Брачный контракт с мадонной - Ольга Степнова

— Жанна Иго… — Голос навис надо мной как гильотина. Если я покажусь этой старой мымре, сойду ли я за хозяйку? Ведь ни карниза, ни балкона нет! И родинки на фотографии нет.

— Спите, душечка? А чтой-то вы внеурочно так прикатили, да ещё одна? Ой, а окошечко зачем нараспашку? Почему кондиционер не включили? А отчего Сергей Мефодьевич не приехал?!

Но ведь соседка и охранник внизу узнали меня!

В кармане опять завибрировал, запиликал мобильный. Выхода не оставалось. Я резко откинула одеяло и заорала со слышанными в кино интонациями вздорной богатой хозяйки:

— Какого чёрта вы меня разбудили?! Уйдите, Алевтина Антоновна! Или нет, вот что, сходите в аптеку, за растворимым обезболивающим. Простые таблетки мне не помогают. Голова болит, сил нет!

Пожилая тётка самого добропорядочного вида уставилась на меня с удивлением, не рискуя спросить, почему я в джинсовке валяюсь под одеялом.

— Что вы, Жанночка, — залепетала она, — зачем же идти в аптеку, лекарство и дома есть. Сейчас разведу таблеточку в тёплой водичке и принесу! Кстати, зовите меня как прежде, Тонькой, я отродясь Алевтиною не была!

С конским топотом к кровати подбежали собаки и дружно окрысились на меня.

— Чегой-то собаки на вас рычат? — удивилась тётка и уставилась на меня.

— Вон! — заорала я. — Уволю к чёрту и такую рекомендацию дам, что нигде не устроишься! Пилюли мне притащи и псов смердящих в ванной закрой!

— Сейчас, сейчас, — залепетала Тонька и выкатилась из спальни, прихватив за ошейники рычащих собак.

— Чук, Гек, — приговаривала она, — плохие вы мальчики, мамочку Жанночку не признали…

Я слышала, как она заперла собак в ванной, приговаривая «Чук, Гек, плохие вы мальчики», и потопала на кухню. У меня в запасе была пара минут, пока она ищет лекарство и разводит его водой.

Я выскочила из тёплого плена, выхватила из-под кровати рюкзак и бросилась к выходу.

Как справилась с замками, выбежала на площадку, и скачками преодолела восемь этажей, я не помню. И не помню, как выскочила из дома.

Я очнулась только в машине. За рулём сидел бледный Геральд.

— Получилось? — одними губами спросил он.

— Гони, — ответила я и зашвырнула рюкзак назад.

Такая ли она должна быть — настоящая жизнь?

Геральд напряжённо смотрел вперёд и гнал машину, насколько её возможно было гнать по вечернему городу. Я посмотрела на его тонкий профиль и поняла: прикажи он мне сейчас всё повторить сначала, я, не раздумывая, снова зашла бы в квартиру, вырезала картины из рам, сразилась с большими собаками, обхитрила бы туповатую горничную и с быстротой гепарда удрала от опасности.

Лишь бы он был со мной.

Золотая рыбка

— Лишь бы ты был со мной. — Я утратила всякий ум, повторив это вслух, в ответ на его приказ выйти из машины, пойти домой, и дожидаться его в нашей квартире.

— Давай быстрее скачи на хату, сиди там тихо и жди меня. — Геральд дотянулся до пассажирской двери и открыл её. Я выкинула ноги на улицу, но выходить не спешила.

— Ну? — в его голосе послышалось раздражение, но я простила это ему. Он здорово перенервничал, дожидаясь меня.

— Скажи, я тебе помогла? — Мне очень хотелось, чтобы он меня похвалил.

— Ты молодец, — сказал Геральд и потрепал меня по плечу, как утром, когда отправлял «на дело». Нет, не дружеского похлопывания я ждала. Не ради этого рисковала.

— Почему ты мне не сказал, что в доме собаки?

— Какое это имеет теперь значение? — Он пошарил в бардачке, вытащил сигареты и закурил. — Это же твои собаки! — Он затянулся и усмехнулся.

— Они не узнали меня!

— Я тороплюсь.

— Ты не сказал, что в доме может находиться прислуга.

— Я тороплюсь!

— На фотографии, которая стоит у Анкилова на столе, я без родинки над верхней губой!

— Я тороплюсь!!!

— Но в моей спальне нет карниза! И нет никакого балкона, куда можно бы было по нему добраться! — Я почти заорала, и слёзы потекли у меня по щекам. Страшно вспомнить, как давно я не плакала, не испытывала боли, страха, разочарования и обиды. Это что, и есть настоящая жизнь?!

— Я потом тебе всё объясню, — сказал Геральд, нагнулся и вскользь поцеловал меня в уголки губ. Когда его губы коснулись моих, я поняла, что он мне нужен любой.

Слава богу, что у меня не хватило сил сказать это вслух.

Геральд не приехал ни этой ночью, ни на следующий день. Он даже не позвонил. Я носила с собой телефон даже в ванную и туалет, но сотовый молчал, будто не было на свете никакого Геральда.

Прошёл ещё один день, ещё одна ночь, и ещё один день. Я запуталась, сколько их прошло: за окном темень сменялась светом, свет темнотой, а для меня время остановилось. Я не выходила из дома, и мне скоро стало казаться, что в этой квартире я провела всю жизнь.

Сначала я успокаивала себя, что сбагрить картины и получить за них деньги, дело хлопотное и небыстрое. Потом я стала сходить с ума от тревоги — ведь это дело ещё и опасное.

Если с Геральдом что-то случилось, я умру. Для этого мне не нужно будет лезть в петлю, вскрывать себе вены, или пить лошадиную дозу снотворного. Я просто лягу и уйду в мир иной от одной только мысли, что он никогда не будет со мной. Мы повстречаемся на небесах, и у нас всё будет хорошо.

Три дня я не ела. Я пила только кофе без сахара, но потом кофе кончился, и я стала пить воду прямо из крана, подставляя ладони под струю и хлебая пропахшую старыми трубами жидкость.

Сон ко мне тоже не шёл. Если я закрывала глаза, мне чудился Геральд с простреленной грудью. Он лежал в глубокой глинистой яме, и кто-то невидимый бросал на него комья рыжей земли.

На четвёртый день я случайно увидела своё отражение в зеркале и отшатнулась. На меня смотрела измождённая баба с пустыми глазами, потерявшими цвет.

Потом у меня закончились сигареты. Я поняла, что это единственное, без чего я не смогу обходиться, и решила сходить в ближайший киоск. Я стала искать свою сумку с деньгами и документами, но не нашла её. Я перерыла весь дом, но у сумки словно выросли ноги, и она удрала. Эта мысль рассмешила меня. Ещё какая-то мысль копошилась рядом, но никак не могла оформиться. Меня это сильно тревожило, я хотела понять, что меня беспокоит, но не могла. Тогда я решила поесть, наверное, слабость мозгов была следствием голода. Я прошла на кухню и заглянула в холодильник. Кроме недопитой бутылки пива в нём ничего не было.

И тут до меня дошло, что меня озадачило.

Я только что перерыла весь дом. Я не нашла свою сумку с деньгами и документами. Но мне не попалось и ни одной вещи Геральда! Исчезли его майки, рубашки, джинсы, исчез даже одеколон с полочки в ванной! Даже бритвенный станок, даже сандаловые чётки, которые он постоянно крутил в руках.

Я ещё раз перерыла квартиру. Сделала это как робот, у которого на исходе все батарейки.

Когда я поняла, что ничего не найду, мне пришла в голову мысль, что если с Геральдом что-то случилось, я не смогу умереть от одной только этой мысли. Мне придётся с собой что-нибудь сделать, повеситься, например.

Я посмотрела на телефон и села рядом с ним, словно пай-девочка. Он всё равно позвонит, даже если ушёл с чемоданом. В кои—то веки меня посетило настоящее чувство, разве нельзя подождать?.. Ассоль дождалась своего принца с алыми парусами, и я дождусь.

Я задремала сидя, и мне привиделся Геральд на «Мерседесе» с алыми занавесками. «Мерс» сигналил изо всех сил, надрывался, захлёбывался, Геральд пытался меня подозвать, но я не могла сделать ни шага. Меня не было, я повесилась, осталось только моё изображение на картине под названием «Портрет обнажённой».

«Мерс» всё сигналил противным, резким гудком. Я открыла глаза, сообразила, что не нарисована, а вполне реальна и могу двигаться. Противный звук оказался не гудком вовсе, а звонком в дверь.

— Геральд! — заорала я и бросилась её открывать. Мне и голову не пришло, что если бы это был Геральд, он открыл бы дверь собственным ключом.

На пороге стояла тётка с внешностью заведующей продуктового магазина. Килограмм двадцать лишнего веса, чересчур яркий грим и гонор пупа земли.

— Я сдала квартиру на сколько? — прошипела она.

— Не знаю, — я растерялась.

— За сколько?! — Она наступала уверенно и неумолимо, как цунами на побережье, и деваться от неё было некуда.

— Понятия не имею.

— Что-о?! Не имеешь понятия? Где твой сожитель? — она огляделась. — Где?!!

— Не знаю, — это была чистейшая правда, но она вывела тётку из себя.

— Тебя как звать, шалава? — заорала она.

— Не знаю, — это тоже была чистейшая правда. Тётка вдруг поостыла, и перестала напирать грудью.

— Пьяная, что ли? Ну-ка, паспорт покажь, — приказала она.

— От меня того… сумка ушла с документами, — хихикнула я.

— Ну, вот что, чокнутая ты или обколотая, не моё дело. Твой хахаль квартиру снял на три месяца, заплатил за два, а живёт уже пять. Воспользовался тем, что я в отъезде, а дочка моя кисейная барышня, наезжать не умеет. Давай, гони мне деньги за три месяца, хату освобождай, и разойдёмся по-хорошему.