Три стороны медали - Константин Ветошко

Не прошло и пяти минут, как отряд выбрался на широкую поляну, в центре которой когда-то лежал дальний лагерь. Солдаты и маги потрясенно застыли на месте, разглядывая открывшуюся перед ними жуткую, но завораживающую картину.

Поляну заливал яркий солнечный свет. По совсем недавно выжженной дотла земле причудливыми узорами извивались лианы, из нее рвались навстречу безоблачному небу новые побеги, проклевывались первые ростки. То тут, то там уже алели пятна причудливых цветков, покачивались молодые папоротники. Везде сновали бесчисленные насекомые и юркие ящерки, важно прохаживались птицы, извивались змеи.

Но сильнее всего поражали бабочки. Ими, будто цветным ковром, была устлана вся земля. Еще больше их кружились в воздухе, казалось, что над поляной бушует сверкающая всеми цветами радуги метель. Бабочками лакомились другие обитатели джунглей, они гибли под ногами, но упорно летели и летели на прогалину, словно их сюда манила неведомая сила. Тысячи крыльев неутомимо порхали в едином порыве, вторя неразличимой для человечка мелодии, и над поляной стоял неумолкающий ни на секунду приглушенный шелест.

Сквозь цветной хоровод из бабочек с трудом удавалось рассмотреть то, что осталось от лагеря. Обугленный частокол едва виднелся под опутавшей его растительностью, ворота отсутствовали, палатки смело неведомой силой.

Изможденные солдаты и маги мрачно взирали на расстилавшееся перед ними безумие красок. Как они не гнали от себя мысль, что здесь свой последний бой приняла почти сотня их товарищей, она назойливо возвращалась, заставляя их сердца сжиматься от ненависти. Вакханалия света и красок, сменившая собой ночной мрак и пелену непроглядного тумана, казалось особой издевкой, прощальным плевком на могилу поверженного противника. Многие не смогли сдержать ругательств.

Торстен невольно сжал кулаки и стиснул зубы. В том, что лагерь разгромлен, сомнений не было, оставалось надеяться, что Винстону удалось спастись, и именно поэтому метка на нем указывала в сторону.

Тарн дал знак, и отряд медленно двинулся к лагерю. Ступать приходилось осторожно — на поляне хватало опасных существ: ядовитых змей, пауков, скорпионов… Но куда больше неприятностей доставляли бабочки. Они были со всех сторон, садились на каждый открытый участок тела, пытались заползти под одежду, путались в волосах, хрустели под ногами, залезали в рот и нос. Крылья били по лицу, мохнатые лапки противно перебирали по коже, от пыльцы слезились глаза.

Торстена передергивало от отвращения, но он не принялся ожесточенно размахивать руками, как многие из солдат, понимая, что это бессмысленно, а лишь иногда тряс головой и смахивал особо настырных бабочек, усевшихся ему на лицо. Но с каждым шагом держать себя в руках было все сложнее.

В воздухе плавали странные терпкие ароматы, дурманящие голову. Уши наполнились шелестом и гулом тысяч крыльев. Норд почувствовал, что теряет чувство реальности, растворяется в притягательном, но жутком хороводе насекомых. Казалось, что еще секунда, и он потеряет остатки самообладания и слепо ринется прочь из этого безумия.

Сильный порыв ветра прошелся по поляне, играючи расшвыривая бабочек. Торстен кинул на Тоша благодарный взгляд и смахнул заливавший глаза перемешанный с пыльцой пот. Рядом слышались облегченные вздохи других солдат. Норд сплюнул вязкую слюну и вздохнул полной грудью, гася остатки нервной дрожи и приходя в себя.

С лагеря словно сдернули цветное покрывало, и он предстал перед солдатами во всей своей жуткой опустошенности. Их взорам открылась земля на месте ворот, сплавленная нестерпимым жаром в монолит, уродливый ров, кривым зигзагом перечеркнувший лагерь, груды тел, покрытых сплошным шевелящимся ковром насекомых и рептилий, пожирающих мертвую плоть.

Отряд медленно шел по лагерю, с грустью разглядывая картину последнего отчаянного боя. Отрезанные от остального мира на этой окутанной мраком и туманом поляне солдаты и маги сражались до последнего, дорого продав свои жизни, но неведомый враг играючи смял сопротивление людей. С каждым новым телом надежда, что кто-то выжил, становилась все призрачнее. Маг земли заставил края рва в одном месте сойтись, и отряд перебрался на другую сторону.

Каждое попадавшееся на пути тело буквально кишело насекомыми. Многие покойники уже начали разлагаться, а трупоеды и вовсе изуродовали их до неузнаваемости. С трудом верилось, что в начале прошлой ночи эти люди были еще живы и даже представить себе не могли, что к рассвету превратятся в кишащие червями груды отвратительно воняющего мяса.

Умом Торстен понимал, что метка на Винстоне уводит прочь от этой поляны, но все равно, разглядывая каждого нового мертвеца, боялся увидеть знакомые черты или одежду. Он уже уверился, что тут полегли почти все защитники лагеря, и теперь ему не терпелось отправиться на поиски друга.

— Это не правильно. Трупы не должны так быстро разлагаться. А растения не могут так быстро расти, — тихо бормотал себе под нос остановившийся рядом целитель.

— Жизнь вообще неправильная штука, — философски ответил Кель, панибратски похлопав мага по плечу. — Вот скажи мне на милость, что мы вообще в этих джунглях забыли? У нас что — в своей империи уже все спокойно, коли мы сюда полезли?

— Кель, заткнись, — перебил друга Торстен, который жутко не любил, когда тот начинал критиковать приказы.

— Да ладно тебе, Тор. Я же со всей любовь к нашей самой лучшей на свете империи, — добродушно рассмеялся гвардеец, а потом повернулся к октату. — Эй, Тарн. Что с телами-то делать будем? Не кидать же их на съедение червям и прочей гадости.

— Хоронить мы их тоже не можем, нет времени, — задумчиво протянул в ответ командир отряда. — Не нравится мне это все. Здесь лагерь играючи разгромили, как бы и на наш не напали.

— Я могу их сжечь, — тихо проговорила неслышно подошедшая Тайми. — Не погребенье, конечно, но все же лучше чем их растащит по кусочкам всякая мерзость.

— Все отойдите от тел, — громко выкрикнул Тарн и проследил, чтобы солдаты выполнили его приказ, а потом повернулся в волшебнице и коротко обронил. — Действуй.

С разведенных рук Тайми на землю полилось яростное пламя, сжигающее груды тел и пожиравших их насекомых. К безоблачному небу потянулись клубы черного дыма, а поляну окутал смрад паленой плоти. Торстен поспешно отошел подальше и зажал нос. А волшебница, казалось, ни на что не обращала внимания. Подобно ангелу смерти она скользила среди тел, а за ней оставался только пепел и выжженная земля.

Вонь становилась нестерпимой, волны жара заставляли солдат отходить все дальше, а клубы удушливого дыма обволакивали хрупкую фигуру, и казалось, что они кружатся вокруг волшебницы в пугающем танце, под аккомпанемент шипения тающей в огне плоти, треск сгоравших костей и рев пламени. На губах Тайми играла легка игривая улыбка, копоть не смела коснуться ее лица, а руки волшебницы сплетались в причудливые фигуры, словно она дирижировала непостижимой для обычных людей огненной симфонией.