Посольство - Стивен Коултер

- Если вас это удивляет, - сказал Остин, - то надо поскорее отозвать из Вашингтона и посла, и всех ваших консулов с советниками и ааташе, раз они не докладывают вам, что большинство американцев не только больше не доверяет Франции, не только уверено в том, что она стремится как можно сильней напакостить США, но считает: политика генерала приносит выгоду только Советскому Союзу.

Реневаль изящно приподнял левую бровь.

- Вся беда в том, что Франция проводит ту политику, которую считает нужным проводить, и ни перед кем не намерена становиться на колени. Скандал, да и только, вы не находите?

- Ожидаются ли новые делегации Красной Армии?

- Ожидается заход кораблей Шестого флота в Тулон. Вам это известно? А то, что мы разрешили проводить на Корсике тактические учения ваших войск? И протест не заявляем. Мы держим семидесятитысячную группировку в Германии и, не в пример некоторым, не требуем, чтобы немцы за это платили, не шантажируем Бонн угрозами в противном случае вывести ее! Мы за это не получили ни пфеннига. Мы содержим свою армию за собственный счет, потому что уважаем право другой страны на независимость. А независимость - хоть в политике, хоть в частной жизни - вызывает ненависть. Куда спокойней быть марионеткой, не так ли?

- Мосье Реневаль, - сказал Остин, затягиваясь сигаретой, - неужели вы всерьез считаете, что присутствие скольких-то там французских дивизий в Германии кого-нибудь в чем-нибудь может убедить, да ещё с учетом ваших взаимоотношений с Рос-сией? Неужели кто-нибудь засомневается, кого вы предпочтете, если придется выбирать между нами и русскими? Если бы вы только могли, вы завтра же вытеснили бы немцев из западной зоны - если бы могли или если бы сочли это выгодным! Выро-нили бы как печеную картошку, которая жжет руки! Достаточно вспомнить двуличие вашего правительства в алжирском вопросе.

- Я категорически против употребленного вами слова "двули чие", сказал задетый за живое Ревеналь.

- А как ещё это назвать? В чем обвиняли ваши соотечес-твенники де Голля? В обыкновенном надувательстве - в том, что он умудрялся делать так, чтобы обе стороны считали его своим союзником. Употреблялось и другое слово, месье Ревеналь, я только повторяю его: это слово - "предате-льство". Вся Франция повторяла его, и даже те, кто был его товарищем по оружию.

- Это совершенно превратное толкование наших действий в Алжире...

- Не думаю! И кроме того, мы читали его "Сын меча" и пом-ним, какие необъяснимые и внезапные зигзаги проделывал ваш лидер! Для него переметнуться от Америки к России - фортель не более сложный, чем перейти от поддержки израильтян к помощи арабам.

- Мистер Остин, - сказал Реневаль, - я считаю, что в этих стенах подобные выражения даже в частном разговоре...

- Я пытаюсь рассуждать здраво.

- ..недопустимы.

Зазвонил телефон.

- Мы можем продолжить нашу дискуссию, если вы считаете её полезной...

Телефон издавал резкую, почти непрерывную трель. Остин встал и сухо поклонился.

- Как-нибудь в другой раз. Я спешу. Доброй ночи.

Реневаль поднялся и отвесил ему церемонный полупоклон.

- Как вам будет угодно, мистер Остин. Доброй ночи.

В дверях Остин услышал, как он проговорил в трубку:

- Bonsoir, mon cher ami...

Kогда без четверти девять Шеннон вошел в посольство, он по лицу Даннинджера сразу понял: опять что-то стряслось. Даннинджер вкратце рассказал о недавнем происшествии.

- Конечно, я виноват, мистер Шеннон, что так обошелся с ними. Наверно, надо было бы вызвать мистера Гэмбла, да я не сообразил... Они ведь могли оказаться кем угодно.

- А что они успели увидеть?

- Ничего, мистер Шеннон, поверьте мне, ничего. Они не успели.

- Фрэнк, вы уверены в этом? Скажите честно.

- Они увидели только, что мы на ушах стоим, а по какому поводу неизвестно. Вы уж им наплетите что-нибудь об уси-ленном варианте охраны...

- Ну, ладно, - морщась, ответил Шеннон. - А какие вести от доктора Лоуренса?

- Он ушел вместе со своим ассистентом.

- Уже ушли?

- Да. Оставили сестру и мисс Хилъярд. Вам просили пере-дать , что все обошлось.

- А когда вернутся?

- Утром.

Что ж, хоть эта новость обнадеживает. Трое репортеров сидели под присмотром Уайлдсмита в приемной Отдела Социальной Защиты. Они слегка присмирели - а старший вообще был исполнен раскаяния - но все же возмущались по поводу "идиотской пальбы". Шеннон, напустив на себя служебную непреклонную суровость, заявил им для начала, что передаст их полиции, что офицеры безопасности имели полное право применять оружие в связ с постоянными угрозами из-за Вьетнама, но потом сменил гнев на милость, и троица ушла, довольная, что так легко отделалась. Даннинджеру он велел заявить о найденном чемодане в полицию, а чемодан - забрать со двора.

Он шел через вестибюль с сигаретой в зубах и не в силах был справиться с мрачными предчувствиями. Ну, сколько же это ещё может тянуться? Французы мешкать не стали: радио - проголлистское агентство - уже взяло весьма высокую ноту, посвятив чуть не весь выпуск новостей американскому по-сольству и требуя выдать Горенко, а не то худо будет.

Посол в своей резиденции давал обед в честь сенатора Дузенберга, одного из добрых вашингтонских знакомых, если не друзей, советника. Дузенберг входил в сенатское меньшинство, специализировался по европейским проблемам, чрезвычайно остро критиковал поведение посла и требовал, чтобы США в отместку за требование де Голля вывести американские войска перехоронили на родине останки погибших во время войны.

- Фрэнк, - позвал он Даннинджера, - скажите-ка, у кого хранятся эти... ну, как их... квитанции или расписки на секретную корреспонденцию?

- У мистера Кларка. У нас есть ключ от его шкафа, если нужно сверить что-нибудь.

- Ага... - задумчиво протянул Шеннон. Он решил попробо-вать с этого конца: а вдруг и выйдет? - Принесите мне, Фрэнк... ну, скажем, за последний месяц.

- Хорошо. Прямо сейчас?

- Да, лучше прямо сейчас. И положите ко мне на стол.

- Будет сделано, мистер Шеннон.

Шеннон стал подниматься по главной лестнице и на площадке увидел Гэмбла.

- Что слышно, Джим?

- Да, знаешь ли, мне бы надо платить сверхурочные за то, что я отгоняю от посольства журналистов. Ситуация-то нака-ляется, а они скоро станут здесь лагерем. Ничего смешного, Дик, я в этом не вижу.

- А Даннинджер поймал троих лазутчиков - двух англичан и француза.

- Ну да? Кто такие?

- Он записал фамилии и в суматохе забыл тебя вызвать на место происшествия.

- Ну, значит, не зря сегодня ораторствовал старина Дузен-берг насчет того, что наша миссия - это не тюрьма и не Со-ветское посольство или что-то весьма прогрессивное в том же духе. Почитал, значит, газетки, успел.

- Неужели он уже высказался? - Шеннон удивился тому, что тугодум-сенатор среагировал так быстро. Наверняка не обош-лось без советника.

Они поднялись в кабинет Гэмбла, и там Шеннон сразу же схватился за телефон:

- Фрэнк... Я вот о чем подумал. Кто утром будет сопровож-дать "букетную бригаду"? Ты сам? А-а, тем лучше. Глаз с них не спускай. Среди них вполне может оказаться... понимаете, о чем я? Это идеальный способ обшарить все здание. Да, разуме-ется, французы, кто ж еще?.. Значит, глядите в оба, Фрэнк. Так, теперь другое... Предупредите охрану на этажах, чтобы не пропускала никого из обслуживающего персонала - никаких телефонистов, электриков, монтеров. Днем в резиденции уже крутился один такой - и смылся, когда начали проверять документы... Пока все, - он положил трубку, чувствуя, что Гэмбл смотрит на него.

- Ничего себе - в резиденции!

Шеннон отошел к окну, ощутил духоту долгого летнего дня, не успевшую ещё смениться вечерней прохладой. Небо над На-циональным Собранием сверкало зеленым от прожекторов подс-ветки, а низкие облака были окаймлены адским красным огнем. Разноцветные флаги безжизненно свисали с мачт, а красные сигнальные огни на верхушке Эйфелевой Башни подмигивали в надвигавшейся тьме как глаза сказочного дракона.

- Хотите взглянуть на него?

- На Горенко? Еще бы!

Шеннон повел его за собой и, объяснив часовому, кто это, открыл дверь в комнату, где уже успел установиться такой ти-пичный запах больничной палаты. Мисс Хилъярд что-то писала, а сестра Стальберг, миловидная блондинка, хлопотала у пос-тели Горенко. В комнату принесли ещё несколько ламп, и по полу змеились провода. Всю мебель оттуда убрали, а в дальнем углу за ширмой поставили ещё одну раскладушку для сестры.

Горенко, белый как бумага, с закрытыми глазами, полусидел в кровати. Одна его рука была в шине. Спивак неподвижно лежал на спине, откинув набок голову. Сестра встретила вошедших довольно холодным взглядом, а мисс Хилъярд - дежурной улыбкой. Шеннон представил Гэмбла и спросил:

- Ну, как они?

- Доктор Лоуренс удовлетворен операцией, - сказала сестра и, показав глазами на Спивака, чуть качнула головой.

- Что, плох?