задействование связей Яна и Александры близнецам удалось добыть фото и видеоматериалы, связанные с расследованием.

Изучать их официально никто не собирался, не было дела, к которому можно было бы их приобщить. Но Ян без сомнений направился к Наталье Соренко — просить ее об услуге в частном порядке.

— От Наташи есть обещание, что, если я еще раз притащу ей видео женщины с вывернутым животом, она сделает из моего живота клетку для хомяка. Причем так, что и я, и хомяк будем долго жить, — мрачно отозвался Ян.

— С медицинской точки зрения это сложно, но возможно, — невозмутимо заявил Андрей. — Зависит от того, где делать вход.

Ян покосился на сестру:

— Ты определенно плохо на него влияешь…

— Не-а, он и был такой. Мне от Наташи нужны не оригинальные способы расправы над тобой, это я и сама смогу обеспечить. По делу что-нибудь есть?

— Нет пока, я был занят с Витько.

— Съезди, пожалуйста, — попросила Александра. — А мы тут побеседуем с одной очень интересной свидетельницей.

— Мне нужно беспокоиться?

— За нас или за свидетельницу?

— За всех.

— Не нужно. Но ты все равно будешь.

Не было смысла объяснять им, что в нынешней ситуации это как раз нормально. Ян просто завершил вызов и отправился на встречу. Уточнять, где сейчас Соренко, было не нужно, он просто предупредил о своем визите.

Ян предполагал, что она будет ждать его на улице. Такие встречи она использовала как оправдание для внеочередного перекура — если не удавалось выставить из зала коллег и курить возле вытяжки. Однако на этот раз Соренко осталась внутри. Когда он вошел в тесный кабинет, она даже не поднялась из-за стола, она просто разглядывала следователя непривычно напряженным взглядом.

Как и следовало ожидать, Ян не выдержал первым.

— Что?

— Жду, когда ты деградируешь до состояния обезьяны, бросишь палку и залезешь обратно на дерево, — пояснила Соренко. — Потому что только тогда то, что ты творишь, будет хоть сколько-то оправданным.

— Я понимаю, что мы все время обращаемся к тебе с не совсем обычными просьбами…

— Не совсем обычными? О, нет. Не совсем обычная просьба — это глазом открыть трехлитровую банку березового сока. А то, что клянчите вы, — лютый трэш. Молодежно тебе объясняю, чтобы ты понял на своем уровне развития.

— Слушай, если я не вовремя или рано, я могу уйти, — сказал Ян.

— Нет, давай уж поскорее покончим с этим, сомнительное удовольствие, чтоб еще и растягивать его! Дуй сюда, эйлеровец!

— Эйле… Ладно, пропустим, я не хочу даже знать, какое значение ты придаешь этому слову.

Экран у ее компьютера был не лучший, но и этого хватило, чтобы от видео мурашки шли по коже. На выставке скульптура была правильно выставлена и грамотно освещена. Но на столе эксперта она теряла тот малейший шарм произведения искусства, что у нее можно было найти, и превращалась в изуродованный труп.

Когда из тела достали цветы, чудовищная рана на животе полностью раскрылась. А ведь художник, создавший скульптуру, такой ее и видел… Ян не представлял, какими отклонениями нужно обладать, чтобы творить такое.

— Организаторы заявляют, что она не была беременна, что живот просто нашили, — сообщил Ян. — Насколько они честны?

— Ну, в девственности не заподозрили — и на том спасибо. Нет, Эйлер, я даже по этим смутным видосикам вижу, что мышцы ее собственные. Никакой линии соединения тут нет. К тому же, уважаемые американские долбодятлы предоставили рентгеновские снимки, был шанс на кости таза посмотреть, да и не только… Короче, она выносила и родила ребенка. Причем естественным путем, живот ей разрезали уже потом, для перформанса. Отсюда и реалистичность.

— Неужели художник, работавший с телом, этого не понял? — не выдержал Ян.

— Возможно, он тупой. Возможно, ему плевать. Скорее всего, все сразу.

— Да на всю эту пластинацию изначально какие-то ублюдочные слетаются…

— Э, нет, — возразила Соренко. — К пластинации не лезь. Нож ведь не виноват, что люди им друг в друга тыкают! Человек — такая забавная скотинка, которая всегда найдет, чем убить ближнего своего. У меня на эту тему две трети мемуаров планируется.

— То есть, я тебе помогаю материалы для мемуаров собирать, а ты мне хомяком грозишь?

— Еще вопрос, кому от этого хуже — тебе или хомяку… Короче, пластинация как таковая — не зло. Она помогает обеспечить наглядным пособием те полуфабрикаты, из которых позже разовьются нормальные врачи. Но вот эта выставка… Это уже проблема. Это не свобода, Эйлер. Это потеря тех ограничений, которые мы нутром чуять должны — а иначе с чего бы нам вершиной развития зваться?

Ян напряженно кивнул. Соренко поставила видео на паузу как раз на том моменте, когда камера зависла над лицом погибшей. Красивым, легко узнаваемым лицом… Арсения Курцева будто умоляла о чем-то, потерянная и печальная. Не похожа она была на мошенницу, достойную искренней ненависти. Хотя у смерти свои правила, она многое меняет…

— Ее насиловали? — спросил Ян.

— А я это как должна определить? Провести спиритический сеанс? Ну, неси жертвенную козу, будем пробовать…

— Наташ, не смешно. Я про травмы говорю.

— А напрасно