Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах. - Джон Робинсон

Как только христиане настроились на долгую осаду, к Балдуину III прибыл гость: княгиня Констанция Антиохийская наконец приглядела достойного жениха, и тот отправился на поле боя просить королевского благословения.

Будущее сулило счастливому избраннику княгини Рейнольду Шатильонскому запятнать свое имя самой черной славой за всю историю крестовых походов. Будучи младшим отпрыском рода, не унаследовавшим на родине ни земельных владений, ни титула, он прибыл с Людовиком VII Французским искать удачи, а когда французское войско вернулось с королем на родину, Рейнольд остался, перейдя на службу к Иерусалимскому королю. Он был в числе рыцарей, вместе с Балдуином и тамплиерами поспешивших на выручку Антиохии; видимо, тогда-то Констанция и положила на него глаз.

Против такого брака возражали многие из приближенных короля: собственного титула у Рейнольда не было, да и род его не блистал, принадлежа к числу наименее знатных. Подобный соискатель на роль князя Антиохийского уж никак не годился. Тамплиеры придерживались на сей счет иного мнения: некоторые успели познакомиться с Рейнольдом во время похода из Франции и странствия по Антиохии, и знали, что он искусный боец, всегда деятельный, всегда рвущийся в бой, да притом красивый, статный, стремительный и дерзкий. Так что они заступились за него перед своим другом Балдуином III.

Рейнольд со своим ходатайством подоспел как раз вовремя. Мысли Балдуина были целиком поглощены захватом Аскалона, и замужество его кузины Констанции, которого он добивался так долго, стало лишь досадной помехой. Горя желанием вернуться к своей главной задаче, король в конце концов благословил брак. Осчастливленный Рейнольд Шатильонский, получавший в придачу к жене куда больше богатств и власти, нежели осмеливался мечтать, торопливо поблагодарил тамплиеров за поддержку и с добрыми вестями поспешил обратно в Антиохию. На самом же деле Балдуин совершил серьезную ошибку. Снова обратившись к насущным проблемам, Балдуин приказал, чтобы осадные машины громили стены города день за днем, но втуне: пробить брешь им никак не удавалось. Египетский флот ухитрялся доставлять припасы в осажденный город, так что шансы взять защитников города измором представлялись весьма мизерными.

Спустя не один месяц после начала осады христиане построили деревянную башню, подымавшуюся выше городских стен, и, понеся тяжелые потери, сумели частично засыпать крепостной ров. Теперь стрелки видели мишени, и на крыши города обрушился поток камней и огня.

Оставить эту угрозу без внимания египтяне не могли, и однажды июльской ночью отряд воинов гарнизона сумел прорваться к башне, облить нижние венцы нефтью и поджечь ее. Башня, представлявшая собой почти полый сруб, обратилась в объятый ревущим пламенем дымоход. Как только огонь подточил ее основание, крепкий ночной ветер повалил постройку на стену, где жаркое пламя начало лизать камни, противостоявшие христианским таранам месяцами. Но, раскалившись от невыносимого жара, камни сперва начали расширяться, а после крошиться. Тамплиеры, прикомандированные к этому участку стены, с нарастающим волнением взирали, как камни начали вываливаться из стены на землю.

К утру в этом месте образовалась брешь, и Великий Магистр де Тремеле, выхватив меч, лично повел тамплиеров на город. Вот тут и произошло невероятное событие, не находящее никакого разумного объяснения. Ворвавшись в брешь с отрядом из сорока рыцарей ордена, Великий Магистр приказал остальным тамплиерам повернуться к городу спиной и оборонять брешь против всех других братьев во Христе, которые попытаются последовать в город за ними. По-видимому, ему вздумалось, что честь взятия Аскалона должна принадлежать исключительно тамплиерам – если только поверить, что он и вправду вознамерился с сорока тамплиерами одолеть тысячи хорошо вооруженных египетских солдат. К тому времени тамплиеры уже славились своей неукротимостью в бою. Увидев, как через развалины стены с воинственными воплями пробираются эти бородатые изуверы, находившиеся поблизости солдаты и граждане Аскалона бросились наутек. Однако за рыцарями никто не последовал, и мусульмане вдруг осознали, что вся армия должна разделаться с жалкой горсткой пеших рыцарей. Набросившись на тамплиеров, египетские воины за считанные минуты убили, ранили или захватили в плен всех без остатка. Тем временем остальные, вытеснив оставшихся тамплиеров из пролома, поспешно заваливали его булыжником и бревнами.

Позднее в тот же день внимание огорченного христианского войска привлекли ликующие вопли, доносившиеся со стен. Подняв головы к толпе горланящих на стене мусульман, крестоносцы один за другим увидели обнаженные тела всех сорока тамплиеров, болтавшиеся на веревках, свешенных со стен. Тамплиеры лишились не только Великого Магистра, других важных командиров, но и завоеванной с таким трудом репутации. А развешанные по стенам лишились голов, отрубленных и отправленных шиитскому халифу в Каир. Король Балдуин, потрясенный и подавленный произошедшим, созвал дворянство на совет и в присутствии Креста Господня поднял вопрос о прекращении осады Аскалона, но патриарх Иерусалимский и Великий Магистр госпитальеров яро выступали за ее продолжение. Пусть случившееся и пагубно для тамплиеров, остальному христианскому войску это никакого ущерба не причинило, тем более, что теперь два десятка христианских галер на рейде не допускали в порт египетские корабли с припасами, и было не время опускать руки. Мало-помалу их убедительные аргументы перевесили. Видя их твердую решимость взять город, Балдуин постановил продолжать осаду.

Решение оказалось правильным. Припасы у осажденных уже подходили к концу, да и семь месяцев неустанных бомбардировок не могли не сказаться. Менее месяца спустя из города пришла весть, что его жители готовы сдаться, а в обмен просят сохранить им жизнь и позволить покинуть город, забрав все имущество, какое смогут унести. Балдуин без промедления согласился на их условия. Немногие отплыли по морю, но большинство побрело пешком, без оружия, неся пожитки за спиной. Балдуин сдержал слово, без помех пропустив колонну беженцев в Египет, но единоверцы обошлись с ними куда менее любезно. Бедуинские разбойники не оставляли их в покое всю дорогу, тешась кровавой оргией и богатой добычей.

Обнаженные трупы тамплиеров сняли со стен, дабы придать христианскому погребению, и тело Великого Магистра де Тремеля в их числе. Его преемником тамплиеры избрали опытнейшего из всех, престарелого Андре де Монбара. Будучи дядей Бернара Клервоского, Андре сыграл важнейшую роль, побудив аббата к бурной деятельности в поддержку первоначального отряда бедных рыцарей. Впрочем, каким бы влиянием ни пользовался Андре, через считанные дни оно закончилось, ибо его безгрешный племянник, занедужив и впав в уныние, почил в своем Клервоском аббатстве.

Гору трофеев, добытых в Аскалоне, разделили между христианскими предводителями, а город вверили Амальрику – младшему брату Балдуина и наследнику трона.

Победа христиан произвела на эмира Муджира Дамасского такое впечатление, что он не только стал искать дружбы Иерусалимского короля, но и согласился ежегодно платить ему дань золотом. На его подданных-мусульман подобное холуйство перед христианином произвело в точности обратное впечатление, и они начали посматривать в сторону Hyp ад-Дина, находившегося в Халебе.

За содействием в предполагавшемся завоевании Дамаска Hyp ад-Дин обратился к двум братьям-курдам, служившим ему верой и правдой. Один из них – Ширкух – благодаря своему великому дару стратега поднялся в армии Hyp ад-Дина до ранга военачальника. Второй же брат – Айюб – был от природы наделен талантом к отправлению обязанностей правителя, за что и был назначен эмиром Баальбека. Малолетний сын Айюба Юсуф в те времена еще ничем себя не прославил, но ему было суждено в один прекрасный день очередного крестового похода стать героем ислама. В те грядущие дни сторонники нарекут Юсуфа «Честью Веры» или, по-арабски, Салах ад-Дин, что христиане переиначат в «Саладин».

Айюб тотчас же заслал в Дамаск тайных подстрекателей, дабы те распространяли слухи, настраивая народ против Муджира. Используя неприятие Муджиром мусульман на пользу ненавистным христианам, они подняли волну недовольства выплатой дани золотом королю Иерусалимскому. В то же самое время Hyp ад-Дин посеял в душе Муджира сомнение в лояльности приближенных. Уверовав в ложные обвинения, Муджир обрушился на них, что, вполне понятно, вызвало у них гнев.

Настроив против правителя Дамаска и чернь, и знать, Hyp ад-Дин направил послом в Дамаск Ширкуха в сопровождении военного эскорта. Побоявшись впустить Ширкуха в стены города, Муджир отослал его прочь, и Hyp ад-Дин не замедлил воспользоваться этим как формальным поводом для войны, трактуя поступок Муджира как оскорбление, и привел свое войско под стены Дамаска; но обошлось без боя. Айюб постарался на славу: ворота в Еврейский квартал открыла какая-то женщина, впустив отряд Hyp ад-Дина в город, где к нему присоединились горожане. Далее они распахнули Восточные ворота, чтобы армия Hyp ад-Дина побыстрее вошла в город. Муджир укрылся было в цитадели, но через считанные часы сдался на милость победителя. Тот сослал его в Багдад.