Шведский всадник. Парикмахер Тюрлюпэ. Маркиз Де Боливар. Рождение антихриста. Рассказы - Лео Перуц

Рыжая Лиза тихонько всплакнула. Успокоившись, она утерла слезы и прошептала:

— Прощай! Я любила тебя, как свое сердце! Иди, и пусть Бог сохранит тебя на всех твоих путях!

Вслед за ними из хижины вышли Вейланд с Брабантцем и попрощались с атаманом — подбросили свои шляпы в воздух и с криком «Виват!» разрядили в небо свои пистолеты, так что эхо прокатилось по всему лесу.

Атаман вскочил в седло, дал коню шпоры и, помахав товарищам рукой, помчался по лесной дорожке. Оставшиеся выпили по доброму глотку за его здоровье.

Через неделю Фейербаум брел с ручной тележкой по дорогам Силезии. Он спрятал свои деньги в трех лесных тайниках, наделав зарубок на деревьях, чтобы, когда понадобится, он мог легко найти их. Он ездил от деревни к деревне, от трактира к трактиру, шлялся по городам с нищенской сумой на плече. В суме этой у него были только хлеб, лук, моченые кислые яблоки, кусочек сыра да украденная из церкви прядь волос какого-то святого, которую он почитал спасительной реликвией.

И когда, глотая пыль, он тащился по дороге, мимо него пронесся всадник: обернувшись, вороватый монашек увидел шведского военного курьера в голубом мундире с латунными пуговицами, в брюках из оленьей кожи, высоких сапогах и шляпе с перьями. Фейербаум отвернул к обочине и протянул всаднику ладонь. При этом он не очень надеялся на щедрое подаяние, ибо офицеры шведской армии редко снисходили до нищих.

Но этот офицер придержал коня. По его лицу скользнула усмешка, и он бросил нищему монаху померанскую монету в полгульдена.

Фейербаум схватил серебряную монетку и поглядел в лицо всаднику. Эту недобрую усмешку, эти волчьи глаза, кустистые брови, глубокие складки у губ и вертикальную морщинку на лбу он узнал сразу: то был его бывший атаман.

— И это все, что ты дашь старому товарищу? — вскричал Фейербаум, пытаясь схватить всадника за руку. — Я тебя сразу узнал, хоть ты и отрастил усы с бородкой. А впрочем, они у тебя уже и там, в «Семи пещерах», были. А ну-ка, слезай с коня! Выпьем по глотку за старые добрые времена!

И тут же умолк — усмешка исчезла с лица атамана. Оно стало грозным и совсем не похожим на прежнее; теперь перед ним был незнакомый и весьма суровый офицер. Никогда прежде не слыханный металлический бас прогремел над его головой. Всадник говорил на ломаном немецком языке:

— Что ты хочеть, монах? Полгульден тебе мало? Уйти с дорога, а то палка получишь!

Беглый монах в испуге уставился на вдруг ставшее чужим лицо бывшего атамана и торопливо поднял руки, призывая Бога в свидетели, что он не хотел оскорбить высокородного и доблестного господина офицера и что сам не знает, как это он ошибся.

Всадник оборвал его.

— Печално! Печална ошибка! — сказал он и выругался по-шведски. — Тебя мало полгульден? Уйти с дорога, скоттина!

Беглый монах послушно свернул с дороги, закатив свою тележку в колючий бурьян. А всадник пришпорил коня и ускакал. Громкий презрительный смех напоследок долетел до ушей Фейербаума — и опять показался ему знакомым! Бродячий монах стоял, разинув рот и хлопая глазами вслед шведскому офицеру, пока тот не скрылся из виду. Затем монашек торопливо перекрестился дрожащей рукой, со страхом думая о том, что это, должно быть, нечистый дух явился ему в наказание за грехи.

Часть III

ШВЕДСКИЙ ВСАДНИК

Было немного за полдень, солнце стояло в зените на безоблачном небе, всю местность заполнила солнечная тишина, когда бывший атаман, а ныне Шведский Всадник подъехал к заброшенной мельнице.

Ни ветерка, ни птичьего свиста кругом — одни стрекозы выводили свою летучую песенку да пчелы жужжали, словно бесконечно далекий орган. В долине за лесом, в урочище плавильных печей, механических мастерских и кирпичных заводов епископа, над еловыми кронами клубился густой дым.

Шведский Всадник оглядывался по сторонам со странным чувством печали и беспокойства, словно ему вновь грозила опасность. В конце концов, тряхнув головой, он отбросил от себя навязчивую мысль о том, что его здесь могут узнать. Спешившись, он привязал коня к дереву длинной шлеёй, чтобы дать ему немного погулять, отдохнуть и подкормиться травой.

Дверь мельницкого дома была на запоре, из трубы не вилось дымка, и даже оконные ставни были наглухо закрыты. Наверное, бывший мельник, этот восставший из могилы призрак, сейчас ехал, пощелкивая кнутом, по какому-нибудь венецианскому шоссе покупать всяческие дорогие товары своему господину — епископу, — а может быть, и самому дьяволу. Да если бы он даже и спускался сейчас с холма на своей ветхой повозке, всадник бы не испугался. Кто станет бояться жалкого старикашки?!

И он улегся в луговую траву, свободно разметав по ней руки и ноги. Предавшись мечтам, он и сам не заметил, как задремал.

На память ему пришел тот день, когда он, нищий, жалкий, замерзший и голодный, пришел на эту мельницу по глубокому снегу, пробиваясь сквозь сугробы в человеческий рост, и добыл книгу-реликвию, с которой началось его счастье. Теперь-то он твердо стоит на ногах, ходит в шляпе с перьями, имеет в кармане деньги и векселя и может выдавать себя за дворянина. А воскресший мельник со своей кривой пастью, который, возможно, еще появится в его жизни, конечно же, не приходил из ада. Он вообще был не реальным, а скорее, выдуманным существом, ибо адский огонь существует только в головах попов — так объяснял ему Брабантец, объездивший все до одной страны, в которых жарят свиное сало на углях. Но что это за шум донесся вдруг до его ушей? Похоже на то, что турецкий султан штурмует Венецию. Несметное множество глоток вопило со всех сторон! Чего хотят эти люди, откуда они, что кричат? Со всех сторон низкие, высокие, глухие и пронзительные голоса кричали неизвестно кому одно и то же: — Бегите сюда! Бегите сюда!

Шведский Всадник огляделся. Где эти крикуны, чего им здесь надо? Но вблизи никого не было видно — лишь его лошадь щипала траву. Голоса тоже пропали — вокруг жужжали одни только пчелы.

Он прислонился к ограде, опустил голову на грудь и снова услышал те же голоса. Сотни разных голосов вблизи и вдали то тише, то громче взывали:

— Бегите сюда! Все сюда!

И вновь тишина.

Шведский Всадник хотел встать, но не смог. Какая-то непонятная сила держала его, одновременно поднимая над землей. Она несла его все выше и выше, а вокруг звучали все те же призывы. Так продолжалось до тех пор, пока вновь не наступила тишина.

Он парил высоко посреди облаков, а небо над ним так сияло, что глаза его не могли выносить этого света. Закрыв лицо руками, атаман разглядел сквозь пальцы трех мужчин, сидящих на трех престолах, к которым вели три ступени. Все они были одеты в подбитые мехом мантии и красные башмаки. Тот, кто сидел посередине, был ему знаком по иконам — то был святой Иоанн Богослов, апостол и канцлер небесного царства. Перед тремя престолами стоял гигантского роста ангел-херувим с обнаженным мечом в деснице, а вокруг голова к голове теснились небесные силы — человеческие фигуры в белых одеяниях. Они-то и взывали столь грозно: