На парусах мечты - Барбара Картленд

Да и на чем основывались ее надежды?

Один поцелуй и недолгое объятие в ее каюте на борту «Святого Иуды»!

Корделия готова была умереть рядом с ним на палубе. Выяснять отношения на борту тонущего корабля, когда Марк был в полубессознательном состоянии, не было смысла, а на «Громовержце»у них вообще не было времени поговорить.

Чтобы уменьшить страдания из-за мучительной боли в ноге. Марку дали выпить лауданум, и он проспал двое суток, что они провели в море на пути к Неаполю.

В гавани Неаполя он заставил себя открыть глаза, но Корделия поняла, каких нечеловеческих усилий это ему стоило, и вскоре его, бледного и измученного, вынесли на носилках с корабля.

Что произошло после этого, Корделия плохо помнила.

Последние несколько дней она чувствовала себя хорошо, и доктор наконец разрешил ей одеться и покинуть спальню.

— Полежите на солнышке, миледи, и постарайтесь ничем не утомлять и не волновать себя, — было ей сказано суровым тоном.

— Вы делаете из меня инвалида, — пыталась протестовать Корделия, хотя понимала, что все предписания доктора разумны.

— Лакей ждет за дверью, миледи, — сказала горничная, — чтобы отнести вас вниз.

— Я могу сама спуститься! — запротестовала Корделия с возмущением.

— Ее светлость распорядилась, чтобы вас спустили в кресле.

Корделия не могла проявить неуважение к приказам хозяйки дома.

Когда ее принесли на террасу, Корделия обнаружила, что леди Гамильтон с привычной предусмотрительностью распорядилась поставить здесь канапе с целой горой шелковых подушек и соорудить навес, чтобы защитить ее от обжигающего солнца.

Вид на залив и буйно разросшиеся в саду цветы был еще прекраснее, чем запомнились Корделии.

Эта красота казалась нереальной, похожей на театральные декорации, и все окружающее напоминало ей сцену из пьесы. Была ли она героиней этой пьесы? И что произойдет на сцене перед тем, как опустится занавес?

От страха, что ее неуемное желание видеть Марка, быть с ним рядом ослепило ее, а потому она составила неверное представление о его ответном чувстве, Корделию охватывал нервный трепет.

Но предаваться тревожным мыслям ей пришлось недолго. И пяти минут не прошло, как дворецкий объявил зычным голосом:

— Граф Ханстэнтон просит принять его, миледи!

Корделия обомлела.

Она совершенно забыла, что Марк наследовал титул от Дэвида, и теперь его положение как в жизни, так и в обществе изменилось.

Но мысли об этом мгновенно улетучились с его появлением. Девушку наполнила безграничная радость при виде своего возлюбленного.

Он выглядел похудевшим, и, казалось, былой загар сошел с его лица, но голубые глаза лучились по-прежнему.

Еще одну перемену она заметила в нем: вместо легкой стремительной походки, к которой она привыкла, Марк шел к ней медленно, опираясь на трость.

Корделия долго обдумывала во время болезни, что скажет ему, даже мысленно репетировала, но сейчас не могла произнести ни слова.

Она только смотрела на него, широко открыв глаза.

— Как ты себя чувствуешь? — мягко спросил он. Она забыла, каким глубоким был его голос, и сейчас его звучание вибрирующей волной пронзило ее и заставило сильнее биться сердце.

— Твоей ноге… лучше? Рана зажила?

— Только благодаря тебе я стою на ногах!

— Еще болит?

— Только когда стою.

— Тогда, пожалуйста, садись, — поспешно сказала Корделия. — Ты должен отдыхать… должен заботиться о себе. Он улыбнулся, и от этой улыбки словно помолодел.

— Мне хочется так много сказать тебе, Корделия, — начал Марк, — но прежде всего я хочу поблагодарить тебя.

— Не надо… пожалуйста, — запротестовала она.

— Мог ли я представить, что женщина может быть такой мужественной и спасти жизни стольким людям?

Корделия почувствовала, что щеки ее покраснели от смущения.

Она отвела глаза и смотрела на его ногу, вспоминая ужасную рану, которую перевязывала на борту «Святого Иуды».

Марк был здесь, был рядом, как она того и хотела, но вид этого сильного, незаурядного мужчины подавлял ее и заставлял трепетать.

— Барон очень расстроен потерей корабля? — спросила она невпопад.

— Он так счастлив, что остался в живых, что все остальное для него неважно, — ответил Марк.

— Я слышала, что… он поправляется.

— Вчера я ходил проведать его. Еще несколько дней, и он будет в полном здравии. Хочет поскорее вернуться домой, к семье.

— Приятная новость, — сказала Корделия. — А что с остальной командой?

— Несколько матросов уже поправились и готовы хоть сейчас выйти в море. Кстати, они все благодарны за фрукты и яства, что ты посылала им.

Корделия растерялась, не зная, что сказать, но на всякий случай пробормотала:

— Поскольку они… не получили денежное вознаграждение… за успехи в бою, то я подумала… Марк улыбнулся.

— Я уже все уладил. Распорядился выдать им вознаграждение. Я ведь теперь богатый человек, как тебе известно. Надеюсь, тебя не задевает, что я занял место Дэвида?

— Нет! Конечно, нет! — ответила Корделия. — Я так рада, что это именно ты… Мне больно думать, что дом в Стэнтон-Парке заперт, а поместье заброшено.

Марк наклонился к ней и внимательно вгляделся в ее лицо.

— Корделия… — начал он.

Сердце у нее замерло. Она почувствовала, что он собирался сказать что-то очень важное для них обоих.

Но в этот момент их уединение было так некстати нарушено.

Из салона на террасу вышла леди Гамильтон.

— Мои дорогие! — воскликнула она. — Как приятно видеть вас вместе! Пожалуйста, не вставайте, милорд. Я заглянула сюда на одну минутку. Сэр Уильям болен и нуждается во мне.

Она опустила белую ручку на плечо Марка и сказала с улыбкой:

— Уверена, вам надо о многом поговорить. Я присмотрю, чтобы вам не помешали. Берегитесь солнца, дорогая Корделия! Сегодня оно палит беспощадно.

Она подошла к балюстраде террасы, словно желая подтвердить, что не преувеличивала, говоря о солнце. Вдруг леди Гамильтон воскликнула:

— Корабль! Английский корабль входит в гавань! В этот момент с корабля прогремел салют в честь королевского флага, развевающегося на форте Стент-Эльмо, и с фортов ответили на приветствие.

— Должно быть, он привез новости! — нетерпеливо воскликнула леди Гамильтон. — Новости об адмирале Нельсоне и о британском флоте. Молите бога, чтобы они нас не разочаровали!

Марк поднялся и встал рядом с ней.

Корабль уже бросил якорь в гавани, и с него спускали шлюпку.

— Как вы думаете, было сражение? — спросила леди Гамильтон, от волнения перейдя на шепот. — А может быть, французские корабли опять ускользнули от них? О, боже, как мне выдержать это томительное ожидание?

— Ждать осталось совсем недолго, — сказал Марк утешительно.

Они наблюдали, как шлюпка подплыла к набережной. Приветственные крики и радостные восклицания донеслись до их слуха. Эти визгливые итальянские приветственные выкрики всегда вызывали удивление у леди Гамильтон. Когда-то она смеялась над ними вместе с адмиралом Нельсоном, Звуки голосов приближались, ширились и звучали все громче и громче.

Казалось, весь Неаполь ликовал. Но почему? В честь чего?

Леди Гамильтон, не сказав ни слова, повернулась и выбежала с террасы.

Марк подошел к Корделии, которая все это время продолжала лежать.

— Пойду узнаю, что случилось, — сказал он, — и скоро вернусь с новостями.

Она заметила, что он встревожен, а по губам, сжавшимся в прямую линию, девушка поняла, что Марк прилагал все усилия, чтобы не выдать своих чувств.

Проходя через салон, Марк увидел, что леди Гамильтон вышла на мраморную лестницу дворца.

Она стояла на верхней ступени, и к ней со всех концов палаццо Сесса спешили слуги, клерки, секретари.

Все понимали, что происходило нечто важное, но никто не решался говорить об этом.

Марк шел медленно, и когда приблизился к леди Гамильтон, то увидел двух морских офицеров, быстрой походкой, не глядя по сторонам, приближавшихся к зданию посольства.

У кованых железных ворот дворца толпа остановилась, но продолжала радостно и взволнованно кричать.

В прибывших офицерах Марк узнал капитана Хоста и капитана Кэпела, которых Нельсон особенно ценил. Марк знал их обоих.

Они увидели леди Гамильтон и быстро взбежали по ступеням.

— Ну, что?

Едва ли офицеры услышали ее нетерпеливый вопрос, потому что от волнения у нее перехватило горло.

— Мадам, мы рады сообщить о великой и славной победе. Французский флот разбит!

Не успел капитан Хост произнести эти слова, как напряжение, в котором она находилась последние недели, достигло своего пика и помутило сознание леди Гамильтон.

Она вскинула руки и тяжело опустилась на мраморные ступени в глубоком обмороке.

Капитаны и слуги подхватили ее и перенесли в комнату рядом с холлом. Лишь только они уложили ее на диван, как ресницы леди Гамильтон задрожали, и лицо обрело прежние живые краски.