Опыт путешествий - Адриан Гилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждая жизнь заканчивается кризисом. Сколько бы вы ни готовились к путешествию в загробную жизнь, все закончится кризисом: отказом сердца, зрения, онемением конечностей, разрывом мочевого пузыря, потерей равновесия, памяти и надежды. Но уход может быть и моментом осознания успеха — ощущением победы в забеге на долгую дистанцию, гордостью за детей — рожденных, воспитанных и поставленных на ноги. Моментом, когда можно вспомнить стоически перенесенные жизненные трудности.
Мы — одна из немногих в мире культур, которая не считает, что дожить до старости — само по себе достижение. В Африке нет домов престарелых, потому что старики живут в своих семьях. Им присваивают почетные титулы. Седые волосы и палки воспринимаются с уважением. Они считаются мудрыми благодаря жизненному опыту. Нас же уход молодости просто пугает. Мы стараемся пустить часы вспять, как маленькие дети, пытающиеся оттянуть время сна. Мы одеваемся так, чтобы выглядеть моложе. Растягиваем, замораживаем, штопаем наши стареющие тела, чтобы попытаться обмануть тех, кто моложе нас, и собственные гены. Нам кажется, что смесь супа из чечевицы, свекольного сока, позитивного мышления и хип-хопа навсегда оставит нас тридцатилетними. И мы думаем так, пока посреди всех этих мечтаний не проступает реальность. Мы горячо молимся (правда, без особой веры), прося безболезненной и мгновенной смерти.
Старение нас пугает во многом потому, что мы плохо относимся к старикам. А относимся мы плохо, потому что боимся их. Не обращаем на них внимания и обрекаем на одиночество, поскольку не можем смириться с тем, что однажды кто-то таким же образом поступит и с нами. Большинство людей умирает в ужаснейшем одиночестве — в холоде, голоде, с уверенностью в том, что они слишком задержались в этом мире. Это самый страшный позор и ужас современного общества.
Рецепт избавления от террора молодости до смешного прост. Верните стариков. Сделайте их частью своей жизни. Антибиотик для одиночества — хорошая компания. Я не буду защищать стариков, говоря, что каждое их слово — мудрость с привкусом уникального жизненного опыта. Но мы ведь никогда их не слушаем. Мы глухи к старости. Мы заранее уверены, что им нечего нам сказать. Нечего, кроме пустых банальных фраз и постоянных жалоб на жизнь. Даже если какая-то новость касается стариков, у них никто не спрашивает, что они думают по этому поводу. За них говорят молодые специалисты.
Знаете, все-таки стоит часок послушать человека, который живет вдвое дольше, чем вы. Не в качестве «социальной филантропии» или какой-то милости. Ради себя. Ради повышения самооценки, чтобы успокоиться и забыть о страхе старения. Ну, и потому, что вы можете услышать что-то смешное и умное, трогательное и, возможно, удивительное. Старики, как правило, интереснее, чем большинство молодых людей. Просто потому, что они старше. Опыт может не принести мудрости, но дает возможность пережить невероятные события. Каждый из стариков, на которых вы не обращаете внимания, жил во времена, которые вы никогда не увидите, делал и сталкивался с тем, что вам не суждено узнать. Так что послушать их стоит.
Есть глубокая и очень грустная ирония в том, что в Интернете самым популярным направлением после порносайтов, на которых жирные немцы занимаются сексом, является исследование собственной генеалогии. Мы готовы часами рыться в древних документах и учетных книгах, чтобы узнать, кто мы. Но не можем заставить себя узнать, как все было до нас, из первых рук.
Без сомнения мы обязаны сделать так, чтобы никто из наших соотечественников, знакомых или родственников не стал бы желать смерти из-за того, что вокруг нет никого, кто хотел бы, чтобы они продолжали жить. Мы победим наш страх старения, если сделаем так, чтобы никто другой не был одинок и бессилен. Людям возвращается то, что они дают другим.
Я наблюдаю за культом Гарри Пэтча — самого пожилого ветерана Великой войны. Это человек не просто обманул смерть. Он победил ее — все эти миллионы смертей. Люди становились в очередь, чтобы увидеть его, записывали прошептанные им воспоминания, бумажные мысли. Известные люди и влиятельные политики приезжали, чтобы пожать его руку. Он был живым памятником. Когда я был мальчиком, каждый старик вокруг был ветераном Великой войны. Садовники отхаркивали мокроту из отравленных газом легких, трактирщики носили шевроны своих воинских подразделений. Парень с пристегнутым рукавом, продававший на вокзале спички, потерял свою руку в битве при Лоосе[99].
Гарри Пэтч не был каким-то особым человеком. Будучи молодым, он делал то, что делал в то время каждый молодой человек. Он стал особенным, потому что он победил равнодушие к возрасту. И прожил достаточно долго, чтобы пересечь черту и вновь стать интересным и востребованным.
Далекое
Бомбей
Часто ли вам приходилось останавливаться перед светофором и думать: «Черт возьми, вот сейчас, именно сейчас взять и купить себе розовую щетку для волос, как у Барби, или смягчающий кожу крем, или игрушечный пластиковый вертолет, или набор гаечных ключей. А может, желтого плюшевого мишку?» Все это можно встретить в Бомбее на каждом перекрестке. Это мир мелкой торговли среди опасно маневрирующих такси и ядовитых выхлопных газов. Если вам когда-нибудь хотелось увидеть, как выглядит нижняя ступень лестницы капитализма, то пожалуйста: вот 9-летний мальчик, продающий 40-ваттные лампочки на четырехполосной магистрали в Бомбее (не называйте его Мумбаи, так этот город называют только на CNN, в прогнозе погоды). Каждая 16-секундная торговая площадка за стеклом вашего автомобиля — маленький триумф надежды, очковтирательства и гороскопов над опытом, здоровьем и безопасностью.
Тридцать лет подряд я составлял список из десятка самых невероятных вещей, которые мне предлагали купить на бомбейских перекрестках. В течение долгого времени лидером была вешалка. Шестифутовая деревянная вешалка, которую в полуденную жару предложил мне худющий мужчина с тряпкой на голове и с широкой, полной надежды полууничижительной улыбкой. Конечно, можно импульсивно купить то, что совсем не собирался покупать. Можно приобрести у рыжеволосой девочки плошку риса и чечевицу для ее брата, сидящего у сестры на коленях. Можно купить колесо для коляски безногого мальчика. Противостоять стукам в окно, размазыванию грязи по стеклу, умоляющим взглядам представителей другой цивилизации, предложив им стакан чистой воды. Можно в одно мгновение изменить целый мир для золотушного бездомного ребенка. А можно купить номер журнала Vogue. Злобный, оборванный, лохматый юнец предложил мне свежий выпуск Vogue India и тем самым моментально без какого-либо напряжения обогнал вешалку на вершине моего сюрреалистического хит-парада импульсивных покупок.
Я приезжаю в Бомбей уже 30 лет. Впервые Ворота в Индию предстали перед моим взором на рассвете, когда я стоял на палубе построенного в Глазго парохода, пыхтевшего по Аравийскому морю из Гоа. И сразу понял, что и в горе, и в радости буду любить этот город всю жизнь. Не сомневайтесь, отбросьте свои западные предрассудки: это один из величайших городов в мире. Если хотите представить, какие чувства вызывали в XIX веке Лондон и Нью-Йорк, когда они еще были полны жизни и энергии, до того, как захотели мира и спокойствия, посетите Бомбей — это что-то похожее. Но Бомбей — все же больше. Намного, намного больше. Эта метрополия выжала педаль газа до предела. Жизнь гудит, как турбина. Можно чувствовать запах и напряжение улиц, вздувшихся, будто натрудившиеся вены. Город растет вверх и вширь, захватывая огромный кусок побережья. Когда-то правивший здесь британский колониальный архитектурный стиль задвинут в сторону сооружениями из стекла и бетона для богатых и власть имущих.
Бомбей как магнит притягивает сотни тысяч костлявых босых импресарио. Рядом с каждой новенькой застекленной банковской башней, выросшей из треснувшего асфальта, появляются длиннющие торговые улицы, окружающие это великое коммерческое сооружение, как индейцы — тотемный столб.
Бедные иммигранты занимают каждый клочок плоской земли и ждут своего часа. Грязные неопрятные лачуги делаются из подручных материалов. Коробка из-под кондиционера стала домом для семьи человека, который на испепеляющей жаре готов копать ямы ради того, чтобы у его сына была возможность работать в кабинете с кондиционером. Улицы больших торговых городов не устланы золотом. Они покрыты попрошайками, мечтающими о золоте. Но в чем Бомбей уж точно не нуждается, так это в еще большем количестве машин. С самого утра движение превращается в одну нетерпеливую пробку. Это пробка не рассасывается и тогда, когда наступает жаркий день. Дороги до отказа забиты потрепанными машинами. Индийцы водят их по наитию, не заботясь о соблюдении правил, осторожности и прочих мелочах, но вдохновляясь верой в реинкарнацию. Законов на дорогах не существует, а только вечные и непознанные заповеди бытия. А еще ты гудишь. Все гудят одновременно. Если забыл погудеть, то тебе напоминает об этом сделанная красивым шрифтом табличка на задней стенке кузова грузовика, которым управляет неистовый сикх. На ней написано «Погуди, пожалуйста».