Семейные тайны - Чингиз Абдуллаев

Он помолчал. Потом снова начал говорить:

– Теперь вы понимаете, почему я абсолютно убежден в невиновности Анны. Она просто не тот человек, который будет мстить таким страшным образом. Если бы она не хотела, чтобы Леся здесь появлялась, она бы сама мне об этом сказала. Она не стала бы травить мою жену, как крысу. Для этого Анна слишком уважает себя. У нее не такой бешеный характер, как у ее младшей сестры. Эмма максималистка. Она всегда была такой, еще в школе. Ей нужно все или ничего. Анна же спокойная и цельная женщина.

– Значит, кроме меня, вы никого не подозреваете? – уточнил Дронго.

– Да, – упрямо проговорил Арнольд, – больше некому. Мадлен и Берндт не стали бы убивать Марту, это невозможно. Герман тоже любил свою мать. Анна никогда бы не смогла стать убийцей матери своего мужа. Остается несчастная Калерия Яковлевна, которая и мухи обидеть не может. И вы… Теперь скажите, кого я должен подозревать?

– Вы не назвали еще одного человека, который все время был с нами в гостиной, – напомнил Дронго.

– Только не вспоминайте несчастную Сюзанну. Она хороший человек и не такой уж больной, как о ней говорят. Но на убийство она точно не способна.

– Я не о ней…

– Тогда остается Ева, – улыбнулся Арнольд. – Надеюсь ее вы не станете подозревать?

– Не стану. Но остается еще один человек, – упрямо повторил Дронго.

– Кто? – шепотом спросил Пастушенко, озираясь на скучающего офицера полиции, смотревшего телевизор.

– Эмма, младшая сестра Анны. Это ведь про нее вы сейчас сказали, что она максималистка, – напомнил Дронго, – все или ничего. Кажется, такой она была и в молодости.

Пастушенко открыл рот, словно намереваясь возразить, и закрыл его. Потом отвернулся. И больше не проронил ни слова.

Глава 16

Ужин обычно начинался в восемь, но ближе к восьми находившиеся в своей комнате Мадлен и Берндт отказались спуститься вниз. Герман поднялся к своей дочери, чтобы быть рядом с ней. Эмма также не спускалась. Получилось, что, кроме самого Дронго, за столом сидел только Арнольд Пастушенко, который вообще не собирался ужинать после всех событий, происшедших в доме. Калерия Яковлевна несколько раз испуганно заглядывала в гостиную, но оба гостя не высказывали желания ужинать. Один все время пил крепкий кофе, другой – чай.

На часах было уже половина девятого вечера, когда позвонил следователь Менцель. Он позвал к телефону Дронго.

– Господин эксперт, – сообщил следователь, – сегодня мы задержали фрау Анну Крегер. Но ее муж обратился к известному адвокату Фридриху Зинцхеймеру, и он завтра будет выступать в суде. Полагаю, что мы будем вынуждены освободить фрау Крегер до окончания расследования под денежный залог. Не хочу предвосхищать решения суда, но думаю, что Зинцхеймер не позволит им принять другое решение. Что касается фрейлейн Сюзанны, то наши эксперты закончили обследование пожилой женщины, и мы могли бы отпустить ее домой. Однако психиатры настаивают, чтобы фрейлейн Сюзанна оставалась в лечебном учреждении, где ей будут созданы все условия для нормальной жизни. Наши специалисты уверены, что ей нельзя возвращаться домой и жить одной без своей сестры, которая ее так опекала.

– Вы сообщили об этом ее родственникам? – спросил Дронго. – Не забывайте, что Герман Крегер и Мадлен Ширмер являются ее племянниками, которые и могут принять конкретное решение по этому вопросу.

– Комиссар Реннер попросил нас информировать в первую очередь именно вас, – сухо сказал Менцель, – чтобы вы были в курсе всех происходящих событий. Вопрос о задержании фрау Анны Крегер будет рассмотрен завтра в десять утра. И утром родственники фрейлейн Сюзанны смогут ее навестить. Что касается оставшихся в доме людей, то они могут его покинуть, но завтра собраться в доме. Туда приедут наши психологи для более обстоятельной беседы с каждым из вас. До свидания.

– До свидания. – Дронго положил трубку, взглянул на сидевшего рядом с ним Пастушенко: – Завтра суд будет рассматривать вопрос о мере пресечения для Анны. Что касается тети Сюзанны, то психиатры подтвердили ее «ограниченную дееспособность» и предлагают оставить ее в клинике. Вы можете поехать домой, Арнольд, и немного отдохнуть.

– Я так и сделаю. – Пастушенко тяжело поднялся и, посмотрев на Дронго, неожиданно сказал: – Не знаю, что именно вы здесь делаете, но надеюсь, что ваше присутствие все-таки поможет найти убийцу. Если, конечно, он есть и если это не вы. До свидания.

Он повернулся и вышел из гостиной. Офицер, сидевший у телевизора, потянулся, посмотрел на Дронго и тоже вышел следом за Пастушенко. Дронго остался один. Опять заглянула Калерия Яковлевна.

– Может, что-нибудь покушаете? – спросила она.

– Нет, спасибо, – поблагодарил Дронго, – я подожду, пока спустится фрау Эмма.

Ждать пришлось довольно долго. Молодая женщина спустилась вниз ближе к десяти часам вечера. Прошла к столу, уселась рядом с экспертом.

– Ева заснула, – сообщила она. – Бедный Герман так измучился. Он тоже уснул вместе с ней. Но завтра утром он поедет к своему родственнику, который пообещал лично представлять в суде интересы Анны.

– Я уже все знаю, – сказал Дронго, – мне звонил следователь Менцель. На завтра назначено рассмотрение вопроса об изменении меры пресечения для вашей сестры. Думаю, что адвокат добьется ее освобождения до суда.

– Надеюсь, – вздохнула Эмма, – мы все так устали. Два убийства подряд – такое дикое испытание для нашей психики.

– Для всех, находившихся в доме, это было тяжелым испытанием, – согласился Дронго.

– И невозможно понять, кто убийца, – задумчиво продолжала Эмма. – Чем больше я об этом думаю, тем больше у меня болит голова. Я терпеть не могу сестру Германа, но она безумно любила свою мать. Как и ее муж Берндт, причем это чувство симпатии было обоюдным. Затем Герман. Но на него даже смешно думать. И я точно знаю, что Анна никогда бы в жизни не убила. Однако Марту отравили. А потом и жену Арнольда. И это совсем все запутало. Если кто-то и не любил Марту, то зачем ее убивать? И тем более зачем убивать Лесю? Но в доме больше никого нет. В то, что убийца сам Арнольд, я тоже верю с трудом. Тогда что здесь происходит?

– Есть еще подозреваемый, – сказал Дронго. – И это ваш покорный слуга. Я специалист именно в этой области, неплохо разбираюсь в ядах, мог незаметно всыпать его сначала в бокал Марты, а затем в чашку Леси. Именно я вспомнил о бокалах, которые задела рукой Сюзанна, и этим обеспечил ей надежное алиби. Одним словом, я идеально подхожу на роль убийцы.

– Не нужно так говорить, – попросила, нахмурившись, Эмма, – это совсем не шутки. Просто непонятно, что здесь происходит. Если бы я сама не пригласила вас к нам в дом, то я могла бы подозревать вас в первую очередь. Но ведь вас пригласила именно я.

– Тогда остается последний подозреваемый, – сделал вывод Дронго, – и это вы.

– Спасибо, – мрачно поблагодарила Эмма. – Это все, что вы можете мне сказать? Если даже вы считаете меня подозреваемой, представляю, как думают обо мне все остальные. Если два убийства совершила не Анна, то наверняка ее младшая сестра. Особа с таким неуживчивым характером.

– Про характер я не говорил, – возразил Дронго. – Мы перечислили с вами всех, кто был в этом доме в момент убийства, и пришли к выводу, что ни один из них не мог совершить двойного преступления. Значит, остаются только два человека – я и вы. Других вариантов просто не существует.

– У меня, кажется, упало давление и кружится голова, – призналась Эмма. – Вы не могли бы попросить Калерию Яковлевну дать мне чашечку кофе. Только попросите, чтобы она была без порции яда.

– Надеюсь, что с кофе все будет в порядке, – в тон своей собеседнице ответил Дронго и, пройдя на кухню, попросил принести чашку кофе и чашку зеленого чая. Калерия Яковлевна в знак согласия кивнула. Дронго вернулся в гостиную, сел рядом с Эммой.

– Сейчас принесут ваш кофе, – сказал он. – На всякий случай мы сначала попробуем ваш кофе, потом мой чай, а уж потом будем их пить.

– Спасибо, – кивнула Эмма. – А насчет подозреваемых вы говорили серьезно?

– Абсолютно. Здесь не так много людей, и формально я единственный чужой в вашей компании. А вы меня сюда пригласили. Значит, мы двое под особым подозрением.

– Я никого не убивала, – мрачно ответила Эмма. – Надеюсь, что вы тоже.

– В нашем случае это не аргумент. В доме никого, кроме нас, не было. И двое погибших, которых одинаковым способом отравили. Два дня назад нас было двенадцать человек. Вычтем двоих погибших. Остаются десять. Тетя Сюзанна не была здесь с нами во время второго убийства. Значит, девять. Уберем вашу племянницу Еву. Осталось восемь человек. Четверо мужчин – Герман, Берндт, Арнольд и я. И четыре женщины – Мадлен, ваша сестра Анна, Калерия Яковлевна и вы. Вот и все подозреваемые. Среди мужчин троих можно сразу убрать. Герман ни за что не стал бы убивать свою мать. Берндт был любимым зятем. Арнольд потерял свою молодую жену, которую, оказывается, очень любил. Значит, из мужчин остаюсь только я. А из женщин, конечно, нужно исключить Калерию Яковлевну, этот «божий одуванчик», которая никого и никогда не сможет убить. И тогда останутся… только три женщины. Ваша сестра, Мадлен и вы.