Париж с нами - Андрэ Стиль

А тем более Дюпюи. Ему рассказали все, как было. Но он ничего на это не сказал, лишь чуть заметно повел плечами, скорее выражая сожаление, чем презрение.

На тротуаре валялись белые и красные клочки разорванного партбилета. Увидев их, Дюпюи резко нагнулся, собрал все кусочки и, сидя на корточках, сложил их, проверяя всё ли он поднял. Потом встал, вытер ладонью грязь с разорванного билета и положил его себе в карман. И только тогда он заговорил.

— Ведь это партийный билет!.. — сказал он, словно извиняясь за свою излишнюю порывистость, но прямо глядя в глаза окружавшим его людям.

Эти слова и тон, каким он их произнес, произвели большое впечатление на стоявших вокруг людей. Со многих лиц исчезло выражение обреченности. Заметил ли это старик Дюпюи — неизвестно, но, во всяком случае, он снова и в который раз за этот вечер повторил:

— Враг подло поступил с нами. Он выбрал день, когда предприятия не работают и невозможно мобилизовать людей. Эту партию противник выиграл. Но решающую — выиграем мы. Завтра, в два часа — все к бирже труда. Поняли? И мы им покажем! Они успели часть горючего выгрузить, но это еще ничего не значит. Все поправимо! Мы им еще покажем!

Увидев проходившего мимо товарища, члена партии, Дюпюи окликнул его:

— Эй, Фернан! Послушай! Пойди-ка в «Промочи глотку», там для тебя есть одно дельце.

— Что ты говоришь? Есть работа? — обрадовался Фернан приятной новости и немедленно зашагал в сторону пивной. А ведь обычно он не из самых ретивых.

Некоторым из толпы хотелось расспросить старика Дюпюи обо всем поподробнее, но он уже подошел к следующей группе. Там он повторил то же самое, почти не меняя выражений. И так от группы к группе. И сразу же после его слов, как только он отходил, люди начинали обсуждать то, что он сказал, и защищать его точку зрения. Зачастую именно те самые люди, которые еще за минуту до этого не видели перед собой никакого выхода.

Все поняли: идет мобилизация коммунистов — значит партия перешла на военное положение. Другими словами, еще не все потеряно. А сегодня не было человека, который оставался бы равнодушным к исходу борьбы.

Многие коммунисты действовали, как Дюпюи. Они сновали между людьми, переплетая их, как челнок нити, и оставляли за собой сотканные куски материи. Быстро переходя от группы к группе, они наскоро, большими стежками сметывали эти разрозненные куски, и вот понемногу начало вырисовываться нечто цельное и компактное…

Вызванные коммунисты собрались в пивной, куда пришел и Анри. Выясняя положение, он тоже ходил в толпе. Ему с трудом удалось подавить в себе чувство смятения, порожденное всем происходящим. И он понял, по какому пути надо следовать. Помочь коммунистам побороть в себе растерянность, чтобы они, в свою очередь, смогли придать уверенности как можно большему количеству людей.

Обстоятельства переменились, и Анри решил, что, пожалуй, собрание комитета секции, о котором они сегодня говорили с Дэдэ, теперь не из самых неотложных дел. Сейчас, в первую очередь, нужно во что бы то ни стало мобилизовать на работу среди масс как можно больше коммунистов. Поль согласился с Анри. Но отменять собрание комитета, конечно, не следовало. Пусть товарищи придут, собрание продлится минут десять-пятнадцать и за это время можно будет им дать общую установку — это всегда полезно. Да и вообще такая летучка поможет привести в боевую готовность всех членов комитета, что совершенно необходимо.

— Итак, сегодня вечером собрания по ячейкам, — сказал на комитете Анри. — Невозможно? Да у вас в запасе несколько часов! В такой атмосфере все возможно. И потом, что еще мы можем предпринять? Даже если вы уверены, что удастся собрать всего несколько человек, все равно это надо сделать! Выбора у нас нет. Нужно действовать. И в первую очередь, необходимо мобилизовать всех коммунистов.

Иначе мы повторим старую ошибку: опять все те же десять человек, которые сидят сейчас здесь, выбиваясь из сил, будут пытаться одни вынести на своих плечах всю работу. Как бы все ни выглядело со стороны, но по существу это значит идти по линии наименьшего сопротивления. Конечно, мы с вами можем провернуть немало. Но если каждый из нас употребит свои силы на то, чтобы вовлечь в работу других товарищей, и пусть даже каждый из этих втянутых коммунистов сделает всего десятую часть того дела, которое ты бы сделал один, пусть он возьмет на себя выполнение совсем маленькой задачи, все же результаты практически будут гораздо более значительными и не только в далеком будущем, но и сегодня.

И, кроме того, как раз в таких случаях замечаешь, как товарищи немедленно откликаются на призыв партии, и понимаешь, насколько ты недооценивал наши силы. Это бесспорно.

И еще одно. Речь идет не о многочасовых собраниях. Надо немедленно поднять на ноги всех коммунистов и сегодня же ночью бросить их на работу, вот о чем идет речь. Кто из коммунистов способен спать в такую ночь? Объяснять долго не придется. Сказать коротко, самое основное, так, как говорил сегодня Дюпюи и другие. Исходя из этого, давайте подумаем, что нам следует немедленно предпринять, чтобы обеспечить успех завтрашней демонстрации и поднять настроение тех, кто пал духом.

На стенах домов, на мостовых, повсюду должно быть как можно больше надписей и призывов принять участие в завтрашней демонстрации… Необходимо также заняться распространением листовок и плакатов, выпущенных от имени инициативного комитета, — федерация обещала напечатать их к концу дня. Завтра утром будет уже поздно. Надо сегодня же ночью подсунуть эти листовки под двери всюду, куда только удастся проникнуть. Правда, обычно листовки лучше распространять днем. Ночью это носит нелегальный характер. Но мало ли что делается обычно. Смерть не будет разбираться в таких тонкостях. Ночь не помешает ей высадиться, наоборот, у нее надо отвоевывать не только день, но и ночь. Теперь весь вопрос в том, кто кого опередит.

Нужно завтра же утром снова расставить забастовочные пикеты. Для этого мы созовем завтра профсоюзное собрание, оно тоже будет не совсем обычным. Кстати, люди сами по себе не соберутся. Значит, сегодня вечером надо оповестить всех…

Совещание кончилось, и коммунисты тотчас же расходятся во всех направлениях. Они должны связаться с остальными товарищами и организовать ту невидимую армию коммунистов и коммунисток, которая, в свою очередь, за сегодняшний вечер, ночь и за завтрашнее утро, действуя тихо, незаметно, вовлечет постепенно в борьбу улицу за улицей, квартал за кварталом — тысячи людей. Эти люди, собравшись все вместе, способны на большие дела. Первый камень покатился и он увлечет за собой другие, образуя лавину, охватывая все более и более широкие слои народа.

Среди товарищей, пришедших на собрание, многие ожидали совсем другого. Каждый из них торопился сюда, думая, что он понадобился лично и совсем не для раздачи листовок и выполнения других заданий, ничтожных, с его точки зрения, по сравнению с тем, что творится сейчас в порту… Все это Анри понимает, и надо совершенно не знать докеров, не знать их традиций, их старой анархосиндикалистской закваски, поддерживаемой крайней нищетой, чтобы об этом не догадаться. И тем не менее…

Анри разъясняет, втолковывает, подбадривает, воодушевляет и каждому облегчает его задачу.

Но когда около шести часов вечера приходит Дэдэ и снова спрашивает: «Ну, как дела?» — Анри шепотом, убедившись, что его никто не слышит, откровенно признается:

— Ужасно! Надо грести изо всех сил!

Дэдэ в недоумении молчит, и Анри добавляет:

— Знаешь, у меня ощущение, будто я требую от товарищей невозможного.

Дэдэ удивлен, Анри это видит по его лицу. В представлении Дэдэ Анри сгущает краски. Сейчас Дэдэ ему выскажет все те доводы, которые он сам приводил товарищам… Он явно не понял Анри… Дело не в этом…

— Вне зависимости от всего, поверь мне, мы делаем максимум возможного. Да ты спроси Поля, — говорит Анри.

— Это правда, — немедленно подтверждает Поль. — Если бы я сам так близко не соприкоснулся со всем, что здесь творится, я бы в жизни не понял, насколько достойно восхищения все, что они делают, что им предстоит сделать…

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Частная жизнь

И всегда частная жизнь вклинивается в борьбу. Она, как ветер, или усиливает течение, или гонит назад.

Жинетта приехала с одиннадцатичасовым поездом.

После собрания ячейки Люсьен зашел домой перекусить. Он участвовал во всех штурмах, и с самого утра у него маковой росинки во рту не было. В полдень он не пришел завтракать, потому что был в пикете. Кстати, его чуть не схватили вместе с Гиттоном и остальными товарищами. После собрания он почувствовал, как у него от голода буквально живот прилип к спине.

Люсьен, хоть и беспартийный, но всегда рад помочь коммунистам. Вот и сегодня вечером Клеберу не пришлось дважды приглашать его, он сразу же явился на собрание.