Всем парням, которых я когда-либо любила (ЛП) - Дженни Хан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И это все?
– Эй, этого вполне достаточно, – говорю я. – Ну, автомобильная авария – очень драматично, плюс, наша совместная история.
Китти лишь хмыкает, останавливаясь на этом.
На ужин у нас пицца с колбасой и грибами, а когда я выдвигаю идею пиццы по понедельникам, то папа быстренько соглашается. Думаю, он вспоминает мои макароны с бо ссам и сыром.
К моему облегчению, Китти большую часть ужина рассказывает о своей экскурсии, и все, что мне приходится делать, так это жевать свою пиццу. Я все еще думаю о словах Аманды. Может, это была не такая уж и хорошая идея.
Когда Китти замолкает, чтобы проглотить свой кусочек, папа поворачивается ко мне и спрашивает:
– А с тобой сегодня произошло что-нибудь интересное?
Я проглатываю пиццу.
– М-м-м… не совсем.
Позже вечером я набираю себе пенную ванну и погружаюсь в нее так надолго, что Китти дважды стучит в дверь, проверяя, не уснула ли я. Один раз я действительно почти заснула.
Как только я начинаю засыпать, снова звонит телефон. Крис. Я отклоняю вызов, но подруга продолжает неустанно названивать. Наконец я просто не выдерживаю.
– Это правда? – кричит она.
Я убираю телефон подальше от уха.
– Да.
– О, мой Бог! Расскажи мне все!
– Завтра, Крис. Я расскажу тебе все завтра. Спокойной ночи.
– Стой…
– Споки!
29
В эту пятницу я иду на первый в своей жизни футбольный матч. Меня раньше никогда не интересовал футбол, впрочем, как и сейчас. Я сижу на трибунах с Питером и его друзьями. Насколько я могу судить, там не на что смотреть. Слишком много ожидания, совещаний футбольных игроков на поле и слишком мало действия. Ничего похожего на футбольные игры в кино или по телевизору.
К девяти тридцати игра почти закончена, надеюсь. Я зеваю в рукав, а Питер вдруг меня обнимает. Я аж чуть не подавилась.
Внизу Женевьева, тряся помпонами, подбадривает команду с остальными из группы поддержки. Она поднимает взгляд на трибуны и, когда замечает нас, замирает всего на полсекунды перед тем, как вновь начать подбадривать со сверкающими глазами.
Я поглядываю на Питера, который сидит с довольной ухмылкой. Когда Женевьева возвращается к кромке поля, он отпускает руку и вдруг, кажется, вспоминает о моем существовании.
– Сегодня вечером Эли собирает народ. Хочешь пойти?
Я даже не знаю, кто такая Эли. Я вновь зеваю напоказ.
– М-м-м… Я очень устала. Так что… нет. Нет, спасибо. Можешь просто подвезти меня по дороге туда?
Питер бросает на меня взгляд, но не спорит.
По дороге домой мы проезжаем мимо закусочной, и неожиданно Питер говорит:
– Я проголодался. Хочешь остановиться и перекусить? – И многозначительно добавляет: – Или ты слишком устала?
Игнорируя подкол, я отвечаю:
– Конечно, давай поедим.
Питер разворачивает машину, и мы идем в закусочную. Нам достается передняя кабинка. Всякий раз, когда я приходила сюда с Марго и Джошем, мы садились рядом с музыкальным автоматом, чтобы забрасывать в него монетки. Часто автомат был сломан, но нам все равно нравилось сидеть возле него. Как-то странно быть здесь без них. У нас так много традиций в этом заведение. Мы втроем заказали бы два сэндвича с жареным сыром и разрезали бы их на квадратики, еще заказали бы тарелку томатного супа, чтобы макать туда наши квадратики, а потом Джош и я разделили бы вафли с взбитыми сливками на десерт, а Марго взяла бы порцию пудинга из тапиоки. Ужас, знаю. Уверена, только бабушки любят пудинг из тапиоки.
Наша официантка Келли – студентка колледжа. Ее не было все лето. Полагаю, сейчас она вернулась. Она пристально разглядывает Питера, пока ставит нам воду.
– А где сегодня твои друзья? – спрашивает она меня.
– Марго уехала в Шотландию, а Джош… не здесь, – отвечаю я, на что Питер закатывает глаза.
Затем он заказывает черничные оладьи и бекон с яичницей. Я же – жареный сыр с картофелем фри и газировку с черешней.
Когда Келли уходит, я спрашиваю его:
– За что ты так сильно ненавидишь Джоша?
– Я его не ненавижу, – издевается Питер. – Я едва знаю этого парня.
– Ну, тебе он определенно не нравится.
Питер бросает на меня сердитый взгляд.
– А почему он должен мне нравиться? Однажды в седьмом классе этот малый сдал меня за списывание.
Питер жульничал? У меня даже немного скручивает живот.
– И что ты списал? Домашнюю работу?
– Нет, тест по испанскому. Я записал ответы на калькуляторе, а Джош, блин, выдал меня. Кто так делает?
Я ищу в его лице хоть какой-нибудь признак смущения или стыда за списывание, но не нахожу ни капли.
– Почему ты так сердишься? Ты же жульничал!
– Это было в седьмом классе!
– Ты по-прежнему списываешь?
– Нет. Вряд ли. То есть списывал. – Он хмурится. – Может, перестанешь так на меня смотреть?
– Как так?
– Осуждающе. Слушай, я в любом случае собираюсь учиться на стипендию по лакроссу, так что, не все ли равно?
Меня вдруг озаряет, и я спрашиваю, понизив голос:
– Постой… ты умеешь читать?
Он заливается смехом.
– Да, я умею читать. Господи, Лара Джин. Не за всем скрывается история, ладно? Я просто ленивый. – Он фыркает. – Умею ли я читать? Я же написал тебе несколько записок! Ты очень забавная.
Чувствую, как мое лицо заливается краской.
– Это не смешно. – Я украдкой бросаю на него взгляд. – Для тебя это все шуточки?
– Не все, но большинство.
Я опускаю подбородок.
– Тогда, наверное, это недостаток твоего характера, над которым ты должен работать, – говорю я. – Потому что есть серьезные вещи, которые должны восприниматься всерьез. Так что прости, если считаешь меня осуждающей.
– Угу, думаю, это так. В целом, я считаю тебя осуждающей. Это недостаток твоего характера, над которым тебе следует потрудиться. А еще тебе нужно научиться расслабляться и получать удовольствие.
Я перечисляю все свои развлечения: катание на велосипеде (которое ненавижу), выпечка, чтение; подумываю над тем, чтобы сказать вязание, но уверена, что он только посмеется надо мной. Когда Келли приносит наш заказ, я останавливаюсь, чтобы впиться в свой жареный сыр, пока он еще мягкий.
Питер стаскивает мой картофель фри.
– Итак, кто еще?
– «Кто еще»?
– Кто еще получил письма? – произносит он с набитым ртом.
– М-м-м, это очень личное. – Я порицательно качаю головой.
– Что? Мне просто любопытно. – Питер макает картошку в мою маленькую упаковку с кетчупом и, усмехаясь, добавляет: – Ну же, не стесняйся. Ты можешь рассказать мне. Знаю, я, очевидно, номер один. Но мне хочется узнать, кто еще удостоился этой чести.