Глаз Эвы - Карен Фоссум

– Скорее, это ты в меня кое‑что вонзил, – засмеялась она хрипло.

Он продолжал сидеть, держа нож в руке.

– Мне приходилось слышать о шлюхах, которые обирают клиентов таким вот образом.

Он рассматривал нож, поворачивал его то так, то эдак, потом смотрел на ее голое тело, белую кожу, как будто наслаждался.

– Спасибо, – сказала Майя. – Деньги я получила. А теперь положи его. Мне не нравится, что ты тычешь в меня ножом.

– А мне не нравится находить в кровати нож, когда я прихожу и честно плачу. Вам, бабам, нельзя Доверять, это всем известно!

Он явно начинал заводиться. Эва прикусила губу и почти перестала дышать. Майя попыталась подняться, но он толкнул ее назад на кровать.

– Расслабься! – приказала она громко. – Ишь какой чувствительный!

– Я не чувствительный, – сказал он упрямо. – Это вы такие неженки, думаете, что мы все время за вами бегаем. Черт… Значит, нож у тебя. А пистолет у тебя тоже есть?

– Есть, конечно.

– Ты сумасшедшая, у тебя паранойя, я так и думал.

– Это ты параноик. У меня не было никаких причин убивать тебя. Во всяком случае, изначально. Но теперь хватит. Убирайся отсюда, иначе тебе придется заплатить мне еще.

– Ха! Уйду, когда закончу, – ответил он, надевая джинсы и застегивая «молнию».

– Ты давно закончил, другие уже ждут.

– Значит, подождут. Вы, шлюхи, такие алчные, разрази меня гром, я тут выложил тебе «штуку» за пять минут работы, знаешь, кстати, сколько мне приходится работать на пивоварне, чтобы заработать «штуку»?

– Нет, – устало сказала Майя. Она смотрела в потолок. Эва ждала. От волнения она засунула в рот чуть ли не весь кулак.

– Черт бы тебя побрал, – бормотал он, возясь с ремнем. – Чертовы суки.

– Все, хватит ругаться. Больше можешь не приходить. С этого момента я не желаю тебя здесь видеть. И мне следовало бы сказать это тебе давным‑давно.

– Вот, значит, как?

Он остановился и кивнул, как будто внезапно до него дошло.

– Вот как? Значит, вы нас принимаете с распростертыми объятиями, заставляете нас выворачивать кошелек, а на самом деле вы нас на дух не переносите?! Значит, вот оно как? Шлюхи – вот кто самый циничный на свете!

Майя с трудом приподнялась на локтях. Она попыталась поджать под себя ноги, но мужчина был в ярости и снова толкнул ее, она стукнула его локтем и завертелась, пытаясь выбраться из‑под него. Наконец женщина дотянулась до ножа, схватила и дернула изо всех сил. Внезапно нож оказался у нее в руке. Она приподнялась, стоя на коленях, подняв нож. Кончик лезвия дрожал. Она не сводила глаз с мужчины; он по‑прежнему сидел на кровати, как будто собирался прыгнуть, маленький жидкий «конский хвостик» выгнулся, как вставший член у мальчишки, пришло вдруг Эве в голову; она по‑прежнему держала кулак во рту и молила Бога, чтобы не закричать. Если бы он повернулся налево, то увидел бы глаза Эвы, два маленьких светлых пятнышка в темноте дверной щелки. Но он не повернулся, он схватил подушку и держал ее теперь перед собой, защищаясь. Он смотрел на Майю, которая стояла на коленях и дрожала, держа нож перед собой. Подушка против ножа. Стояла мертвая тишина.

Эва спрятала лицо в ладонях. Она отдала бы все, чтобы не видеть этой жуткой сцены, чтобы ничего этого не было; больше всего она боялась, что мужчина заметит ее, подбежит к двери и распахнет ее; ей даже думать не хотелось о том, какие выводы он может сделать и в каком будет бешенстве, когда узнает, что она все это время сидела там, в темноте, и смотрела на них. Она, как застывшая статуя, сидела на скамейке, прилагая невероятные усилия, чтобы дышать спокойно, она слышала, как Джо Кокер запел новую песню – «When a woman cries». И вдруг, несмотря на все свое отчаяние, она ощутила огромное облегчение. Она никогда, никогда не впустит в эту комнату чужого мужчину, никогда не позволит ему сорвать с нее одежду. Она не только бросит свою карьеру, так и не начав ее, нет, она и Майю уговорит бросить это занятие. На самом деле Майя – приличный человек, подумала Эва, она заботится о других, да и два миллиона – сумма вполне достаточная. Пусть лучше у нее будет маленькая гостиница. Эва снова посмотрела в щелку. Мужчина наконец‑то слез с кровати, теперь он натягивал на себя куртку. Она видела его затылок, видела, что он обшаривает взглядом комнату, как будто хочет удостовериться, что ничего не забыл. Она затаила дыхание, когда глаза его остановились на приоткрытой двери. Несколько секунд он пристально смотрел на дверь, потом повернулся и пошел к выходу. Что‑то было не так. Какая‑то неестественная тишина. Эва видела ноги Майи, они неподвижно лежали на золотом покрывале, раскинутые в стороны. И мужчина больше не копался, он быстро открыл дверь и бесшумно выскользнул из квартиры.

Эва не двигалась.

Она ждала, что Майя позовет ее. Она чувствовала, что внутри нее закипает гнев. Она злилась на Майю, которая втянула ее в это сомнительное предприятие и утверждала, что все это совсем не опасно. Но с кровати не раздавалось ни единого звука. Наконец Эва встала, толкнула дверь. Белое тело Майи лежало на кровати по диагонали. На лице у нее была подушка.

Эва не закричала. Это было вполне в духе Майи, одна из ее обычных штучек. Она была готова на что угодно, если появлялась возможность посмеяться. Эва сложила руки на груди и покачала головой.

– Если ты пустишь этого типа сюда еще раз, я перестану тебя уважать, – сухо произнесла она.

Она услышала, как на улице кто‑то заводит мотор, быстро повернулась и побежала к окну; она успела выглянуть в тот момент, когда машина выезжала на улицу. Это «Опель Манта», подумала она, точно такая же машина была у Юстейна. Она запомнила часть номера. BL, семь, четыре…

Взвизгнули тормоза. На повороте автомобиль чуть не врезался в рекламный щит на тротуаре. А потом рванул по направлению к пивной. Эва проводила машину глазами и повернулась к кровати. Наклонилась над ней и осторожно тронула уголок большой подушки. И закричала.

Это был душераздирающий крик, идущий из самой глубины глотки. Майя смотрела в потолок широко раскрытыми глазами, ее растопыренные пальцы лежали на покрывале. Эва в испуге отпрянула, задела спиной тумбочку, большая лампа‑фламинго угрожающе зашаталась, она автоматически схватила ее двумя руками, чтобы та не упала. Женщина снова бросилась к окну, она посмотрела вниз, на улицу, которая сейчас была совершенно пустынна, ни единого автомобиля, ни единого человека, слышался лишь отдаленный гул машин. Она вновь подбежала к кровати, наклонилась и схватила Майю за плечи, принялась трясти ее и увидела, как безжизненно упал ее подбородок. Рот открылся. Эва в отчаянии поискала глазами телефон, но не нашла, кинулась в другую комнату, стала искать на тумбочке, на подоконнике, побежала назад, ей и в голову не приходило зажечь свет. Наконец в глаза ей бросилась ярко‑красная модель спортивного автомобиля на полке. Это‑то и был телефон. Она кинулась к нему, подняла кузов и хотела позвонить, чтобы позвать на помощь, но не могла вспомнить номер МЧС, его как раз недавно изменили, она видела это в «Новостях». Она снова положила трубку и плюхнулась на стул. Посмотрела на свой красный халат и вдруг представила себе комнату, заполненную полицейскими в форме, фотографов со вспышками и себя саму на стуле, в красном халате на голое тело. Еще одна шлюха.

ЕЩЕ ОДНА ШЛЮХА.

А что она, собственно, может рассказать? Что сидела и подглядывала в дверную щелочку? «Почему же я ничего не сделала? – подумала она удивленно. – Потому что все произошло так быстро». Она боялась, что ее обнаружат, что гнев мужчины перекинется с Майи на нее. Она была уверена в том, что Майя сама справится с ситуацией. Майя, она же была профессионалка. Она вскочила и бросилась в другую комнату. Нашла свою одежду и с молниеносной быстротой переоделась. Она все время прислушивалась: что, если позвонят в дверь и появится новый клиент? Эва кинулась к двери и заперла ее. Она не могла совладать с дрожью, руки ее тряслись, она никак не могла застегнуть одежду. Краешком глаза она все время видела белые пятки Майи. «Никто не знает, что я тут была, – сказала она себе, – никто, кроме Майи. Если кто‑то об этом узнает, Юстейн, или полиция, или инспекция по делам несовершеннолетних, они заберут у меня Эмму. Надо бежать домой и делать вид, что ничего этого не было. Это не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к моей жизни, я не такая, я совершенно не к месту в этой квартире с плюшем и бархатом». Она пробежала по комнатам, нашла свою сумочку и длинный плащ. Внезапно ей пришло в голову, что отпечатки ее пальцев остались повсюду в квартире. Она остановилась, как вкопанная. Но ведь у полиции нет ее отпечатков, она не проходила раньше ни по какому делу. Она снова подошла к кровати. Приблизилась к изголовью и наклонилась. В уголке Майиного рта она увидела муху. Муха ползла вверх по щеке, перебирая длинными ножками, и оказалась в уголке глаза. Эва в отчаянии смотрела на нее. Насекомое забралось под ресницы нижнего века, а потом, как бы нехотя, уселось на глазное яблоко.