Царская служба (СИ) - Казьмин Михаил Иванович

Впрочем, это потом. Сейчас у меня другие заботы. Совсем другие… Надо как-то уматывать с войны, пусть здесь от меня самого ничего и не зависит. Потом надо будет искать маньяка, чтоб ему тошно стало, причем не искать даже, а найти. А вот прямо сейчас надо хотя бы сколько-то поспать. И вот это на данное время самая острая и неотложная потребность. Хм, а если попробовать вот так?..

Я устроился насколько мог удобнее и мысленно представил себя спящим. «Я засыпаю. Я спокойно и тихо засыпаю, — мысленного говорил я себе. — Я уже сплю. Мне снится Лида Лапина и мне хорошо. Я сплю со счастливой улыбкой…». Так, стоп. А Лида-то мне с чего вдруг снится? Как вообще мне это в голову пришло, если девушку, у которой я похитил свой первый в новой жизни поцелуй, я не вспоминал уже не могу сказать сколько?!

Нет, так не пойдет. Если я сейчас еще начну копаться у себя в голове, с чего это я вспомнил добрую сестру Лидию, я вообще не засну. Поэтому начну заново: «Я засыпаю. Я спокойно и тихо засыпаю…»

[1] Стоять, пугливые девки! Ни шагу назад! (шведск.)

Глава 17. Опыты и результаты

Я повел стволом щтуцера вправо-влево — получалось с трудом, и пришлось ослабить хватку. Штуцер тут же ушел чуть правее и ниже, линия прицела совместилась с шведским кавалеристом, что-то высматривавшим левее меня, и я плавно нажал на спуск. Шинель смягчила удар приклада в плечо, швед вскинул руку к груди и выпал из седла. Лошадь, испугавшись, шарахнулась в сторону, занося корпус, поскольку всадник так и не выпустил поводья из другой руки. Остальные конники из шведского дозора вскинули карабины и почти одновременно пальнули в нашу сторону, но мы успели пригнуться. Из того, что в их сторону прозвучал один-единственный выстрел, шведы, должно быть, сделали неверный вывод относительно нашей численности и, на ходу доставая из седельных кобур пистолеты, резво поскакали в сторону брошенной обозной повозки, за которой мы укрывались. Поэтому появление десятка наших драгун, до поры прятавшихся в неглубокой низинке, стало для противника неприятным сюрпризом, и шведы, не принимая боя, повернули коней.

— Теперь ты, — приказал я молодому ополченцу Мирошкину. Тот вскинул штуцер, выждал секунду и выстрелил шведам вслед. Еще один шведский кавалерист принудительно покинул седло.

Так, для чистоты эксперимента оставалось еше поменяться с Мирошкиным штуцерами. Но это попозже, здесь и сейчас ловить уже нечего. Наверняка шведы, потеряв половину своего дозора, попробуют решить вопрос кардинально — с помощью артиллерии. Так оно и вышло, но мы успели вовремя покинуть позицию и двигались к новой, заранее мною намеченной.

Что за эксперимент я ставил? Да вот, вспомнил, как учась в Мюнхене, инкантировал свою шашку, и решил инкантировать огнестрельное оружие. В конце концов, я магистр артефакторики или кто?!

Путь развития техники, что обычной, что использующей магические артефакты, один — усложнение конструкции для упрощения эксплуатации. Вот я и решил упростить эксплуатацию огнестрельного оружия, а заодно и повысить его эффективность, несколько это самое оружие усложнив, а именно превратив его в артефакт. Поскольку обработанного металла в любом огнестрельном оружии хватает, с преобразованием его в магический артефакт проблем я не ждал — все-таки изменять свойства материалов мне вообще не требовалось, достаточно было заставить оружие облегчать стрелку прицеливание, после черновой наводки на цель выходя на линию совпадения цели, мушки и целика. Не скажу, что было просто, но я справился.

Что массовое инкантирование ружей станет делом затруднительным, я прекрасно понимал, а потому сразу занялся работой с нарезными штуцерами, а не с обычными пехотными гладкостволами. Во-первых, толку от повышения прицельности штуцеров было явно больше, а, во-вторых, какой вообще смысл добиваться прицельности от ружей, используемых чаще для залповой стрельбы? То ли дело штуцер — берешь в руки, стараясь держать крепко, но оставляя оружию возможность некоторого движения вверх-вниз и вправо-влево, примерно наводишь на цель, а дальше уже он сам занимает положение, выстрел из которого гарантирует попадание. И все было бы чудесно и замечательно, если бы не одна загвоздочка…

Наговаривал бы я штуцер для себя, как в свое время делал это с шашкой, полученный результат меня бы более чем устроил, но мне-то был нужен штуцер в виде именно что полноценного артефакта, который изготавливают и заряжают одни, а пользуются им потом другие. В общем, пришлось поизощряться с формулами и алгоритмами инкантирования, но вроде бы получилось. Но тут же дело такое, без испытания никак нельзя, вот я и взялся испытывать. Для того и привлек Мирошкина, как самого что ни на есть образцового середнячка в роте, потому как на среднего стрелка моя затея и была рассчитана — никудышному мазиле что ни дай, все мимо, а стрелок умелый и опытный и так попадет куда надо. Хотя, конечно, с таким штуцером и мазилам, и отличным стрелкам хуже уж точно не будет.

…За время, прошедшее после битвы, получившей название Парголовской, по имени села, где располагались тылы русской армии, произошло много всего. Шведы, отступив после чувствительного поражения у Парголова, боевого пыла не утратили и, похоже, намеревались прорваться к Усть-Невскому по морскому побережью. Как я понял, именно на взятии города строились их планы на эту войну, почему и начали они ее зимой, рассчитывая на внезапность и заранее созданные запасы. Наша армия преградила шведам дорогу, но до новой битвы пока не дошло. Раз уж взять город с хода шведам не дали, то теперь, когда к нам свежие войска подходили в куда большем числе, нежели к шведам, неприятелю вообще мало что светило, и я не понимал, на что еще шведы сейчас могли бы рассчитывать.

Лично для меня самым главным событием стало, естественно, награждение орденом Святого Георгия. Орден вручал мне генерал-полковник Романов в том же Парголове, где теперь была его ставка. Вместе с «георгием» я получил погоны подпоручика, став-таки полноценным офицером. Еще больше полноценности прибавило моему положению то, что под моей командой теперь на официальном основании оказалась полурота. Роту нашу пополнили почти до полноценного состава, теперь в ней было девяносто семь строевых нижних чинов, а вот офицеров пока только трое — к нам с капитаном Паличем добавился капитан Туганбеков, из астраханских дворян, уволенный от службы по увечью и возвратившийся в строй на время войны. Как и Палич, Туганбеков воевал на Кавказе, оставив там левый глаз и два пальца правой руки. По опыту участия в Парголовской битве капитан Палич поделил роту по-иному, сведя всех ополченцев, вооруженных штуцерами, в одну полуроту, а тех, у кого имелись ружья со штыками, во вторую. Я сейчас как раз командовал полуротой штуцерников, и имел твердое намерение вооружить наговоренными стволами всех своих подчиненных.

…На новой позиции нам пришлось померзнуть, дожидаясь появления шведов на дальности огня наших штуцеров, но уже через пару часов показались шведские саперы, проводившие разведку местности. Хм, надо будет доложить, конечно, но пока что мы им помешаем…

Прошло еще не меньше четверти часа, пока разведчики не вошли в опасную для себя зону. Мы с Мирошкиным поменялись штуцерами и выбрали себе цели. Выстрелили мы почти залпом, и два шведа — сержант и солдат — повалились тоже практически одновременно. Остальные, пригибаясь, скоренько наладились от нас подальше. Впрочем, и мы не стали наглеть, и двинулись восвояси, удовлетворившись достигнутым результатом.

— Как успехи, Алексей Филиппович? — поинтересовался Палич, когда мы вернулись в расположение роты. Квартировала наша рота, впрочем, и не только она, в маленькой безымянной деревеньке близ Парголова. Название деревни мы не знали, а спросить было не у кого, поскольку все жители ее оставили, но нам-то главное не имя, а наличие какого-никакого людского жилья, где можно погреться, помыться, поспать в тепле, пусть и в изрядной тесноте.